Лицей послушных жен (сборник) - Роздобудько Ирэн Виталиевна. Страница 38

– А о чем?

– О том, что мне эта квартирантка не нравится. Какое такое будущее она планирует? Ты слышал о такой науке?! И кстати, не хотела тебе говорить, но Верка бегает к ней в комнату! Чему она ее учит?! По-моему, надо в милицию заявить. Отдадим ей джинсы и кассеты – пусть подавится! – и напишем заявление. Пускай проверят, кто она такая!

Подобная перспектива меня совсем не устраивала.

Откуда силы взялись – я решительно встала, натянула джинсы и уже довольно грязный топ, расчесалась, сделала на лице боевую раскраску. Резко распахнула дверь и вошла в кухню с серьезным деловым видом. Они притихли, как дети.

– Доброе утро, – сказала я. – Спасибо за заботу. У меня сегодня и завтра важное заседание. Наверное, опять останусь в институте. Надеюсь, потерпите еще несколько дней?

Я строго улыбнулась, и они смутились, напряженно гадая, слышала я их разговор или нет. Растянули губы в принужденных ответных улыбках.

– Живите… – произнесла она, не глядя мне в глаза. – Но скоро мы уезжаем в отпуск, так что сами понимаете…

– Да, конечно! Я вас не задержу. Мне осталось три дня.

Я махнула рукой и пошла к выходу.

Они смотрели мне в спину и молчали.

Видимо, не сегодня-завтра придется отвечать, кто я такая и какими делами занимаюсь. И тут уже джинсами и кассетами не откупишься!

Я вышла во двор с тем же ощущением, с каким каждый день убегала из дома Ника. Почувствовала облегчение и то, что принадлежу только самой себе.

Наплывами вставали передо мной картины, которые я еще не могла соединить в одно целое.

…Вот нас семеро. Семь девочек, которые сидят на скамейке неподалеку от арки и щелкают семечки, пересказывая – каждая по-своему – какой-то индийский фильм про любовь. Говорят о том, откуда берутся дети и как надо целоваться, чтобы не попадать носом в нос, потому что это выглядит смешно. О том, как хорошо было бы вырасти и выйти замуж за индийца, имеющего слонов и живущего во дворце.

Точно так оно и было!

Я вспомнила, как мы громко обсуждали эти темы, болтая ногами и загребая ими пыль вперемешку с кучей черно-белых скорлупок.

Незнакомца мы увидели сразу, как только он появился в тени арки, ведущей в наш двор. Он был одет в длинный черный плащ и шляпу с широкими полями, из-под которых ветер выдергивал длинные седые волосы. Незнакомец шел, внимательно рассматривая нас. И улыбался.

Мы сильнее заболтали грязными пятками, с интересом поглядывая на прохожего. После просмотра индийского фильма каждый незнакомец казался нам романтичным и таинственным пришельцем из другого – большого! – мира. Каждый нес за плечами шлейф приключений.

Когда он приблизился, мы захихикали. Нам хотелось, чтобы он скорее прошел, тогда мы смогли бы дать волю своим фантазиям, выдвинуть версии насчет его жизни, посоревноваться в наблюдательности, обсудить его одежду и прическу. Но незнакомец остановился напротив скамейки и начал разглядывать нас так же, как мы разглядывали его.

Мы смутились. Перестали болтать ногами и выплевывать скорлупки. Я даже проглотила одну…

Он прошел вдоль нашего ряда, как вдоль овощного прилавка. Как будто товар выбирал – вот помидор, вот арбуз, вот лимон.

Скользнул таким взглядом по Марине, Соне, Гале, Светке, Ольке, Павлине…

Остановился передо мной и начал раскачиваться на пятках взад-вперед, с усмешкой наблюдая, как я давлюсь скорлупками, чтобы не сплюнуть их ему под ноги.

– Жаль… – наконец произнес он тихо.

Так тихо, что его могла слышать только я, и то – прислушиваясь. Я знала, что общаться с незнакомцами – плохо и опасно, но все-таки напрягла слух, потому что от него хорошо пахло и голос у него был вовсе не такой старый, как его волосы…

– Жаль… – снова произнес он.

В этот момент птицы с шумом взлетели с дерева, а я даже подскочила на скамейке – настолько интересно было услышать, о чем он жалеет, чтобы потом рассказать подругам.

А он пробормотал что-то тревожное и непонятное.

– Парочку веков назад за тебя сражались бы лучшие рыцари мира, отдавая за один твой взгляд все свое богатство, – сказал он. – А теперь ты сама будешь зарабатывать на жизнь в поте лица своего, не понимая, насколько богата. Ведь ты не похожа на других. Что за несправедливость?! Но тебе воздастся. За эти синие огни, которыми ты сверкаешь, останавливая корабли… Я бы украл тебя, но слишком стар для приключений. Никогда ничего не бойся. И – ищи своих.

Он быстрым движением положил руку на мою голову, потрепал по макушке и пошел дальше, покачивая головой, словно продолжал говорить сам с собой.

Я не знала, что делать, как себя вести, и выплюнула целую кучу семечек себе под ноги. И помчалась домой, чтобы избежать расспросов замерших от любопытства девочек.

Я чувствовала, как во мне что-то изменилось, и не могла понять, что именно. Взрослый незнакомый мужчина говорил со мной, и каждое слово было похоже на прикосновение, которым он мастерски перебрал все мои внутренности, оставив их светиться сквозь тело, как будто я стала прозрачным морским светляком.

С тех пор я начала следить за собой, словно во мне действительно поселился другой человек – наблюдатель и летописец моей «непохожести».

Сначала я тщательно исследовала, не ошибаюсь ли, осторожно расспрашивая подруг о том, чувствуют ли они то же, что и я.

С удивлением, которое вскоре прошло, я узнавала, что никто из них…

…не видит карту мира на коре старых деревьев,

…не слышит музыку, когда долго лежит навзничь, глядя в небо (собственно, никто из моих подруг так и не делал),

…не разговаривает с водой,

…не ищет среди опавших веток волшебную палочку,

…не нанизывает спелые вишни на нитку перед тем, как их съесть, держа высоко над собой, чтобы видеть, как от них исходит красное сияние,

…не пьет росу с листьев лилии,

…не здоровается с дождем,

…не обмазывает белой глиной ноги, изображая, что это – волшебные сапоги,

…не рассматривает свои пальцы на ноге, которые (если долго смотреть!) напоминают отдельное существо,

…не чувствует бешеной непрерывной дрожи внутри, когда ходит по краю моря,

и – приступов счастья, которое пронизывает тебя горячими лучами даже тогда, когда на улице идет дождь…

Вырасти и выйти замуж – вот две цели, которые были у моих подруг: Марины, Сони, Гали, Светки, Ольки, Павлины…

«Зачем?» – спрашивала я, и они отвечали: «Чтобы надевать нарядные платья на праздники, идти по улице рядом с мужем, готовить ужин и каждый год находить на огороде младенцев».

А потом?

Потом сидеть на немецкой тахте перед телевизором, потом умереть. Как все…

Я прислушивалась к себе – первым слоем у меня тоже шла такая картинка: я иду по улице в новом кримпленовом платье, готовлю ужин и нахожу малыша под раскидистыми листьями капусты.

Но сквозь эту картинку, как сквозь молочный туман, таявший с каждым днем моей жизни, виделось другое: моря и океаны, верхушки гор, извилистые тропки, впадающие, как маленькие ручейки, в реки дорог, а потом – в трассы, по которым мчатся машины в незнакомые большие города. Я сто раз представляла, как сажусь с этим седым незнакомцем на корабль и передо мной открывается другой мир.

А еще, признаюсь, я часто думала о смерти. Вернее, о том, что будет, если я умру прямо завтра? Тогда не будет ни морей, ни далеких городов, ни гор с извилистыми тропками. Ничего не будет. Даже цветного платья, в котором я буду ходить по улицам. Но, думала я, если моя жизнь – всего лишь хождение по улицам неизвестно с кем и обработка капустных грядок – и больше ничего, то какая разница, когда я умру, завтра или через пятьдесят лет?

Одним словом, с тех пор я начала мучиться неизвестно от чего.

Мне хотелось всего – и сразу. Я шла на реку и во все горло распевала одной мне понятные фуги, на которые реагировали только толстые утки, а потом падала в траву и наблюдала, как спешат домой муравьи…

Я торопилась впитать и запечатлеть в себе тот маленький мир, в котором жила, – и там, внутри, сделать его большим и значительным, пока еще есть время.