Великий Ганди. Праведник власти - Владимирский Александр Владимирович. Страница 19

Ганди, как и Тилак, опирался на народ. Но он опасался потерять на каком-то этапе борьбы контроль за массами и стремился любой ценой удержать протест в его мирных формах, тогда как Тилак не отвергал и насильственные методы борьбы. Ганди преследовал кошмар братоубийственной резни толпы, вышедшей из повиновения вождям, массовых убийств, хаоса и разрушений. Это могло бы быть лишь на руку колониальной администрации, которые антибританские выступления индийцев неоднократно с успехом превращали во внутренний межобщинный конфликт.

Между прочим, на первых порах в Индийском национальном конгрессе Ганди поручили собирать средства для Фонда свараджа имени Тилака, чем он занимался весьма успешно, а также написать новый устав. И именно благодаря разработанному Ганди уставу конгресс из аморфной ассоциации превратился в хорошо структурированную организацию с четко построенной властной вертикалью, дееспособными исполнительными органами, широкой массовой базой, с множеством местных и региональных комитетов. Ганди признавался: «Я горжусь этим уставом… Взвалив на себя такую ответственность, я по-настоящему начал свою политическую деятельность в Индийском национальном конгрессе». Теперь ИНК перестал быть организацией крупной буржуазии, среднего класса и интеллигенции. В его ряды стали массово вливаться крестьяне и рабочие, появилась возможность работать с этими наиболее многочисленными классами индийского общества.

Новые лидеры конгресса, происходившие из зажиточных крестьян, следуя примеру Ганди, демонстрировали стойкость и религиозное самопожертвование, что привлекало к ним симпатии масс. По словам Дж. Неру, «Ганди как будто околдовал все эти классы, группы людей, увлек за собой и соединил в одну пеструю толпу, которая боролась за одну и ту же цель».

По очень точному определению советского историка А. В. Горева, «Ганди — богослов по натуре и политик по необходимости». Религиозная и политическая составляющая в его натуре были неразрывны. Можно сказать, что он был религиозным политиком и политическим религиозным философом одновременно.

Ганди признавался: «Если бы я был уверен, что найду Бога в пещере в Гималаях, я немедленно отправился бы туда. Но я знаю, что его нет нигде, кроме сердца человеческого».

Тилак утверждал, что в политике все дозволено. Для Ганди подобный принцип, которым руководствовались и вожди большевиков в России, был категорически неприемлем. В отличие от Тилака, он готов был пожертвовать освобождением родины, лишь бы не допустить насилия и кровопролития. Политическая практика Ганди — это использование исключительно ненасильственных средств для достижения главной цели — освобождения Индии от иностранного гнета. И эта практика, как мы увидим, оказалась чрезвычайно эффективной. Но залогом успеха, безусловно, была способность Ганди увлечь за собой массы.

К моменту возвращения Ганди обстановка в Индии казалась довольно мрачной. Как вспоминал Джавахарлал Неру, «люди в нашей стране были сломлены, и неумолимая, неизбывная эксплуатация усиливала нашу нищету, подрывала жизненные силы. Мы были обломками нации. Но что мы могли сделать, чтобы повернуть вспять этот разрушительный процесс? Мы чувствовали себя беззащитными в когтях всемогущего чудовища; наши мышцы были парализованы, умы пребывали в оцепенении».

Именно Ганди оказался тем демиургом, который сумел собрать из осколков целую индийскую нацию и мобилизовать ее на борьбу против колониального гнета. Наверное, из философов он был самым успешным политиком, поставившим свое философское учение на службу конкретным политическим целям. И именно как великий политик и великий (во всех смыслах) человек, он вошел в историю.

Ганди с семьей и последователями совершил паломничество в священный индуистский город Хардвар («ворота к Богу») у подножия Гималаев. Согласно индуистской легенде, Харидвар является одним из четырех мест в Индии, куда упали капли переносимого Гарудой, ездовой птицей бога Вишну, нектара бессмертия, полученного при пахтании океана нектара девами и асурами, божественными существами. Сначала Ганди отправился пароходом в Рангун, потом поездом в Калькутту, а из Калькутты в Хардвар в вагоне третьего класса. Путь был тяжел. Ганди вспоминал: «Переезд из Калькутты в Хардвар был особенно мучителен. Временами в вагонах не было света. В Сахаранпуре некоторых из нас перевели в товарные вагоны, а других — в вагоны для скота, над нами не было крыш, и, сидя на раскаленном железном полу, мы буквально изжарились под ярким полуденным солнцем».

В Хардваре собрались более полутора миллиона паломников. Здесь Ганди предложил обитателям своего ашрама выступить в роли ассенизаторов, чтобы тем самым уподобиться «неприкасаемым» и ощутить свое родство с ними. Сам же Гандии, по его словам, сидел в палатке, будучи объектом поклонения своих поклонников, и вел религиозные и иные дискуссии с многочисленными паломниками. «Поэтому у меня не было ни одной свободной минуты. Жаждущие даршана (лицезрения учителя; это род религиозного поклонения в индуизме. — А.В.) следовали за мной даже в купальню гхат и не оставляли в покое во время еды».

Ганди много ездил по стране. Он посетил Карачи, Калькутту, Лахор, Аллахабад, Бенарес, Дели, Канпур, Мадрас, десятки других, более мелких городов и сотни отдаленных, забытых богом деревень. Он вспоминал: «По пятам за мной всегда следовали агенты тайной полиции. Сыщики то и дело приставали ко мне на станциях, спрашивая билет и записывая его номер».

Везде Ганди видел запуганных и покорных крестьян, изможденных рабочих, охваченных чувством безысходности интеллигентов. Покорность и апатия, порожденные столетиями колониального господства, глубоко проникали в психологию индийского народа и его вождей. Это явление Дж. Неру сравнивал с болезнью, «которая, разрушая ткань легких, убивает медленно, но верно». Неру признавался: «Иногда нам казалось, что лучше бы болезнь протекала быстрее и более открыто, подобно холере или бубонной чуме; но эти мысли были преходящи, ибо авантюризм ни к чему не приводит, а заговоры при серьезном заболевании не приносят пользы…

И вот тогда пришел Ганди. Он был подобен струе свежего воздуха, заставившей нас расправить плечи и глубоко вздохнуть; подобно лучу света, он прорезал мрак, и пелена спала с наших глаз; подобно вихрю, он все всколыхнул, и в первую очередь человеческое мышление. Ганди не снизошел сверху; казалось, он вышел из миллионных масс индийцев, он говорил их языком и уделял им и их ужасающему положению все внимание».

Как подчеркивал Дж. Неру, Ганди действительно «представлял крестьянские массы Индии; он был выражением сознательной или бессознательной воли миллионов этих людей. Но он не только их представлял, он стал символом народных масс».

Богатым соотечественникам Ганди советовал: «Слезайте со спин крестьян и рабочих, все вы, живущие их эксплуатацией, уничтожьте систему, порождающую эту нищету и эти страдания». Многие руководители ИНК не соглашались с Ганди, но они уже не могли игнорировать его идеи, которые быстро распространялись в народе. Росла популярность Ганди и среди рядовых членов ИНК.

В начале 1917 года Ганди провел свои первые сатьяграхи в Индии, выбрав для начала небольшие по площади и населению районы Индии. Его метод ненасильственной политической борьбы был еще раз проверен на практике и показал свою действенность.

В Чампаране, округе на северо-западе провинции Бихар, у подножия Гималаев, англичане владели обширными плантациями индиго. Но на мировом рынке индиго вытесняли дешевые искусственные красители. Поэтому плантаторы, чтобы удешевить производство, повышали плату для крестьян-арендаторов, зачастую обрекая их семьи на голодную смерть. На сессии конгресса, проходившей в Лакхнау, к Ганди подошел крестьянин по имени Раджкумар Шукла из Чампарана Никто из лидеров конгресса не хотел его выслушать и помочь местным крестьянам, рассуждая примерно так: «Чем, собственно говоря, земледельцы в Чампаране живут хуже миллионов других индийских крестьян?»

А вот Ганди история крестьян Чампарана задела за живое. И он отправился в Бихар. Ганди встретился с представителями местной администрации, с правительственным комиссаром округа, с судьями, с плантаторами, с самим губернатором и с тысячами крестьян. Из деревни в деревню он передвигался на слонах и лошадях, а чаще всего пешком. Повсюду в бамбуковых хижинах крестьян он видел страшную нищету. «Ознакомившись с делами, — вспоминал Ганди, — я пришел к выводу, что нужно совершенно отказаться от обращения в суд. От этого толку мало. Там, где крестьянин так угнетен и запуган, суд бесполезен». Ганди призвал крестьян не выполнять кабальные условия аренды.