Кто посеял ветер - Нойхаус Heлe. Страница 23

– Это первое, что я сделал. Всё на месте.

– Будем надеяться, что это так. – Радемахер выглядел озабоченным.

– Для беспокойства нет никаких оснований, – заверил его Тейссен, но его слова прозвучали не очень убедительно.

С самого начала Штефан ломал голову над тем, что мог искать взломщик. Неужели он хотел всего лишь положить хомяка на его стол? Зачем? Однажды он где-то прочитал, что мафиози в Америке предостерегают свидетелей, готовых дать показания против них, присылая им мертвую канарейку или рыбу, но в данном случае это не имело никакого смысла.

– Время, когда это могло представлять опасность, уже прошло, – сказал он более уверенным тоном. – В четверг мы должны начать вырубку леса на участке, отведенном под строительство, дабы уложиться в установленные сроки, и ничто этому не может помешать. К осени парк будет готов.

Раздался стук, дверь приоткрылась, и в проеме показалась голова секретарши.

– Пришли два сотрудника уголовной полиции, – сказала она.

Этого еще не хватало! Тейссен взглянул на наручные часы. Через два часа он должен был присутствовать на торжественном мероприятии по случаю открытия экономического клуба Переднего Таунуса в отеле «Кемпински» в Фалькенштайне.

Радемахер вопросительно смотрел на своего шефа.

– Наверное, тебе следует сказать им правду о Гроссмане, прежде чем они узнают ее сами, – сказал он.

– Ни в коем случае, – отрезал Тейссен. – Я рад, что этот кошмар закончился.

До слуха Фрауке, занимавшейся очисткой рабочего стола, донесся звон колокольчика на входной двери магазина. Она вытерла руки полотенцем и прошла в помещение магазина. На пороге стояла стайка гомонивших школьниц лет четырнадцати-пятнадцати. Одна из них, длинноногая газель с густо накрашенными глазами, попросила Фрауке помочь ей выбрать щетку для собаки.

– Какая у тебя собака? – осведомилась Фрауке.

– Мы привезли ее с Ибицы. У нее очень чувствительная кожа.

Фрауке продемонстрировала несколько разных моделей и была немало удивлена тем, насколько критично девушка рассматривала каждую щетку. По всей видимости, она действительно любила свою собаку.

– Эй, ты! Я все видела! – раздался вдруг голос Ники. Фрауке обернулась. Остальные девушки выбежали из магазина, «газель» последовала за ними.

– Что такое?.. – пробормотала Фрауке, ничего не понимая.

– Эта маленькая стерва стянула тенниску, – сказала Ника с гримасой ярости на лице.

Спустя секунду они уже исчезли. Фрауке покачала головой, осознав, что стала жертвой довольно неуклюжего отвлекающего маневра. В последние пару недель кражи в магазине участились. Особой популярностью у воров пользовались тенниски определенной марки и конская упряжь.

Фрауке поспешила вслед за Никой на улицу и заперла дверь магазина. Ее комплекция не оставляла ей ни малейшего шанса догнать воровку. Пробежав всего несколько метров, она начала задыхаться. Тем временем Ника уже резво мчалась по круто поднимавшейся вверх улице. На углу, где начиналась пешеходная зона, она настигла девушек.

В школе закончились занятия. Группы школьников шли по пешеходной зоне в направлении автобусной станции. Ника вцепилась в темноволосую девушку с розовым рюкзаком на спине. Ее подруги громко завопили, и двое подростков, которые, очевидно, были заодно с ними, приблизились к Нике сзади. Один из них обхватил ее обеими руками, и девушки бросились наутек. И тут на глазах Фрауке разыгралась совершенно невероятная сцена. В течение доли секунды Ника освободилась от объятий. С грацией тигрицы она совершила пируэт, подросток взмыл в воздух и всей своей массой плюхнулся на асфальт. Второй бросился на Нику и тут же разделил печальную судьбу своего приятеля. Потрясенные девушки во все глаза смотрели на Нику.

– Если ты отдашь мне то, что стащила, я не стану звать полицию, – донесся до Фрауке голос Ники.

Воровка безропотно открыла свой рюкзак, достала сложенную тенниску и с выражением упрямства на лице швырнула ее под ноги Нике. Подростки с трудом поднялись на ноги и, хромая, растворились в толпе зевак.

– Подними, – произнесла Ника властным тоном.

Фрауке с изумлением увидела, как девушка наклонилась и подняла украденную майку. Ника была спокойна и невозмутима. Несмотря на старомодное платье, серую вязаную кофту и поношенные гимнастические тапочки, она излучала силу и внушала невольное уважение, чего прежде Фрауке за ней никогда не замечала. Девушка протянула тенниску Нике.

– Спасибо. А теперь исчезните. И чтобы больше никто из вас не появлялся в нашем магазине, иначе я заявлю в полицию.

Сороки-воровки втянули головы в плечи и сочли за лучшее поскорее смешаться с толпой. Фрауке не могла вымолвить ни слова. Если бы она не видела все собственными глазами, ни за что не поверила бы, что тихая, хрупкая Ника может без труда справиться с двумя юнцами.

Но та, похоже, не желала говорить о своем подвиге. Она молча прошла мимо нее и двинулась по Кирхштрассе. Фрауке пришлось семенить трусцой, чтобы поспевать за ней.

– Как ловко ты с ними расправилась! – восхитилась она. – Где ты научилась карате?

– Джиу-джитсу, – поправила ее Ника.

– Вот это да! Никогда не подумала бы, что ты способна на такое! – сказала Фрауке, задыхаясь от быстрой ходьбы. – Когда я расскажу Рики, она…

Ника остановилась так внезапно, что Фрауке едва не натолкнулась на нее.

– Я не хочу, чтобы ты рассказывала что-либо Рики, – бросила она ей без тени улыбки на лице. – Обещаешь мне?

– Да, но это было… – начала было Фрауке смущенно.

– Ты обещаешь мне? – повторила Ника, и на этот раз в ее голосе послышались угрожающие нотки.

– Ладно, хорошо, – испуганно пробормотала Фрауке. – Обещаю.

– Я надеюсь на тебя.

Ника тронулась с места. Фрауке осталась стоять, провожая ее недоуменным взглядом и наблюдая за тем, как она пересекла улицу и скрылась в магазине.

– У нас есть подозрение, что за шуткой с хомяком стоит один наш бывший сотрудник, – сказал доктор Штефан Тейссен.

– Шуткой? – Пия недоуменно подняла брови. – Подвергать себя такому риску ради шутки?

Боденштайн предоставил Пии право вести беседу с руководителями «ВиндПро», а сам, оставаясь на заднем плане, изучал этих двух мужчин. Тейссен производил впечатление уверенного в себе, выдержанного человека. Он, как и его коллега, не проявлял ни малейших признаков нервозности, которая овладевает большинством людей при общении с сотрудниками уголовной полиции. Наметанным взглядом Оливер оценил облачение Тейссена – стильный костюм, добротная рубашка, модный галстук, туфли ручной работы. Все это стоило немалых денег. Очевидно, Тейссен придавал своему внешнему виду большое значение.

– И кого же вы подозреваете? – спросила его Пия.

– Этого человека зовут Янис Теодоракис. Он работал у нас, – ответил Тейссен.

– Вот как! – В голосе Пии прозвучало удивление. – Теодоракис. Тот самый, из общественного инициативного комитета. Я видела вчера его интервью по телевизору. Он высказывал серьезные упреки в адрес вашей фирмы и отнюдь не был похож на шутника.

Тейссен и Радемахер переглянулись.

– Все эти заявления – злостная клевета, – сказал Радемахер. – Девять месяцев назад мы расстались с Теодоракисом, и теперь он мстит нам, не брезгуя никакими средствами. Мы подадим на него в суд.

Он был несколькими годами старше Тейссена, что-то около пятидесяти пяти. Его лицо с обвисшими щеками не выражало никаких чувств, сквозь редкие светлые волосы просвечивала розоватая кожа черепа. По части уверенности в себе Радемахер не уступал Тейссену, но был не столь высокомерен. Во время разговора под полоской густых усов у него обнажались неровные, желтоватые зубы. Его мятый костюм источал запах табачного дыма. Боденштайн подошел к серванту, на котором стояли фотографии в рамках. Ветротурбины, улыбающиеся мужчины в костюмах на строительной площадке. Семейные снимки. Представительный папа, красивая мама, трое детей. Светловолосый юноша с серьезным лицом, в костюме с бабочкой и со скрипкой в руках. Две улыбающиеся девушки на лыжах посреди заснеженного поля. Папа и мама на фоне заходящего солнца в горах.