История загробного мира - Ивик Олег. Страница 38

География, растительный и животный мир и обычаи населения Страны Женщин описаны в ирландских сагах достаточно детально, и на них можно было бы остановиться подробнее, но у авторов данной книги существуют очень веские сомнения по поводу того, является ли эта страна частью загробного мира. Большинство исследователей склоняется к этой мысли, поскольку острова лежат за пределами известного людям мира, попасть туда удается лишь после долгих испытаний, иногда – лишь в специальной стеклянной ладье, и люди там живут «без скорби, без печали, без смерти». Но известный литературовед, исследователь древнеирландских текстов А.А. Смирнов, полагает, что считать эти блаженные края обиталищем умерших нет никаких оснований. Все герои, достигшие замечательных островов, попали туда при жизни, и никто из них ни словом не упоминает, что встретил там своих покойных друзей или родственников. Коренное население островов, то есть сами женщины, – это явно сиды, кельтские божества. Что же касается переселенцев, обретших здесь вечную жизнь, то, поскольку они предварительно не умирают, назвать их существование «загробным» можно лишь с очень большой натяжкой. А.А. Смирнов допускает, что кто-то из погибших в бою был унесен в Страну Женщин богиней войны (известно, что она уносит героев «с собой», хотя и не ясно, куда именно). Но он считает, что при всех условиях «эта страна – удел лишь избранных (подобно Елисейским полям эллинов), но отнюдь не местопребывание умерших вообще».

Тем не менее кельты с древних времен имели свой загробный мир, куда удалялись именно умершие, и, как бы он ни соотносился с Островами Женщин, достаточно массовое переселение туда описано еще Юлием Цезарем в его «Записках о Галльской войне». Великий полководец пишет: «Похороны у галлов, сравнительно с их образом жизни, великолепны и связаны с большими расходами. Всё, что, по их мнению, было мило покойнику при жизни, они бросают в огонь, даже и животных; и еще незадолго до нашего времени при соблюдении всех похоронных обрядов сжигались вместе с покойником его рабы и клиенты, если он их действительно любил».

Веком позже другой римлянин, Валерий Максим, писал о галлах: «Рассказывают, что они одалживают друг другу суммы, которые будут выплачены в другом мире, настолько они убеждены, что души людей бессмертны». По свидетельству Диодора Сицилийского, во время похорон некоторые галлы бросали в погребальный костер письма, адресованные ранее умершим, в надежде, что покойный доставит их по назначению. Кстати, обычай передавать с оказией письма на тот свет, несмотря на христианизацию кельтов, дожил в Ирландии до наших дней и зафиксирован в двадцатом веке известным современным исследователем кельтской культуры Гельмутом Биркханом.

Имеются достоверные сведения, что в «мире ином» кельты существуют не в качестве бесплотных душ, а вполне материально: их души получают новые тела. Об этом писал Марк Анней Лукан в поэме «Фарсалия»:

Причем некоторые кельты, не утруждая себя путешествием за новым телом в «мир иной», получали таковое тело в привычном для них мире живых. Диодор Сицилийский писал о кельтах следующее: «У них пользуется влиянием учение Пифагора, согласно которому души людей бессмертны и некоторое время спустя они живут снова, поскольку душа их входит в другое тело». Не вполне понятно, как могли древние жители Галлии и Британии познакомиться с учением Пифагора до нашествия римлян. Александрийский историк Ипполит приводит мнение о том, что их учителем стал некто Замолксис, раб Пифагора, но эти сведения трудно счесть достоверными.

Массового характера перерождение душу кельтов не носило – к нему прибегали в том случае, если человек (или бог) не успевал завершить свои земные дела. При этом умирать было не обязательно, достаточно было превратиться в зародыш, который мог попасть в чрево будущей матери либо обычным путем, либо с питьем.

Известна история некоей Этайн, которую злобная соперница превратила в лужу воды. Однако Этайн не растерялась и возродилась сначала в виде червяка, а потом в виде красной мухи. «Была эта муха не меньше головы воина, и не сыскать было прекрасней ее на всем свете». Соперница потерпела сокрушительное поражение, ибо ее неверный муж Мидир, из-за которого, собственно, и началось соперничество женщин, полюбил муху так, что «уж не мог полюбить ни одну женщину», а когда она улетала, «не было ему отрады ни в еде, ни в питье, ни в славной музыке». Но коварная волшебница не сдавалась и насылала на бедное насекомое новые и новые напасти. В конце концов Этайн потеряла влекущий облик мухи и в виде крохотного зародыша упала в чашу, стоявшую перед супругой героя Этара. Женщина проглотила питье, а с ним и свою будущую дочь, которая не только родилась снова в виде прекрасной девушки, но и получила прежнее имя. Что же касается злобной соперницы, то один из любивших муху мужчин отрубил ей голову и ее дальнейшая судьба не известна.

В эпическом цикле саг, посвященных Кухулину, рассказывается, как бог Луг, пожелавший получить человеческое тело и воплотиться в величайшего героя, «создал женщину, мучавшуюся родами… и принял облик мальчика, который там родился». Однако ребенок умер на рукаху своей кормилицы и приемной матери, царской сестры Дехтире. Тогда Луг предпринял вторую попытку. Он явился Дехтире во сне и сказал: «…я снова вернулся, проникнув в твое тело в виде маленького зверька, который был в питье». Но и вторая попытка не удалась: дело закончилось выкидышем, и лишь на третий раз родился Кухулин, который «всех превосходил.. в подвигах быстротой и ловкостью».

Таким образом, следует признать, что судьба кельтских душ была весьма неоднозначна, а смерти предусмотрительный кельт мог и вовсе избегнуть, если вовремя отправлялся в плавание в Страну Женщин или же попадал в питье к какой-нибудь достойной особе.

Еще одно загробное царство жителей Северной Европы, о котором сохранилась достаточно подробная информация, – это Манала, или Туонела; туда отправлялись после смерти финны и карелы. Манала лежит на крайнем севере, ее точная локализация остается неясной, но известно, что по крайней мере в древности она граничила с Похъёлой, которую, как правило, помещают на территории нынешней Лапландии.

Похъёла была миром потусторонним, и ее иногда отождествляют с карело-финским загробным миром, но, с точки зрения авторов настоящей книги, это не совсем так. Похъёла (она же – Сариола), при всей своей потусторонности, судя по эпосу «Калевала», населена была людьми вполне живыми. Конечно, хозяйка Похъёлы, старая Лоухи, – существо не самое симпатичное и даже в значительной мере злокозненное: она похищает солнце и месяц, ворует огонь из очагов Калевалы и посылает жениха своей дочери на опасные подвиги. Но все это еще не основание для того, чтобы считать ее мертвой. Лоухи живет с мужем и детьми, ведет обширное хозяйство, печет хлеб и, как любая живая женщина, жалуется на то, что не справляется с домашней работой. Она озабочена тем, как выдать замуж дочку, а дочь в этом вопросе ничем не отличается от жительницы обычного мира: боится, чтобы ее не выдали за старика, и выбирает молодого кузнеца Ильмаринена, после чего в Похъёле начинаются приготовления к веселой свадьбе. Лоухи, забыв на время о своих кознях, варит пиво, собственноручно готовит кушанья, ищет музыканта, «чтобы петь он мог прилично», и, наконец, приказывает созывать на свадьбу все население и потустороннего и реального миров, особо позаботившись о транспорте для слепых и хромоногих. Единственным человеком, которого Лоухи обошла приглашением, был некто Ахти, «горячий забияка», который, по словам хозяйки, «бед наделает на пире, осмеет девиц невинных». Жители Похъёлы и Калевалы дружно гуляли на свадьбе, никаких пограничных проблем, равно как и проблем с возвращением в обычный мир, у гостей не возникло.