Сплошной разврат - Малышева Анна Жановна. Страница 43

— А нам-то что? — пожал плечами Майонез. — Всех можно выгнать, да и надо бы. Развели бездельников. Политику твою я бы точно закрыл. Да и экономику. Народу это все не интересно, народу политика надоела. А вот без криминальной хроники ни одна газета жить не может. Так что мы не волнуемся. А как твой туберкулез?

— Нормально. — Я подумала немножко и добавила: — Прогрессирует.

— Ага. — Майонез кивнул и опять углубился в работу.

— Пойдешь со мной в буфет? — спросил меня Сева, закрыв телефонную трубку рукой.

Я пожала плечами.

— Пойдем, — попросил Сева. — Ты будешь меня утешать. А то в последнее время я испытываю тяжкие моральные страдания.

— Ну, пойдем, — согласилась я. — Все равно мне делать нечего.

— Рыбка моя, — зажурчал Сева своей девушке, — прости, но начальство меня требует. Перезвоню позже. Кстати (это уже мне), говорят, ваш отдел политики закрывают.

— Не верь, — отмахнулась я, — такого быть не может никогда.

— У нас — может. Ты вот все время где-то бродишь, от коллектива отдалилась, а все к тому идет. Серебряный орет, что народ — быдло, но нам тем не менее надо быть ближе к народу. А политика, как справедливо и мудро заметил Александр Иванович, — Сева поклонился Майонезу, — это удел яйцеголовых. Пошли? Ой, я совсем забыл — тебе звонило лохнесское чудовище, срочно просило с ним связаться.

— Кто?

— Дуня Квадратная. — Сева широко расставил ноги и уставился на меня исподлобья, изображая бедную Дуню.

— И ты молчишь! — заорала я. — Что ж ты мне сразу не сказал! Не иду я с тобой в буфет, как-нибудь в другой раз.

…Дуня взяла трубку сразу и очень обрадовалась.

— Как хорошо, что ты позвонила, — сказала она. — Нам надо повидаться. Видишь ли, мне кажется, я знаю, кто убил Григорчук.

— Кто?

— Приезжай ко мне, ладно? Я сижу дома и, честно говоря, боюсь высунуться. Потому что о том, что я знаю, еще кое-кто знает. Приедешь?

Что за вопрос?! Я пулей выскочила из редакции и через полчаса звонила в дверь Дуниной квартиры.

— Кто там? — спросила Дуня испуганно.

— В «глазок» посмотри, — посоветовала я.

— Ты одна? — Дуня не торопилась открывать.

— Конечно, одна.

Послышалось лязганье ключей, щеколд и, судя по звуку, цепочек.

— Заходи, — сказала Дуня шепотом и, как только я протиснулась в чуть приоткрытую дверь, тут же начала запирать ее на все имеющиеся замки.

— Кого ты так боишься? — спросила я нарочито бодрым и беспечным тоном, потому что Дунино пугливое настроение отчасти передалось и мне.

— Если бы я знала! — Она еще раз посмотрела в «глазок» и потащила меня на кухню. — Понимаешь, по всему выходит, что следующей жертвой буду я!

— С чего бы?

— С того, что мы с Григорчук в последнее время копали под одних и тех же. Я собираюсь опубликовать свое расследование, и тут же выходит «Секс-мода», где их Резвушкина пишет про ту же персону. И так три раза подряд. Три! Кто-то из тех, на кого мы собирали компромат, убрал ее, а теперь моя очередь. Я тебе еще не все рассказала. В тот вечер, сразу после убийства, я поехала к Григорчук. Залезла в квартиру…

— Как?

— Обыкновенно, открыла дверь ключами. — Дуня посмотрела на меня с жалостью, в том смысле, что «учись, салага».

— А зачем? И откуда у тебя ключи?

— Ключи я выкрала у нее давно. А к ней поехала, чтобы выяснить, что я ей сделала плохого и для чего она решила меня уничтожить.

— Она — тебя? — Не помутился ли у Дуни рассудок от страха, подумала я.

— Я же тебе говорила, — раздраженно сказала Дуня, — что Григорчук в последнее время устраивала мне страшные неприятности. Спрашивается: зачем? Вот я и поехала. А там кто-то был.

— Мало ли, — отмахнулась я, — гости или родственники.

— В темноте? Свет в квартире не горел, я вошла, а в передней кто-то ходит и дышит.

— Ну, раз ходит, то, уж конечно, дышит, — согласилась я. — Живой, значит.

— Зато я чуть не сдохла от страха! И вот скажи мне, — потребовала Дуня, — что он там делал? И кто это был?

— Я-то откуда знаю?

— Зато я знаю! — с пафосом воскликнула Дуня. — Это был убийца! Он пришел за документами. И ко мне придет.

Я задумалась. В принципе все логично, особенно если иметь в виду род Дуниной деятельности. Она портила жизнь влиятельным людям, и наивно было бы рассчитывать на то, что они вечно будут сидеть с поджатыми хвостиками и покорными лицами.

Нормальный человек немедленно предложил бы Дуне спрятаться, уехать, затаиться, но меня безнадежно испортило сотрудничество с убойным отделом МУРа и лично с капитаном Коноваловым. И первое, что пришло мне в голову: если Дуня права в своих опасениях, значит, из нее может получиться восхитительная подсадная утка. Но попробуйте сказать такое испуганному человеку.

— Знаешь… — я замялась, — ты же не сможешь прятаться всю жизнь. Может, тебе, наоборот, начать крутиться среди людей. Под охраной, разумеется.

Потом мы два часа толкались вокруг и около, Дуня на разные лады пересказывала мне таинственную историю своей заочной конкурентной борьбы с Резвушкиной, я охала и ахала, но план мы в итоге составили неплохой. Васе мы решили пока ничего не говорить, чтобы он по простоте душевной и по кондовости своей милицейской натуры не испортил чего-нибудь. К тому же Вася запросто мог запретить мне рисковать, он любил изображать из себя отца родного — заботливого и трепетного. Дуня слегка успокоилась, трястись перестала и, как она сама сказала, начала припоминать, что она не овца дрожащая, а суровая мстительница переходного посттоталитарного периода.

До МУРа я добралась только вечером. Капитан Коновалов и лейтенант Зосимов играли в шахматы. Точнее, играли они в шашки, но шахматными фигурами. Леонид говорил, что подобная конспирация необходима для репутации убойного отдела: зайдет человек из соседнего подразделения и подумает — вот какие умные опера собрались в отделе по расследованию убийств.

Вася окинул меня ледяным взглядом и, переставляя ладью, сухо поинтересовался:

— Ты одна? Без адвоката?

— Вась, а что мне было делать? Трошкин навязал мне своего адвоката, я пыталась тебя предупредить, разговаривала вот с этим, — я ткнула пальцем в Леонида, — намекала ему всячески.

— Было дело, — подтвердил Леонид. — Я, правда, решил, что ты так шутишь, потому и товарищу капитану ничего не сказал. Извини, Санечка, был не прав, проявил не свойственную мне тупость.

Вася, все еще изображая оскорбленную невинность, кивнул мне на стул: садись, докладывай. Ну и на том спасибо.

Глава 15

ОЛЬГА

Алешин появился дома только вечером в понедельник. Он позвонил жене в субботу и сказал, что по причине происшедшего убийства вынужден задержаться в пансионате «Роща» до утра понедельника, откуда он сразу, не заезжая домой, отправится на работу.

Алешин приехал в одиннадцатом часу, и Филипп уже спал. Дверь была не заперта. Ольга возилась на кухне и почему-то не вышла встретить его в переднюю. Зато доберманиха Фрося прыгала чуть ли не до потолка и радостно визжала.

— Але, жена, — крикнул он, снимая пальто, — я уже здесь!

— Слышу, — отозвалась Ольга, и Алешину показалось, что голос у жены странный.

— Что-то случилось? — спросил он, входя в кухню.

— Как прошел семинар? — Ольга бросила на мужа беглый взгляд и отвернулась к плите, на которой что-то жарилось.

— Кроваво. — Алешин сел к столу и устало закрыл глаза. — Знаешь, мне что-то и есть не хочется.

— А ты близко знал эту женщину? — спросила Ольга.

— Какую?

— Которую убили.

— Нет, не близко. Она — любовница Трошкина, я тебе говорил.

— Вот как? — Ольга повернулась к мужу и принялась его внимательно разглядывать.

— А что? — Алешин заволновался. — Почему ты на меня так смотришь? Я точно помню, что говорил тебе. Или нет?

— Говорил, — кивнула Ольга. — Интересные у вас там отношения.

— Почему? И где — там? — Алешин предполагал совсем другую реакцию Ольги на убийство, он ждал вопросов о том, как все случилось и как кого допрашивали, но не такого отстраненно-неприязненного тона.