Мятежник - Корнуэлл Бернард. Страница 23
- Но...
- Работа проповедника, - оборвал его Траслоу. - Ропер! Лестницу.
Ропер спустил в яму самодельную лестницу, и Старбак, вздрагивая от боли в ладонях, поднялся по ее грубым перекладинам.
- У тебя есть с собой твоя книга? - спросил Траслоу, последовав за Старбаком вверх по лестнице.
- Книга?
- У всех проповедников есть книги. Неважно, дома есть одна. Ропер! Хочешь проехаться к дому Декеров? Скажи Салли и Роберту, чтобы быстро ехали сюда. Возьми его лошадь. Как тебя зовут, мистер?
- Старбак, Натаниэль Старбак.
Очевидно, это имя ничего не значило для Траслоу.
- Возьми кобылу мистера Старбака, - приказал он Роперу, - и скажи Салли, я не приму в ответ "нет".
Все эти инструкции Траслоу бросил через плечо, пока шел к своему бревенчатому дому. Собака стремглав отпрыгнула, когда мимо прошагал хозяин, а потом легла, злобно уставившись на Старбака и громко зарычала.
- Ты не возражаешь, если я возьму твою лошадь? - спросил Ропер. - Не волнуйся, я ее знаю. Я раньше работал на мистера Фалконера, Я знаю его кобылу, Покахонтас, это ведь она?
Старбак взмахнул усталой рукой в знак согласия.
- Кто такая Салли?
- Дочь Траслоу, - Ропер хихикнул, отвязывая поводья кобылы и поправляя седло.
- Дикая штучка, но ты знаешь, как о женщинах говорят. Они из гнезда дьявола, а юная Салли завлечет в капкан несколько душ, пока ей не надоест. Она сейчас здесь не живет. Когда ее мать умирала, она сбежала к миссус Декер, которая не выносит Траслоу.
Казалось, Ропера веселит этот людской клубок. Он вскочил в седло Покахонтас.
- Я отбываю, мистер Траслоу! - крикнул он в сторону хижины.
- Давай, Ропер! Поезжай! - Траслоу появился из дома с огромной библией в руках, у нее отсутствовала половина обложки и был надорван корешок. - Держи, мистер, - он сунул ветхую библию Старбаку, а потом склонился над бочкой с водой, вылив на голову горсть воды. Он попытался пригладить грязные спутанные волосы, придав им хоть какое-то подобие порядка, затем натянул лоснящуюся шляпу обратно и сделал жест Старбаку.
- Пошли, мистер.
Старбак последовал за Траслоу по поляне. В теплом вечернем воздухе жужжали мухи. Старбак засунул библию под мышку, чтобы избавить от нее израненные ладони, и попытался разъяснить Траслоу это недоразумение.
- Я не рукоположен, мистер Траслоу.
- Что означает не рукоположен? - Траслоу остановился на краю поляны, расстегивая грязные джинсы. Он уставился на Старбака, очевидно, ожидая ответа, а потом начал мочиться. - Это отгоняет оленей подальше от урожая, - объяснил он. - Так что означает "не рукоположен"?
- Это значит, что меня нельзя назначить пастором.
- Но ты же выучил эту книгу?
- Да, большую ее часть.
- И можешь быть рукоположен?
Старбака в тот же миг охватило чувство вины из-за мадемуазель Доминик Демарест.
- Я вообще не уверен, что я хочу стать священником.
- Но можешь им стать? - настаивал Траслоу.
- Полагаю, что да.
- Тогда ты мне подходишь. Пошли.
Он застегнул штаны и сделал Старбаку знак подойти к деревьям, где на ухоженном клочке травы под покрытым яркими красными цветами деревом находилась одинокая могила.
Могила была отмечена широким куском дерева, воткнутым в землю и содержащим единственное слово: "Эмили". Она выглядела довольно свежей, ее усыпанный опавшими лепестками холмик еще не порос травой.
- Она была моей женой, - сказал Траслоу удивительно слабым, почти робким голосом.
- Сожалею.
- Умерла на Рождество, - Траслоу моргнул, и внезапно Старбак ощутил волну печали, которая исходила от этого низкорослого и упорного человека, такую же горькую, сильную и непомерную, как и более привычные волны насилия, которые он излучал.
Казалось, что Траслоу потерял дар речи, будто в мире больше не было слов, чтобы выразить то, что он чувствует.
- Эмили была хорошей женой, - наконец произнес он, - и я был ей хорошим мужем. Она сделала меня таким. Хорошая женщина может сделать таким и мужчину. Она могла сделать мужчину хорошим.
- Она была больна? - неловко поинтересовался Старбак.
Траслоу кивнул. Он снял свою засаленную шляпу, неуклюже сжимая ее в сильных руках.
- Кровоизлияние в мозг. Это не было легкой смертью.
- Сожалею, - не к месту заявил Старбак.
- Один человек мог ее спасти. Янки, - Траслоу произнес последнее слово с едкой ненавистью, заставив Старбака поежиться. - Модный доктор с севера. Он посещал родственников в долине в день благодарения, - он мотнул головой на запад, показывая на долину Шенандоа, лежащую за горами.
- Доктор Дэнсон рассказал мне о нем, сказал, что он делает чудеса, и я помчался туда и умолял его приехать и осмотреть мою Эмили. Ее нельзя было передвигать, видишь ли. Я умолял его на коленях.
Траслоу замолчал, вспоминая свое унижение, а потом встряхнул головой.
- Этот человек отказался сдвинуться с места. Сказал, что он ничего не может сделать, но правда была в том, что он не хотел пошевелить своей толстой задницей и сесть на лошадь в такой дождь. Они выгнали меня из своего дома.
Старбак никогда не слыхал, чтобы кого-нибудь излечили от кровоизлияния в мозг, и подозревал, что доктор-янки прекрасно понимал - что бы он не предпринял, это будет лишь потерей времени, но как кто-либо мог убедить в этом человека вроде Томаса Траслоу?
- Она умерла на Рождество, - тихо продолжал Траслоу. - Тогда здесь всё завалило снегом, как покрывалом. Мы остались лишь вдвоем, девчонка сбежала, будь она проклята.
- Салли?
- Черт, именно, - Траслоу теперь вытянулся по струнке, с руками, неуклюже прижатыми к груди, как если бы изображал положение в гробу своей возлюбленной Эмили.
- Мы с Эмили не были обвенчаны должным образом, - признался он Старбаку. - Она сбежала со мной за год до того, как я стал солдатом. Мне было всего шестнадцать, а ей ни днем больше, но она уже была замужем. Мы поступили неправильно и оба это знали, но вроде как не могли ничего с собой поделать.
В его глазах выступили слезы, и Старбак внезапно почувствовал, что рад узнать, что этот грубый человек когда-то повел себя так же глупо, как и Старбак не так давно.
- Я любил ее, - продолжал Траслоу, - вот в чем правда, хотя пастор Митчелл не повенчал нас, потому что сказал, что мы грешники.
- Уверен, он не имел права вас судить, - серьезно сказал Старбак.
- Думаю, имел. Его работа в том и заключается, чтобы нас судить. Для чего ж еще нужен проповедник, как не учить нас правильно себя вести? Я не жалуюсь, но Господь наказал нас, мистер Старбак. Только один наш ребенок выжил, и она разбила наши сердца, а теперь Эмили умерла, и я остался один. Бог не шутит, мистер Старбак.
Внезапно и совершенно неожиданно Старбак ощутил невероятный прилив сочувствия к этому неуклюжему и твердому человеку с непростым характером, стоящему в неловкой позе возле могилы, которую, должно быть, выкопал своими руками.
Или, может быть, ему помогал Ропер, или один из других беглецов, что жили в этой высокой долине вдали от взоров судей и сборщиков налогов, заразивших своим присутствием низменности. И к тому же в Рождество. Старбак представил, как он, прихрамывая, тащит тело по снегу и бросает его в холодную могилу.
- Мы не были обвенчаны должным образом, и ее не похоронили должным образом, ни один Божий человек не навестил ее, и я хочу, чтобы ты именно это для нее и сделал. Скажешь нужные слова, мистер Старбак. Скажи их для Эмили, потому что если ты произнесешь нужные слова, Господь заберет ее к себе.
- Уверен, так он и сделает, - в этот момент Старбак чувствовал себя на редкость неловко.
- Так скажи их, - теперь в голосе Томаса Траслоу не слышались никакие ноты насилия, лишь ужасная уязвимость.
На маленькой поляне воцарилась тишина. На землю легли длинные вечерние тени. "Боже милостивый, - думал Старбак, - но я же недостоин, совсем недостоин. Господь не услышит меня, грешника, но разве не все мы грешники?"