50 знаменитых прорицателей и ясновидящих - Батий Яна Александровна. Страница 99

Несмотря на то, что Кирилл и Мария ясно осознавали необычность своего ребенка, Варфоломея от рождения опекали не больше и не меньше, чем прочих детей. Ему так же приходилось трудиться по дому, выполнять повседневные обязанности и выслушивать упреки за нерадивость в учении. Ведь мальчику, в отличие от его двоих братьев, Стефана и Петра, грамота давалась тяжело. Да и слушать учителя, не отвлекаясь, ребенку удавалось далеко не всегда. Кириллу, который «отправил в науку» трех сыновей одновременно, приходилось выслушивать жалобы только на семилетнего Варфоломея. Естественно, дома мальчика часто ругали и стыдили, учитель наказывал, а товарищи насмехались над неспособным соучеником. Тогда он стал молиться Богу о даровании ему «книжного разумения».

Однажды боярин Кирилл отправил Варфоломея в поле за лошадьми. По дороге ребенок увидел старца в иноческом одеянии, который стоял под одиноким дубом и совершал молитву. Подойдя поближе, мальчик преклонил колени и стал ждать момента, когда необычный путник освободится. Наконец, старик обратил на него внимание и благословил. Затем он спросил ребенка, чего тот хочет. Варфоломей пожаловался на трудности с учебой и попросил: «Отче святой, помолись за меня Богу, чтобы Он помог мне познать грамоту». Инок вознес молитву, снова благословил ребенка, дал ему частицу просфоры и сказал, что отныне обучение пойдет легко и он сможет даже превзойти своих сверстников. Затем старец собрался в путь, но Варфоломей уговорил его посетить родительский дом.

Кирилл и Мария встретили инока с честью. Когда на столе появилось угощение для гостя, тот сказал, что прежде следовало бы вкусить пищи духовной, и велел Варфоломею читать Псалтырь. К удивлению родителей, уже приготовившихся извиняться за туго соображающее чадо, мальчик легко выполнил возложенное на него поручение. Когда же старец прощался с хозяевами, он сказал: «Велик будет ваш сын перед Богом и людьми. Он станет избранной обителью Святого Духа».

Родители Варфоломея посчитали, что в облике инока к ним в дом заходил Ангел… А со вчерашним отстающим учеником и правда произошла удивительная перемена. Теперь он легко усваивал все необходимые знания, без труда трактовал содержание книг; к тому же мальчик с особым усердием начал молиться. Он не пропускал ни единого богослужения в местном храме.

Тем временем Кирилл и Мария женили старших сыновей. Варфоломей же стал уговаривать родителей отпустить его из дома. Паренек хотел стать монахом. Родители уговаривали сына остаться с ними, но затем сдались. Они только просили, чтобы Варфоломей не покидал отчий дом до их смерти. Затем престарелые супруги отправились в Хотьков монастырь Покрова Пресвятой Богородицы (неподалеку от Радонежа) и приняли там схиму. Несколько позже в том же монастыре принял иночество овдовевший Стефан.

Боярская чета недолго задержалась на этом свете, и Варфоломей со Стефаном, похоронив родителей, удалились в лес. Младшего из братьев увлекла идея пустынножительства, и он решил поселиться в 12 верстах от Радонежа, прямо посреди чащи. Кстати, заметьте: парню тогда едва исполнилось 20 лет, он не был обижен судьбой ни по части здоровья, ни внешностью, ни происхождением. На столь радикальный шаг в жизни его толкало именно осознанное стремление уйти от «мира».

Братья вырубили посреди леса прогалинку. Поставили на ней келью и небольшую церковь, которую освятили во имя Пресвятой Троицы с благословения митрополита Феогноста. Здесь стоит обратить внимание на один момент: Варфоломей заранее знал, как он сам именовал бы новый храм, однако предоставил право решающего голоса в этом вопросе брату, поскольку тот был старше по возрасту. Стефан же, зная о стремлении родственника, не стал предлагать других идей…

Прошло совсем немного времени, и Варфоломей остался посреди дикого леса в одиночестве. Стефан, не разделявший тяги к пустынничеству, не выдержал трудностей жизни в чаще и перешел в Московский Богоявленский монастырь. Там, кстати, он сблизился с иноком Алексием, который впоследствии стал митрополитом Московским. Что же касается Варфоломея, то он 7 октября 1337 года принял от игумена Митрофана пострижение в монашество. Поскольку в тот день отмечалась память святого мученика Сергия, он начал новую жизнь во славу Живоначальной Троицы именно под этим именем.

Монах Сергий продолжал жить отшельником в своей лесной келье. Говорят, что к нему часто забредали представители местного мохнатого населения. Но святой зверей не боялся. Он даже несколько раз «принимал» таких гостей, как медведи и волки; в сильные холода пустынник делился с ними хлебом. При этом хищники, вместо того чтобы подзакусить отшельником, что вполне соответствовало бы их образу жизни, вели себя очень тактично и непривычное для себя угощение принимали…

Постепенно слухи об удивительном иноке разнеслись по окрестностям. В XIV веке жизнь в лесу сама по себе могла считаться подвигом; времена были неспокойные, и потому монастыри ставились либо в городах, либо поблизости от них. Да и вообще, люди старались жаться поближе друг к другу. А тут вдруг молодой богомолец ставит келью посреди дикого леса, несколько лет обитает в ней в полном одиночестве среди природы, весьма суровой к человеку. Но период одиночества святого закончился. К нему стали приходить другие иноки, искавшие руководства необычного монаха. Сергий всех приходящих принимал с любовью, и вскоре в маленькой отшельнической обители жили уже 12 человек. Пришедшие не уставали удивляться редкому трудолюбию наставника, его постоянно ровному, спокойному расположению духа. Сергий охотно брался за любое дело, будь то строительство новой кельи, работа на кухне или заготовка дров. Он своими руками шил для братии одежду, носил воду, выпекал хлеб, занимался уборкой и стиркой, молол зерно, копал огород, катал свечи, обмывал умерших. Пример наставника, работавшего за двоих, вдохновлял всех. Его никогда не видели отдыхающим, сидящим без дела. Пища, которую Сергий употреблял, была на удивление скудной, но при этом его здоровье, казалось, крепло с каждым днем. Наконец иноки стали просить отшельника принять над выстроенной им обителью игуменство. И вот тут-то монах, несмотря на все свое удивительное смирение, уперся… Похоже, в его жизненные планы достижение власти и званий никоим образом не вписывалось. С большим трудом братии удалось добиться желаемого. В 1354 году епископ Волынский Афанасий посвятил Сергия в иеромонахи и возвел в сан игумена. После этого, кстати, пустынник не изменил своих жизненных принципов и не отказался от старого распорядка. Так, однажды, когда в голодное время у него полностью закончилась еда, глава обители пришел к одному из пожилых немощных братьев и нанялся сделать ему пристройку к келье – за пару кусочков черствого заплесневелого хлеба… И это – отнюдь не юродство. Следует учесть, что в обители в то время в самом деле был голод, монахи роптали на игумена и требовали от него разрешения собирать милостыню (Сергий Радонежский решительно запрещал братии побираться). А своим личным примером он убеждал учеников в том, что хлеб следует добывать только трудом собственных рук.

Монастырь постепенно разрастался, и, естественно, его нужды тоже увеличивались. Достаточно часто инокам приходилось обходиться очень скудной пищей. Однако, как вскоре было замечено, в особо сложных ситуациях игумен просто шел молиться, и после этого в обители появлялись неизвестные люди, которые приносили все необходимое. Даже природа, похоже, откликалась на просьбы этого необычного монаха. Так, летопись утверждает, что ручей с чистейшей водой, протекающий у стен монастыря, возник на самой вершине холма по молитве игумена. Когда же иноки стали между собой называть этот источник Сергиевым, отшельник указал, что сотворителем ручья является Бог, и запретил употреблять название, в котором фигурировало его имя.

Со временем слава преподобного Сергия достигла Константинополя. Патриарх Филофей прислал ему крест, параман и схиму, сопроводив дар благословением на новые подвиги. Вслед за этим игумен лесного монастыря отправился к святителю Алексию, и тот дал гостю совет ввести у себя в обители строгое общежитие. Прежде всего были упразднены имевшиеся ранее у членов обители личные подсобные хозяйства. Теперь каждый выполнял посильную работу, но не для себя лично, а для всех.