Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе - Рождественский Роберт Иванович. Страница 109

Акулы острова Горе?

Здесь хорошо.
Здесь даже в январе
вода —
          приятная до удивленья…
А остров называется Горе?.
Горе?.
(Прошу не путать ударенья.)
Когда-то, —
если книга не лгала, —
у жителей Горе?
(Горе?.
Не горе)
из всех профессий
                         главною была
одна профессия:
работорговля.
На финише растерянной земли —
в цепях и плачах,
                       голоде и вони —
живой товар
грузили в корабли.
А ослабевших
                   сталкивали в волны…
И начинался
                 звездный час
                                  акул!
Обеденный.
Невозмутимый.
Адский.
Их пиршество.
                    Их время.
                                 Их разгул —
воистину —
бездонно-океанский!
Был праведен охотничий азарт,
когда ему эпоха потакала!..
Все это было двести лет назад.
У острова Горе?.
Вблизи Дакара…
Давно работорговли
                           в мире
                                    нет.
У океана —
вид уютной шкуры…
Но вдумайтесь:
и через двести лет, —
тревожа память
                    целых двести лет,
не умирая
             эти двести лет,
сюда —
из всех морей! —
плывут
акулы!
Как будто в самом деле —
                                   поклялись!
Штурмуют островок стада акульи.
Глаза акул
              сквозь голубую слизь
мерцают,
словно в темноте —
                           окурки.
И никакой ученый не постиг,
зачем акулам
                 вечная поверка…
Вы скажете:
«Наверное, инстинкт…»
А вдруг —
              надеются
                          на человека?
А если,
приходя сюда опять,
они упрямо и угрюмо верят,
что время
может повернуться вспять
и снова
          человечинкой
                            повеет!..
Акулы приплывают на заре.
Скользя вблизи.
Маячат в отдаленье…
А остров называется Горе?.
Горе?.
(Не надо путать
                     ударенья.)

Трещинка

Речка Тахо,
               речка Тахо под Толедо…
Над зеленою водой
бормочет птаха.
Желтоватая долина —
                              как тарелка.
Трещинкой на дне долины —
речка Тахо.
А Толедо – как нахмуренное чудо.
Как далекий отзвук
                          рыцарского гимна.
Тусклым золотом
блестит его кольчуга…
Я не слушаю начитанного гида.
Голос гида для меня звучит нелепо.
Почему-то мне глядеть на город
                                           больно.
Слишком долго я шагал к тебе,
                                          Толедо!
Исполняются желанья
слишком поздно…
Память снова подымается из праха.
Вновь клянутся пацаны
                               у школьной карты.
Крепок
долгий сон
               бойцов интербригады…
Ты —
как трещинка на сердце —
речка Тахо.

Гитара Гарсиа Лорки

А одна струна —
                       тетива,
зазвеневшая из темноты.
Вместо стрел в колчане —
                                   слова,
А когда захочу —
                       цветы.
А вторая струна —
                         река.
Я дотрагиваюсь до нее.
Я дотрагиваюсь слегка.
И смеется
             детство мое.
Есть и третья струна —
                                змея.
Не отдергивайте руки:
это просто придумал я —
пусть
       боятся мои враги.
А четвертая
                в небе живет.
А четвертая
                схожа с зарей.
Это – радуга,
                   что плывет
над моею бедной землей.
Вместе пятой струны —
лоза.
Поскорее друзей зови!
Начинать без вина нельзя
ни мелодии,
                ни любви.
А была и еще одна,
очень трепетная струна.
Но ее —
           такие дела —
злая пуля
оборвала.

Прилет

Словно вынырнул,
                        вышел из чрева Земли.
Или падал в пропасть.
И не разбился.
Настроение —
                    словно тебя спасли.
Состояние —
                  будто впервые влюбился.
Все чуть-чуть расплывчато.
Чуть смещено.
Самолет по бетону катится долго.
А тебе невесомо.
Тебе смешно.
Ты твердишь оглушенно:
                                  «Вот мы и дома!..
Вот и все…»
Самолет замедляет бег.
«Вот и все…»
А сердце
            прожгло рубашку…
Настоящий лес.
                     Настоящий снег.
И автобусик
с дверцами нараспашку.
А еще воробьи.
                    А еще закат.
И морозец.
И не было расставаний…
Стюардесса
               воркует на трех языках.
Стюардесса просит,
                          чтоб мы не вставали.
Мы смеемся.
Светло гудит голова.
Даже лужи
              блестят водою живою…
И зачем-то
              написано слово
                                   «Москва».
Будто это
может быть
не Москвою.