Да. Нет. Не знаю - Булатова Татьяна. Страница 74
– Ну-у-у… не знаю, – вдруг усомнилась в словах сестры Аля. – Какая династия? Ты да папа.
– А дед? – привела довод Наталья Михайловна.
– Ге? – удивилась Аля.
– При чем здесь Ге? Другой дед. С папиной стороны. Он ведь тоже математик был. Известный причем.
– А ты не боишься, Наташа? – вдруг растревожилась Алечка. – Шила ведь в мешке не утаишь. Стоит только рядом сесть, как сходство начнет в глаза бросаться. Это кому скажи: ты, Ира, Валя, да еще и Лерка с Матвеем! Тут не просто династия, тут – семейный подряд. Кооператив по производству кадров.
– Уже не боюсь, – призналась Наталья Михайловна. – Афишировать, конечно, не стала, но акционеров в известность поставила. Не хотелось с обмана начинать.
– И что?
– Да ничего, – пожала плечами. – Говорят, уж больно вы, госпожа Коротич, щепетильная.
– А ты?
– А что я? Я кокетничать не стала. Всех назвала: и Иру, и Валю, и Лерку с Матвеем, а потом поручилась, что подбираю строго по профессиональным параметрам. На что мне ответили: «Чужие нам ни к чему, свои, глядишь, с бо?льшим вниманием к делу будут относиться…» В общем, не знаю я, Аля, правильно ли поступаю, но думаю, что правильно. А ты?
– Наверное, правильно, если о семье думать, но вот только что люди скажут?
– Ничего они не скажут, – отмахнулась от сестры Наталья Михайловна, наивно предполагавшая, что никому до происходящего за стенами вверенного ей вуза нет дела.
Однако людям всегда есть дело до того, что впрямую их не касается. И в них говорит не гражданская ответственность, не тревога за нецелевое распределение денежных средств, не радение за общее дело, в них говорит любопытство и банальная человеческая зависть к тем, кто преуспел. «С какой стати?!» – вопрошает завистник и ищет объяснения чужому везению. И, разумеется, находит: «Конечно, – презрительно кривит он свой рот. – Свя-а-а-ази… Де-э-э-ньги… А может, и еще кое-что-о-о-о… из числа семи смертных грехов».
Когда варианты этого «кое-что» долетали до ушей Натальи Михайловны, она суровела лицом и просила своего секретаря предоставить личное дело сотрудника, не справившегося с нахлынувшей завистью. Ознакомившись, приглашала к себе начальника отдела кадров Белоусову Ирину Михайловну, декана, заведующего кафедрой, на которой числился завистник, и ставила вопрос ребром: «быть или не быть».
– Я – за честность, – заявляла о своем отношении к происходящему Наталья Михайловна и внимательно вглядывалась в лица своих визави. А те, обласканные мудрым ректором Коротич, легко изыскивали причины, позволявшие усомниться в профессиональной компетенции несчастного злопыхателя. После двух или трех таких акций выявилась следующая закономерность: чем выше был профессионализм сотрудника, тем ниже его склонность к злословию. Сделав это открытие, Наталья Михайловна объявила войну дилетантам и очень быстро избавилась от тех, кто мешал осуществлению поставленных планов. В итоге у вверенного ей вуза сложилась репутация солидного учреждения, в котором работают профессионалы. Начали даже поговаривать о повышении зарплаты сотрудникам в связи с увеличением количества студентов. Акционеров такое положение дел вполне устраивало, а Наталья Михайловна Коротич, радевшая за вуз как за собственное дитя, единогласно была признана прекрасным руководителем, ведущим Институт управления, бизнеса и права в прекрасное будущее.
Впрочем, этому поступательному движению вперед немало способствовали и те, о ком щепетильная Наталья Михайловна заранее предупредила своих акционеров. Сестры Коротич, а по официальным документам – Белоусова и Велейко, как две капли воды напоминали великого кормчего – Наталью Михайловну, уверенно восседавшую в ректорском кресле. Не случайно их всех сотрудники вуза за глаза называли «тремя толстяками». Поэтому, когда в институте появилась Валерия Валентиновна Жбанникова, ее автоматически окрестили «наследником Тутти», четко следуя тексту знаменитой сказки Олеши. «Не хватает только куклы», – перешептывались между собой преподаватели кафедры философии и культурологии и бились об заклад, что вот-вот и она появится.
– Лерочка, – выведывали коллеги у флегматичной «наследницы трех толстяков», – признайтесь, вы ведь к нам ненадолго? Вы ведь женщина молодая… наверняка планы строите?
Валерия Валентиновна хлопала ресницами и пожимала плечами.
– А скажите, Лерочка, – снова брали ее в оборот коллеги. – А у Натальи Михайловны детки есть?
– Нет, – честно сообщала Лера.
– А у Ирины Михайловны?
– Нет.
– А у Валентины Михайловны?
– Нет, – в третий раз повторяла Лера и доставала из сумки шоколадку.
– А кто же ваша мама? – никак не могли успокоиться сотрудники, подозревая, что одна из трех толстяков приходится матерью флегматичной наследнице.
– Никто, – скучно отвечала ассистент Жбанникова, всем своим видом выказывая полное безразличие к искренней заинтересованности коллег в делах ее семьи.
Не имея возможности удовлетворить до конца свое человеческое любопытство, коллеги переглядывались и начинали допрос по второму кругу:
– А Наталья Михайловна замужем?
– Нет, – Лера по-прежнему не кривила душой.
– А Валентина Михайловна?
– Нет.
– А Ирина Михайловна?
И Лера снова собиралась произнести это свое «нет», но коллеги перестраивались на ходу и задавали следующий вопрос:
– Значит, вся надежда на вас?
Этот вопрос повергал Валерию Валентиновну в уныние. Потому что ответить на него она могла только одним-единственным образом: «Нет, нет и еще раз нет».
– Успокойся, – просила ее мать и вытирала с Лериного лица слезы, проклиная тот день, когда злосчастная бабка настроила девчонку совсем не на ту волну, рассказав ей душещипательную историю про то, как разбиваются семьи, как изменяют мужья и, наконец, как быстро старятся и уходят в мир иной пожилые люди, отчаявшиеся дождаться внуков.
– Ну, может быть, можно что-то сделать? – пытал тещу Матвей, возлагая на нее надежды как на врача.
– Не думаю, – уходила от прямого ответа на вопрос Альбина Михайловна, показавшая свою дочь самым лучшим специалистам в вопросах деторождения. И все они, отводя глаза в сторону, подтвердили ее предположение о том, что в семействе Жбанниковых пополнения не предвидится: «Если только, – дарили они микроскопическую надежду, – чуда не случится». В ожидании чуда Алечка простаивала часами в очереди к Святой Матроне. И сначала просила о рождении ребенка, а потом смирилась и стала просить для дочери крепости духовной.
– Пожалуйста, – просил Лерин муж и чуть не плакал.
– Что за тютя! – возмущалась Аурика Георгиевна, чувствовавшая свою вину перед внучкой за непреднамеренное формирование чувства неполноценности. – Они что, газет не читают и телевизор не смотрят? Даже я, дама прошлого века (так Аурика начала называть себя после того, как перевалила семидесятилетний рубеж), и то понимаю: человек – сам кузнец своего счастья.
– Мама, – останавливала ее Аля. – Какое счастье? Она не сможет родить. Это ясно, как божий день.
– Ну и что? – хорохорилась Аурика Георгиевна. – Всегда есть выход.
– Какой?! – набрасывались на нее дочери, поддерживаемые совсем выжившей из ума Полиной, которую Аурика категорически не хотела отдавать в дом престарелых, хотя сама неоднократно говаривала, что ухаживать за ней – занятие незавидное.
– Суррогатная мать! – изрекала Аурика Георгиевна и победоносно смотрела на своих детей.
– Что-о-о-о? – кричали на мать сестры.
– Суррогатная мать, – спокойно повторяла та и поправляла прическу с таким выражением лица, как будто о существовании суррогатных матерей она знала всю свою сознательную жизнь.
– Нет! – наотрез отказывалась обсуждать эту тему Альбина Михайловна, и сестры ее поддерживали, каждая со своей колокольни: безнравственно, юридически небезопасно, дорого и прочее.
– А почему? – спорила с детьми Аурика.
– А потому, – не выдерживала Наталья Михайловна.
– Это не ответ, – парировала ей Аурика Георгиевна и ссылалась, например, на опыт Сары Джессики Паркер.