Как бороться с «агентами влияния» - Бобков Филипп Денисович. Страница 18

Каким бы ни было наше отношение к Сталину сегодня, надо признать всем: на его плечи легла неимоверная по масштабам и ответственности миссия. Именно в годы его правления слабая и немощная страна превратилась в гигантское развитое государство социализма; под его руководством страна одолела фашизм, а после победы – восстановила практически все разрушенные предприятия и начала строительство нескольких сотен новых. Невозможно было бы возрождение экономики такими быстрыми темпами, если бы в массе своей советские люди не доверяли своему вождю. По оценкам американских экспертов, СССР после войны необходимо было для восстановления нормальной жизнедеятельности народного хозяйства 20 лет. Самоотверженность, подвижничество, стоицизм, трудовой энтузиазм миллионов советских людей основывались все-таки в очень большой мере на любви и уважении к своему правителю. В большинстве своем люди чувствовали и заботу власти: уже в 1947 году была отменена карточная система на продовольственные и промышленные товары. Шло ежегодное и существенное снижение цен на товары широкого потребления – хлеб, муку, масло, колбасы, водку, парфюмерию, ткани, велосипеды, часы… Всячески поддерживались передовики промышленного производства, победители соцсоревнований – они становились героями, которых знала в лицо вся страна.

Подводя итоги экономического развития СССР в послевоенные годы правления Сталина, можно отметить, что к началу 50-х годов в стране были созданы значительные сырьевые ресурсы для успешного развития народного хозяйства в будущем. Это была мощная конкурентоспособная держава. Понимая это, Сталин примерно за год до своей смерти говорил о том, что настало время, когда можно снять напряжение в экономике, снять пресс государственного давления. Он объяснял, что после того, как мы победили в войне, реконструировали народное хозяйство, создали атомную бомбу, можно рассчитывать на передышку. Что в ближайшие десятилетия войны не будет и в связи с этим можно спокойно развиваться дальше, в том числе, надо укреплять закон стоимости при социализме. Это, безусловно, рыночный закон, по сути то, от чего мы были вынуждены уйти, когда пришлось строить социализм в отдельно взятой стране, в условиях полной изоляции, при отсутствии кредитов и при угрозе войны. Теперь же Сталин, по сути, возвращался к ленинскому государственному капитализму. Сегодня, к сожалению, забыта книга Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР», которая вышла перед XIX съездом КПСС. Вот если бы Хрущев в свое время начал с этого, мы тогда жили бы по-другому.

Но начиная с 1953 года стали уходить от этого закона все дальше. Корни распада страны социализма именно там и кроются – в отступлении от пути, намеченного Сталиным. Никакие внешние силы не смогли бы ничего поделать с СССР, если бы собственная иммунная система организма была крепка… Когда организм слабеет, даже слабенькие инфекции могут, как известно, оказаться для него смертельными. «Инфекции» были далеко не слабыми – через несколько месяцев после смерти Сталина началась открытая атака холодной войны.

* * *

Смерть Сталина можно считать важнейшей «реперной точкой» в истории СССР. Это очевидно, а мне хотелось бы, в заключение этой главы книги, просто рассказать о виденном в дни похорон И. В. Сталина: только фактуру без оценок и пристрастий. Эта статья вошла в мою книгу «Последние двадцать лет», изданную в 2005 году московским издательством «Русское слово». Поскольку я писал только то, что видел, писал после многолетних раздумий, мне сегодня нечего к ней добавить. Вот она:

«В последний год жизни Сталина в министерстве государственной безопасности активно работали над созданием Главного разведывательного управления, в состав которого должны были войти основные оперативные подразделения разведки и контрразведки. К марту 1953 года оно практически было создано. Ожидалось лишь юридическое закрепление. И в это время Сталина сразила болезнь. Публикуемые о ней заявления спасения не предвещали, чувствовалось ожидание худшего и беспокойство о будущем.

5 марта близко стоявший к медицине начальник отдела В. Иванов, возвращаясь с доклада от начальника Управления, зашел в мой кабинет и сообщил нам (нас было человек пять) о том, что Иосиф Виссарионович скончался. Это было около пяти часов вечера. До официального сообщения было еще далеко.

Спустя какое-то время пошел к своему начальнику отдела в намечавшемся ГРУ полковнику Николаю Патрикееву. Он уже знал о случившемся. Вдвоем мы говорили о многом, расходиться не хотелось, о делах не думалось. В отличие от обычных дней – в кабинете тишина. Телефоны молчат, люди не заходят…

Где-то в районе полуночи раздался телефонный звонок. Звонивший высказал Патрикееву тревогу в связи с утечкой информации о кончине вождя. Ему стало известно это сообщение от московского корреспондента «Ассошиэйтед пресс». Звонок в службу охраны Колонного зала сразу же внес ясность. Уже час, как на фасаде Колонного зала и соседних домов (Госплан, гостиница «Москва») стали вывешивать траурные флаги. Так мир узнал о случившемся, хотя до официального правительственного сообщения оставалось еще несколько часов. Оно прозвучало в шесть часов утра 6 марта.

Мы же оставались вдвоем с Патрикеевым. И не зря. Около часу ночи позвонил его друг, один из руководителей Управления охраны правительства, и пригласил его в Колонный зал, где шла подготовка к установлению саркофага с телом Сталина. Утром начиналось прощание.

Патрикеев взял с собой и меня. Почти бегом добрались до Колонного зала и, войдя в него, увидели уже установленный гроб и лежащего в нем Иосифа Виссарионовича. Служители обкладывали его венками и цветами, наводили порядок в пустом зале. Людей, кроме охраны, практически в зале не было. Стояли лишь две-три изолированные группы человек по 10–15, перекидывавшиеся отдельными фразами. Ближе всех к гробу находилась группа членов Политбюро, похоже – похоронная комиссия. В центре ее был единственно рыдающий в голос Н. С. Хрущев. Рядом стояли грустно молчавшие В. М. Молотов, Г. М. Маленков, А. И. Микоян, Л. П. Берия и чуть в стороне Л. М. Каганович. Может быть, был еще кто-то, но наше внимание было приковано к почившему вождю.

О чувствах трудно писать. Побыв там около часа, мы молча вышли из зала и разошлись по домам.

Помню лишь одну фразу Патрикеева при прощании: «Жалко Хрущева, его переживаний. Он даже рыданий не может удержать, подобно грузинской плакальщице».

В последующие дни мне еще дважды была дана возможность побывать в Колонном зале, прощаясь с И. В. Сталиным, – 7 марта в составе делегации членов Парткома № 1 МГБ СССР и 8 марта с комсомольским активом госбезопасности.

В памяти сохранилось тяжелое чувство прощания и нескрываемая скорбь и слезы людей, шедших через Колонный зал непрерывным многорядным потоком.

Совершенно неожиданно 8 марта мне позвонил хороший товарищ Михаил Иванович Гришунов, начальник отдела Управления правительственной охраны, и сказал о возможности дать мне и моему другу Михаилу Борисовичу Мухину пропуска на Красную площадь, на похороны Сталина. Мне дорого это внимание до сего дня.

9 марта мы пошли на площадь и оказались на правой трибуне, третьей от Мавзолея, среди делегации из стран народной демократии. Мы, в частности, попали в окружение польской делегации. Вскоре после нашего прихода к делегации подошел сопровождаемый приветствовавшими его людьми К. К. Рокоссовский в форме маршала Польши. Это был его первый, как говорили, выход из госпиталя после ранения в Кракове, где в него стреляли террористы. Маршал был бледен, но весьма общителен, он тепло откликался на приветствия, в то время как поток желающих подойти к нему, пожать руку, сказать добрые слова не прекращался вплоть до появления на площади лафета с саркофагом покойного.

День был погожий, но холодный. Термометр показывал 12 градусов мороза, временами падал снежок, но это не мешало многим на трибунах стоять, сняв головные уборы. Особенно больно было смотреть на стоявшего на Мавзолее Ракоши. Рядом стояли Вылко Червенков, Климент Готвальд, Болеслав Берут. К сожалению, Готвальд в тот день простыл настолько, что получил воспаление легких. Спасти его не удалось, через неделю он умер.