Книга судьбы - Паринуш Сание. Страница 94

Поупиравшись, родители Ладан, видя, как я решительно настроена, все же сдались и согласились на столь долгую помолвку. Я понимала, что возражают они не из религиозных соображений, а просто потому, что хотят получить гарантии. Зато они устроили пышную помолвку, чтобы представить жениха всем членам своей немаленькой семьи. Праздник был запланирован на следующую неделю. Больше не было возможности держать все в тайне. Но как признаться Фаати, Фирузе и Садегу-аге?

Наконец я пошла к Фаати и завела разговор о судьбе, роке и произволении Аллаха. Она какое-то время послушала, потом глянула на меня с подозрением и спросила:

– Сестра, в чем дело? На что ты намекаешь?

– Ты же знаешь, я всегда мечтала однажды прийти к тебе и поговорить о Фирузе, просить ее руку для Масуда. Но это, видимо, не угодно Аллаху.

Лицо Фаати омрачилось, и она ответила:

– Я давно уже чувствовала неладное. Объясни, пожалуйста: это неугодно Аллаху или все-таки тебе?

– Как ты можешь! Я люблю Фирузе больше, чем даже Ширин. Поженить их было моим величайшим желанием, я всегда думала, что так оно и будет. Но – сама не знаю как – глупый мальчишка влюбился, сошел с ума. Он знай твердил: “Хочу ее”, и заставил меня просить ее руки. Теперь они помолвлены.

Я заметила тень Фирузе – девушка так и застыла в дверях с подносом в руках. Фаати подбежала и взяла у нее поднос. Фирузе глядела на меня, ее глаза безмолвно вопрошали: “За что?” Лицо было полно разочарования и горечи, а потом – медленно, постепенно – проступили гнев и унижение. Она развернулась и убежала в свою комнату.

– С малых ее лет ты всем говорила, что Фирузе предназначена Масуду, – попрекнула меня Фаати. – И у них всегда были прекрасные отношения. Даже не пытайся меня убедить, будто Масуду она перестала нравиться.

– Нет, конечно, он всегда ее любил и любит. Но он говорит, что это братская любовь.

Фаати рассмеялась и вышла из гостиной. Я понимала, ей есть что сказать, но она сдерживалась из уважения ко мне. Я пошла следом за ней на кухню.

– Дорогая, ты сердишься и ты, безусловно, права, – сказала я. – Я тоже с ума схожу из-за всего этого, Все, что мне пока удалось, – отсрочить эту нелепую свадьбу. Помолвка продлится год, и за это время, надеюсь, у мальчика откроются глаза.

– Что ж, он влюбился, и, вероятно, они будут жить счастливо. А ты не превращайся в злобную свекровь, которая еще до свадьбы мечтает разлучить молодых.

– Фаати, ты просто не понимаешь, – вздохнула я. – У них нет ничего общего. Если б хоть какая-то зацепка, я бы так не горевала. Ты себе представить не можешь, насколько мы с ними разные. Нет, она не плохая девушка, но не для нас. Приходи к нам и сама увидишь. Я бы хотела знать твое мнение. Может быть, я к ней несправедлива, потому что я с самого начала была против этих отношений. Но я еще сдерживаюсь, я ничего не говорю. Ширин – та наотрез отказалась даже находиться с ней в одной комнате. А если бы Масуд слышал, какие замечания она отпускает за его спиной, он бы не пожелал иметь дело ни с сестрой, ни со мной, и я бы его лишилась.

– Ну, по крайней мере в глазах Масуда она обладает какими-то достоинствами, раз он так ее возжелал, – рассудила Фаати. – И в конце концов, главное, чтобы она нравилась ему.

– Можно, я поговорю с Фирузе? – спросила я сестру. – Мне так за нее больно.

Фаати пожала плечами:

– Вряд ли она сейчас настроена на разговор.

– На худой конец, выгонит меня из комнаты. Это-то не беда.

Я тихонько постучалась, приоткрыла дверь. Фирузе лежала на кровати. Вся в слезах, прекрасные голубые глаза покраснели. Она быстро повернулась спиной ко мне, чтобы я не могла разглядеть ее лицо. Сердце заныло. Чтобы такая милая девушка так горько плакала! Я присела на край кровати, попыталась приласкать племянницу.

– Масуд тебя не стоит, – сказала я. – Помяни мое слово, он еще горько об этом пожалеет. В убытке останется только он один. Не понимаю, почему после стольких мучений и страданий Аллах не пошлет ему тихую счастливую жизнь. Я-то надеялась, ты создашь ему такую жизнь. Как жаль, что он оказался этого недостоин.

Ее тонкие плечики вздрагивали, она не отвечала. Я понимала, как это горько – любить и быть отвергнутой. Мне оставалось лишь подняться и уйти домой – усталой, потерпевшей поражение.

С нашей стороны на помолвку явились матушка, Фаати и Садег-хан, тети Масуда и госпожа Парвин. Масуд, как всегда, красавец, да еще и в элегантном костюме при галстуке, стоял возле Ладан, которая только что сделала себе прическу в салоне. Она нарядилась в кружевное платье, кружевные цветы в волосах.

– Сказочно! – скривилась Ширин. – Погляди на жениха. Прежде он говорил, что терпеть не может галстуки, они, мол, все равно что собачий ошейник. Что ж теперь? Она вот так запросто надела на него ошейник? Видели бы его сейчас коллеги из министерства!

Я старалась придать себе счастливый и взволнованный вид, но, по правде говоря, никакой радости я не чувствовала. Я все вспоминала, как мечтала о свадьбе Масуда, как воображала, что это будет один из лучших дней в моей жизни. А теперь… Ширин дулась и ныла по любому поводу. Всякий раз, когда кто-то поздравлял молодых и желал им счастья, она отворачивалась и ворчала: “Фу!” Я устала повторять ей, что это очень грубо, что ради Масуда ей следует немедленно это прекратить – она и ухом не вела. Когда семья Ладан потребовала, чтобы сестра жениха исполнила “танец с ножом” и в танце передала невесте нож для разрезания торта, Ширин отказалась, добавив:

– Терпеть не могу эти старые предрассудки.

Масуд сердито оглядывался на нас. Я не знала, что делать.

Не прошло и трех месяцев после церемонии помолвки, и Фирузе вышла замуж. Кажется, мне о ее скором замужестве сообщили в последнюю очередь. Я знала, что ухажеров у нее хватает, но не думала, что это произойдет так быстро.

– Зачем же так торопиться, дорогая моя? – сказала я ей. – Дай себе время присмотреться, выбери непредвзято человека, который тебе понравится, кто сумеет оценить такую драгоценность, как ты.

– Нет, тетушка, – с горьким смехом ответила она. – Больше я влюбляться не намерена. Я полностью доверилась родителям и просила их выбрать мне того, кого они сочтут подходящим. И Сохраб меня вполне устраивает. Он человек добрый, внимательный. Думаю, со временем я забуду прошлое и привяжусь к нему.

– Да, конечно, – сказала я. А про себя подумала: “Но то пламя в твоем сердце никогда не угаснет”. Вслух же я сказала: – Ты бы подождала год или даже меньше. Эта помолвка долго не продержится. Уже начинаются разногласия.

– Нет, тетушка. Даже если бы Масуд пришел ко мне прямо сейчас, пал к моим ногам и просил моей руки, я бы его отвергла. Что-то в моем сердце сломалось – разбился тот идол, в которого я превратила Масуда. Прежнего не вернуть.

– Ты права, и я беру свои слова обратно. Но ты себе не представляешь, как я мечтала увидеть тебя своей невесткой!

– Прошу вас, тетя: довольно! Лучше бы мне этого не слышать! Именно эти слова и сделали меня несчастной. С того дня, как глаза мои раскрылись и впервые увидели свет, я привыкла считать себя вашей невесткой, женой Масуда. А теперь я – жена, муж которой изменил ей прямо у нее на глазах, хотя на самом деле бедняга Масуд ничего дурного не сделал. У нас не было взаимных обязательств, он был вправе сам выбирать себе будущее, взять ту женщину, которую полюбил. Лишь эти ваши разговоры породили в моем сердце ложную надежду.

К счастью, Сохраб действительно оказался и добрым, и разумным, и образованным (не говоря уж о том, что красивым). Он вырос в хорошей семье, учился во Франции. Через месяц после свадьбы молодые уехали в Париж. Я провожала их вместе с Фаати и другими родственниками – с тяжелым сердцем, со слезами на глазах – и пожелала им вечного счастья.

Помолвка Ладан и Масуда не продлилась и семи месяцев. Масуд словно очнулся от глубокого сна или наваждения.