Когда придет твой черед - Серова Марина Сергеевна. Страница 11

Проснулась я оттого, что кто-то дергал ручку двери с моей стороны. Я открыла глаза и обнаружила, что прямо передо мной на капоте сидит пацаненок лет пяти в цигейковой шубе и валенках и деловито пытается свинтить «дворники». Второй деятель, на пару лет постарше, пытался открыть дверцу.

Я вышла из машины, и детишек как ветром сдуло. Я стояла на улице. Под ногами у меня кружила поземка – словно белые снеговые змеи торопились поскорее убраться из этого населенного пункта. Мне тоже здесь не нравилось, но у меня есть дело, и я не уеду, пока не выполню задание.

Время приближалось к десяти утра, но улица по-прежнему была пуста. Кое-где над крышами поднимался печной дым. Большинство строений выглядели заброшенными и нежилыми, у некоторых окна были заколочены досками крест-накрест. Я медленно шла по улице, раздумывая, в какой дом постучать и кого спросить. «Она теперь Мария Тараканова», – звучал у меня в ушах голос Нинель. Так я дошла почти до самого конца улицы, спускавшейся к Волге. Февральским утром река выглядела как заснеженная пустыня. Кое-где у берега торчали вмерзшие в лед лодки – очевидно, местные жители поленились убрать их на зиму. Предпоследний от Волги дом оказался обитаемым. Из трубы валил дым, а у колодца, стоя ко мне спиной, копошилась невысокая тощая старуха в телогрейке, пуховом платке, валенках и тренировочных штанах с лампасами.

– Бабушка! – позвала я, и старуха обернулась. Лицо у нее оказалось такое темное, будто бабка была уроженкой Зимбабве, а не деревеньки над Волгой. Седые волосы свисали, точно сантехнический лен.

– Бабушка, где мне найти Марию Тараканову?

Старуха смерила меня подозрительным взглядом:

– А на что она тебе?

Голос у бабки был сиплый, прокуренный. Старуха ловко вытянула из колодца ведро и поставила его на край.

– Мне бы с ее матерью побеседовать. С Жанной.

– Ну, я Жанна. Чего надо-то?

Позвольте! По моим подсчетам, Жанне, в прошлом носившей погоняло Стюардесса, сейчас лет тридцать шесть-тридцать восемь?!

– Вы в курсе, что Иннокентий Серебряков скончался недавно? – спросила я, все еще сомневаясь в том, кто передо мной. Но реакция собеседницы развеяла мои сомнения.

«Бабка» сдернула с головы платок, упала на колени в снег перед колодцем и широко перекрестилась. Потом повернула ко мне широкое, дубленное солнцем и ветром лицо и проговорила:

– Слава тебе, господи! Скопытился!

Глава 3

– Да вы заходите в дом, не стесняйтесь, – пригласила меня Жанна, поднимаясь с колен и отряхивая снег. – Радость-то какая!

Изумляясь причудливым извивам прихотливой женской души, я прошла в «дом» – некрашеное деревянное строение с крытыми сенями и двумя окнами, подслеповато глядящими на улицу. По сравнению с остальными зданиями в деревне этот дом выглядел бы еще ничего, вот только угол у него был закопчен пожаром, и покосившуюся стену просто-напросто подперли бревном, на чем ремонт и закончился.

– Леха, Леха, вставай! У нас гости! – войдя в дом, Жанна подскочила к лежащему на диване мужику, укрытому одеялом, и затрясла его. Но тот только замычал что-то и повернулся на другой бок. До меня донесся мощный запах перегара.

– А, ну тебя! – махнула рукой Жанна. – Все равно никакого толку от тебя, колода ты, а не мужик! Да вы присаживайтесь!

Хозяйка радушно подвинула мне шаткую на вид табуретку. Я осторожно присела, а Жанна захлопотала по хозяйству. Комната в доме была всего одна, перегороженная занавесками. Плита с газовым баллоном стояла прямо рядом с диваном, на котором спал мужчина. Стол был деревянный, накрытый клеенкой с изображением выглядывающих из ботинка котят. Все вокруг носило следы ужасающей бедности – не просто недостатка средств, а черной нищеты, какая бывает только у сильно пьющих людей.

По полу было рассыпано пшено, и прямо под ногами бродили пестрые куры. Пахло как в курятнике.

Жанна скинула телогрейку и осталась в заношенном спортивном костюме. Волосы женщины оказались не седыми, а просто белыми, только свалявшимися, как войлок. Жанна широко улыбнулась мне, демонстрируя почти полное отсутствие зубов. Не верилось, что под этой страшной маской прячется бывшая Стюардесса, криминальная красотка, подруга авторитета.

Жанна выставила на стол две помутневшие от частого использования стопки, ополовиненную бутылку с бледно-зеленой жидкостью и кокетливо нарезанный дольками соленый огурец. Разлила по стопкам самогон и подняла свою, готовясь произнести тост.

– Ну, помянем покойника, земля ему пухом. До дна, до дна и не чокаясь…

Жанна ловко опрокинула в себя стопку и тут же налила еще. Я поставила свою на стол и прикрыла ладонью. Не стану я это пить. Что-то цвет мне не нравится…

– Э… Жанна, может, сначала поговорим, а потом уже помянем?

Жанна залихватски хлопнула вторую и ответила:

– Все успеем, не боись, подруга. Да ты пей, пей, оно на полыни настояно. Экологически чистый продукт.

Мужчина на диване заворочался и сел, скинув одеяло. Волосы его, рыжие, торчали во все стороны, нос картошкой был как у Балды из мультика.

– Эй, девки! Не сметь без меня веселиться! Штрафную мне, быстро!

Подтягивая треники, мужчина сполз с дивана и перебрался за стол. Жанна игриво хлопнула его по руке:

– От тебя разве убежишь! Мигом прочухался!

Мужик выпил стопку и разом повеселел. Он с комическим изумлением уставился на меня:

– А ты кто такая? Откуда взялась? Девушка, ты моя эро… эротическая фантазия?!

Очевидно, он принадлежал к той породе неспокойных алкоголиков, кто, выпив, начинает требовать внимания окружающих и не успокоится до тех пор, пока не получит от кого-нибудь в глаз.

Леха принялся гоняться по всей комнате за черной курицей, приговаривая, что она уже старая и ей пора в лапшу.

– Жанна, у меня к вам важное дело, – сказала я, не обращая внимания на веселого Леху.

– Я же говорю – успеем все! – отрезала женщина и вдруг холодно и трезво взглянула на меня. – Погоди, не гони. Покури пока.

Я вышла во двор подышать – «ароматы» дома становились невыносимыми. Потом решила перегнать машину поближе и обнаружила, что «дворники» мне все-таки свинтили. Я поставила «Фольксваген» у забора и заперла машину. Кто их знает, местных жителей, – вдруг у них появились планы на мое транспортное средство?

Я выкурила сигарету – курить мне не хотелось, но требовалось отбить запах курятника и домашнего абсента. Вскоре ко мне вышла Жанна.

– Ну вот, теперь и потрындеть можно. Пошли в дом! – сказала женщина абсолютно трезвым голосом.

Я вернулась в помещение и обнаружила, что курносый Леха спит, по-детски обняв подушку. Куры взлетали на диван и расхаживали прямо по бесчувственному телу. На лице мужика блуждала счастливая улыбка.

– Он нам не помешает теперь, – кивнула на Леху Жанна. – Будет дрыхнуть аж до завтра. Ну, говори, какое у тебя дело. Тебя Нинелька прислала за Машенькой?

– Да, верно. Где ваша дочь?

– Сейчас, не торопись. – Жанна теребила в руках посудное полотенце с символом позапрошлого года – улыбающейся змеей. – Расскажи, как он умер, а?

Стюардесса подняла на меня взгляд, полный такой ненависти, что я невольно вздрогнула. Пусть эта ненависть относилась не ко мне, но все же…

– Иннокентий Серебряков праздновал свой день рождения в ресторане. Там у него произошел сердечный приступ. Вот так все и случилось.

Лицо Жанны дрогнуло от разочарования. Думаю, она испытала бы наибольшее удовольствие, если бы Серебряк заживо сгорел в машине.

– Вы до сих пор его так ненавидите? – спросила я, сама не знаю зачем.

– Ага, – кивнула Жанна. – Вы знаете, что он со мной сделал?

– В общих чертах, – осторожно ответила я.

– Он мне всю жизнь поломал. Я была целка-пионерка, а он меня втянул в свои преступные дела. Я села, а он стал «уважаемым предпринимателем»! – Стюардесса передразнила кого-то – очевидно, телеведущего местного ТВ. – Денежки жертвовал на сироток, на детские дома. В родном селе – в Рыбушках – храм отгрохал, соревнования по боксу проводил. А родная дочка, кровиночка, в тюрьме родилась, в бедности росла…