Криминальный пасьянс - Овчаренко Александр. Страница 9

Клим выразительно посмотрел на Клишевского: поведение «пехотинца» было явным нарушением заведённых авторитетом правил. Клещ это понял и приступил к допросу:

– Объявили всеобщую амнистию? Нет? Тебя приняли в пионеры! Опять не угадал? Тогда что ты здесь стоишь и сопли жуёшь?

– Чалый! – проглотив стоявший в горле комок и переведя дыхание, ответил Жбан.

– Что Чалый? – предчувствуя нехорошее, переспросил Клим.

– Чалый накрылся!

Глава 5

Если бы Борису Исааковичу полгода назад кто-то сказал, что он, находясь в международном розыске, полетит в Россию с целью реализации очень крупного и перспективного коммерческого проекта, он рассмеялся бы этому фантазёру в лицо. После того, как он открыто стал оппонировать существующему в России режиму, дорога на российский рынок ему была заказана. Борис Исаакович искренне об этом сожалел, потому что он, как никто другой, понимал огромную выгоду от ведения бизнеса именно в России. При существующем российском законодательстве Березуцкий научился делать деньги чуть не из воздуха, и поражался лености и недальновидности властей, ввергнувших страну в экономическую катастрофу.

Попирая ногами огромные богатства, российские власти унизительно клянчили у МВФ [6] очередной транш, чтобы хоть как-то накормить страну. О возрождении экономики речи не шло. Огромная страна уподобилась нищему скрипачу, который с утра до ночи за гроши играл в подземном переходе, не осознавая, что в его руках находилась скрипка Страдивари.

Вспоминая об этом, Борис Исаакович потирал от удовольствия руки. Ах, что за прекрасное время наступило тогда для творчески мыслящих людей! Ни в одной стране мира нельзя за пару-тройку лет стать долларовым миллиардером. Нигде, кроме как в России. Судьба дала ему шанс, и он этот шанс не упустил. Борис Исаакович обладал неуёмной натурой, и спокойно почивать на лаврах было не в его характере.

Обожая сложные многоходовые комбинации, Борис Исаакович не скупился на громкие заявления в прессе о необходимости смены существующего в России «преступного режима». В то же время он одновременно продолжал искать малейшую возможность наведения теневых контактов с той самой «преступной властью». Для этого Борис Исаакович вызвал в Лондон и на короткое время приблизил к себе бывшего офицера ФСБ Литовченко, которому определил роль эмиссара.

– Я понимаю, что нынешние власти не могут публично прижать меня к широкой груди и прилюдно облобызать, да я этого и не требую. Пусть всё остаётся, как есть: я буду продолжать играть роль политического изгнанника, а российские мужи, власть предержащие, делать вид, что страстно добиваются моей экстрадиции. Тем самым мы все сохраним лицо в этой непростой ситуации, – напутствовал Березуцкий Литовченко. – В качестве компенсации я предлагаю часть вывезенных мною на Запад средств негласно пустить в оборот российской экономики на взаимоприемлемых для всех условиях. Деньги не должны лежать в чужих банках, деньги должны работать! Я, конечно, мог бы обойтись и без согласия властей, но рано или поздно ушлые ребята из спецслужб выяснят, что я пытаюсь прорваться на российский рынок через подставные фирмы, и обеспечат мне головную боль. А оно мне надо? Так что постарайтесь довести до сведенья моих оппонентов, что я ностальгией не страдаю, и слёзы на глазах при упоминании о русских берёзках не наворачиваются, но я был и остаюсь русским патриотом и, несмотря на сложившуюся политическую конъюнктуру, хочу помочь своей далёкой Родине.

Литовченко отбыл в Москву, где немедленно связался с бывшим коллегой, который теперь являлся народным избранником и заседал в Государственной Думе. Бывший коллега неохотно пошёл на контакт с опальным Литовченко, и встречу назначил через несколько дней, после негласных консультаций с заинтересованными лицами. Через три дня Литовченко, сидя в модном кафе за чашкой чая, устно передал пожелания опального олигарха.

Литовченко ожидал, что российские власти обеими руками ухватятся за предложение Бориса Исааковича, но вялая реакция бывшего коллеги привела его в растерянность.

Старый товарищ что-то промямлил про непростое время, нежелание властей рисковать перед предстоящими выборами, и ушёл, не заплатив по счету.

Литовченко несколько раз пытался связаться с ним, но слуга народа каждый раз под благовидным предлогом уклонялся от встречи. Так, не солоно хлебавши, Литовченко вернулся к своему новому хозяину на берега туманного Альбиона.

– Видимо, я работаю не в том формате! – сказал сам себе опальный олигарх, выслушав эмоциональный рассказ вернувшегося из России эмиссара.

Следующую попытку Березуцкий предпринял через месяц в Чечне, куда прилетел под видом подданного государства Израиль Лазаря Белевича.

Борис Исаакович понимал, что сильно рисковал, но рассчитывал на то, что российские власти не решатся пойти на обострение с президентом Чеченской республики, гостем которого он являлся. Всё прошло, как он планировал: спецслужбы сделали вид, что поверили в «легенду» о визите в Чечню коммерсанта Белевича, президент разрушенной гражданской войной маленькой, но гордой горной республики его предложение об оказании финансовой помощи в восстановлении Грозного принял с радостью, а пожелания на негласное сотрудничество с российскими властями на этот раз были услышаны.

По возвращению в Лондон, Борис Исаакович повторно отправил Литовченко в Москву на встречу с его бывшим коллегой. Теперь старый боевой товарищ от встречи не уклонялся, теперь он сам искал возможность переговорить с Литовченко. Судя по сильно изменившемуся поведению народного депутата, кое-кто в Кремле всерьёз воспринял предложение беглого олигарха о «плодотворном сотрудничестве».

Борис Исаакович уже предвкушал триумфальное (пускай пока и тайное) возвращение на российский рынок, как неожиданно всё испортил жадный Литовченко, которому надоела приставка «бывший» – бывший майор, бывший подданный, бывший глашатай свободы в стенах самого закрытого в стране учреждения. Оказавшись на чужбине, он явно рассчитывал на большее. Непосредственная близость к «выдающемуся российскому политику в изгнании» и участие в выполнении его «специальных» поручений, дарило ему обманчивую надежду на пожизненное безбедное существование.

Борис Исаакович в услугах бывшего офицера спецслужбы больше не нуждался, поэтому, расплатившись, постарался от него дистанцироваться. Литовченко это очень не понравилось, и он старательно, но неумело подогревая интерес к своей персоне, стал делать в прессе двусмысленные заявления, обещая со дня на день представить разоблачительные документы. Кого собирался разоблачать бывший майор и бывший любимчик капризной фортуны, было неясно, но Березуцкий впервые за годы вынужденной эмиграции почувствовал себя неуютно. С Литовченко надо было что-то делать.

Пока Борис Исаакович раздумывал, какой сделать ответный ход, Литовченко преподнёс очередной сюрприз – он умер. Причём умер так, как мечтал жить – в свете софитов и под прицелом объективов многочисленных фотокамер. Результаты судебно-медицинской экспертизы шокировали: Литовченко умер от отравления редким радиоактивным элементом, полонием.

«Шакалы пера» ликовали: это было не вульгарное самоубийство, и не пьяная драка с поножовщиной, Литовченко умер, как и положено секретному агенту – красиво и необычно! Здесь чувствовалась рука профессионала.

В прессе поднялся большой шум, и Борису Исааковичу через третьих лиц дали понять, что разочарованы его поведением и аннулируют прежние договорённости.

Березуцкий неоднократно делал в прессе заявления, что не причастен ни к смерти Литовченко, ни к «полониевому скандалу». ФСБ тоже открещивалось от смерти своего бывшего сотрудника, и, как ни странно, Березуцкий им верил. Ни одна спецслужба не взялась бы устранять неугодную им персону таким экстравагантным методом. Профессионалы на службе у государства всё бы сделали тихо и аккуратно: обычный сердечный приступ, или, на крайний случай, автомобильная катастрофа.