Кто посеял ветер - Нойхаус Heлe. Страница 44

– Фридерике Францен, – едва слышно произнесла женщина. – Я тоже проживаю на Айхенштрассе, 26 в Шнайдхайне. Родилась 11 августа 1967 года.

– Пожалуйста, говорите немного громче, – сказала Пия с раздражением. – 1957-го?

– Шестьдесят седьмого. – Госпожа Францен обиженно взглянула на Пию глазами, обведенным кругами туши «Маскара», и задрала нос.

– Итак, не будем тянуть время, господин Теодоракис, – начал Боденштайн. – Уже почти полночь, и мне хочется домой. Мы подозреваем вас в том, что в ночь с 8 на 9 мая вы проникли в здание фирмы «ВиндПро».

– Прошу прощения? – Теодоракис с недоумением смотрел на него. Он был бледен, но спокоен.

– У вас имеется ключ от здания.

– Да, и что? Зачем мне нужно проникать в здание «ВиндПро»?

– С вашего позволения, вопросы здесь задаю я, – отрезал Боденштайн. – Где вы находились в ночь с 8 на 9 мая между 1.00 и 4.00 утра? И где вы провели вчерашнюю ночь после того, как покинули «Кроне» в Эльхальтене?

– Почему вас это интересует? – опять спросил Теодоракис.

– Я спрашиваю, вы отвечаете, – напомнил ему Боденштайн. – Мне нужны краткие, точные ответы. Пожалуйста.

Некоторое время Теодоракис молчал.

– Вчера вечером я ездил к своим родителям, – произнес он в конце концов, и ни от Боденштайна, ни от Пии не ускользнул удивленный взгляд, брошенный госпожой Францен на ее спутника. Стало быть, у Яниса имелись тайны и от нее. Очень интересно.

– Ну да. А зачем вы к ним ездили?

– Мой отец страдает болезнями Альцгеймера и Паркинсона. Несколько дней назад ему назначили новое лекарство, которое он не переносит. Вчера вечером отец набросился на мою мать, приняв ее за вражеского солдата. Она позвонила мне и умоляла приехать.

– Почему же ты мне не сказал об этом? – спросила его уязвленная подруга.

– Тебя никогда не интересовали мои родители, – ответил он, не глядя на нее. – Около одиннадцати я приехал в Бюттельборн. Мой отец сидел в подвале на полу, весь окровавленный, и плакал от страха, как маленький ребенок. Это было ужасно. Я понял, что ничем не смогу ему помочь, и вызвал «Скорую помощь». Они приехали спустя полчаса и забрали его в Ридштадт, в психиатрическую больницу. Мы с матерью тоже поехали туда, разговаривали с врачом, и потом я еще отвез ее домой. Около половины четвертого вернулся к себе.

Было не похоже, что он выдумал эту историю в последний момент. Тем более ее достоверность можно было легко проверить, опросив врача «Скорой помощи» и персонал больницы.

– А где вы находились в ночь с пятницы на субботу?

– Он был дома, – сказала госпожа Францен, поскольку ее друг промедлил с ответом. – Всю ночь!

– Это не совсем так, – Янис Теодоракис вздохнул и провел рукой по темным локонам. – Я опять ездил к матери. Она теперь одна управляет рестораном, а в тот вечер у нее уволились сразу два человека, и ей самой пришлось работать на кухне. Поэтому я стоял вместо нее за стойкой и обслуживал посетителей. Я делаю это довольно часто с тех пор, как отец потерял трудоспособность.

Пия пристально взглянула на Фридерике Францен. И об этом она, по всей видимости, не знала. Но почему она так старается обеспечить алиби своему другу?

– Когда вы уехали в Бюттельборн и когда вернулись? – спросил Боденштайн.

– Около половины девятого я был в ресторане, и к трем вернулся домой.

– А вы? – обратилась Пия к госпоже Францен.

– Кто? Я? – озадаченно переспросила та.

– Ну да. Вы сказали, что ваш друг всю ночь провел дома. Возможно, вы сами отсутствовали, раз не заметили, что он вернулся только в три часа.

– Я рано легла, поскольку едва держалась на ногах, – сказала госпожа Францен. – И еще некоторое время смотрела телевизор. Когда я проснулась, Янис лежал рядом со мной.

– Что шло по телевизору?

Она провела ногтем большого пальца по нижней губе. Темно-красный лак плохо сочетался с цветом кожи ее натруженных рук.

– Что-то о преступлении по третьему каналу. Я время от времени переключала каналы.

Боденштайн и Пия обменялись взглядом.

– Хорошо, – произнес Оливер с холодной улыбкой. – Спасибо. На этом закончим. Я хотел бы попросить вас завтра утром прибыть в комиссариат в Хофхайме, чтобы мы могли запротоколировать ваши показания.

Он протянул Янису свою визитную карточку. Теодоракис и его подруга, выглядевшие до этого испуганными, явно испытали облегчение. Чего они опасались? И почему?

Пия взяла их документы, поднялась и открыла дверцу микроавтобуса, сдвинув ее в сторону.

– Да, господин Теодоракис, вы не хотите написать заявление на господина Тейссена по поводу происшествия на парковочной площадке? – спросила она. – Мы можем обеспечить вам защиту.

Янис сделал вид, будто пытается понять, о чем идет речь, не замечая вопросительного взгляда своей подруги. Очевидно, он ничего не рассказал ей и о нападении Тейссена, ставшем причиной перелома его носа.

– Нет-нет, – небрежно отмахнулся он. – В этом нет необходимости.

– Как вам угодно. – Пия пожала плечами. – Я не настаиваю, а лишь предлагаю.

– Спасибо, очень любезно с вашей стороны. Но, как я уже сказал, в этом нет необходимости.

Теодоракис и его подруга вылезли из автомобиля. Пия посмотрела им вслед. Даже сейчас не было ни объятий, ни утешений. Они шли рядом, не касаясь друг друга.

– Парень немного заносчив, – заметил Боденштайн. – Не правда ли?

– Слишком заносчив. Вообще эта парочка производит странное впечатление. – Пия покачала головой. – Она совершенно ничего не знает о нем.

– Во всяком случае, о своих родителях он ей не рассказывает. – Оливер задвинул за собой дверцу микроавтобуса. – Завтра мы проверим все его алиби. Я почти уверен, что они подтвердятся.

– И это означает: придется все начинать сначала, – вздохнула Пия. – Черт возьми. Он был идеальным подозреваемым.

По дороге от «Макдоналдса» в Валлау до комиссариата Боденштайн съел двенадцать чикен макнаггетсов, два бигмака, большую порцию картофеля фри и выпил большой стакан «колы». Ему было немного не по себе, его мучили угрызения совести, но он, по крайней мере, вновь обрел способность ясно мыслить.

– Если бы они не начали швырять помидоры и яйца, дело не приняло бы такой оборот, – заявила Пия, которая за всю дорогу не произнесла ни слова. – Думаю, этот хаос был устроен умышленно.

Она включила мигалку и свернула на парковочную площадку регионального управления уголовной полиции.

– И кем же? – Боденштайн засунул пустые упаковки в бумажный пакет.

– В первую очередь мне на ум приходит Теодоракис. Но в этом нет никакого смысла.

– Все началось, когда бургомистр решил покинуть зал.

– Нет, раньше, – возразила Пия и остановилась возле своего внедорожника. – Вскоре после того, как Теодоракис обвинил бургомистра и Тейссена в том, что они являются алчными лжецами.

Она взглянула на Боденштайна.

– Наверное, без беспорядков в любом случае не обошлось бы. Но о том, что произойдет подобное, никто не мог и подумать.

– Пожалуйста, не надо больше об этом. – Лицо шефа исказила гримаса, как будто у него вдруг заболел зуб. – Я как раз пытаюсь забыть обо всем.

– С помощью десяти тысяч калорий, не так ли? – На лице Пии появилась озорная улыбка.

– С утра я опять на диете.

Пия решила не развивать эту тему.

– Кто мог быть заинтересован в этом? – размышляла она вслух. – Только не члены общественного инициативного комитета.

– Тейссен, – предположил Боденштайн. – Дабы в поднявшейся суматохе у него была возможность выкрасть листы с подписями. Без них начальник окружного управления вряд ли прислушается к требованиям членов комитета.

– У них наверняка имеются копии.

– Не думаю.

Пия достала из внутреннего кармана куртки пачку сигарет, закурила и немного опустила стекло окна.

– Это все-таки служебный автомобиль, – напомнил коллеге Боденштайн.

– Все равно. Утром куплю ароматическую палочку. – Она протянула Оливеру пачку, и он вытащил сигарету. Некоторое время они сидели и молча курили.