После бури - Матвеев Герман Иванович. Страница 15

— Папа, что это такое? — прервал Сережа размышления отца и, подойдя к нему, протянул руку, на которой лежал продолговатый предмет.

Камышин мельком взглянул, схватил предмет и, сильно побледнев, с ужасом спросил:

— Где ты взял?

— Здесь. Нашел около камина.

— Не лги, негодный мальчишка! Сейчас же сознайся, — где ты взял?

— Папа, я же говорю правду! Ты ушел в прихожую с Иваном Ивановичем, а я пошел сюда и увидел… у камина лежит эта штучка. Это буквы, папа? Они печатают, да?

Георгий Сергеевич растерялся. Сын без тени смущения, смело смотрел в глаза. Он говорил правду. “Но как могла попасть эта связка типографского шрифта в его кабинет? Да тут что-то набрано?”

ДАЛОЙ

ЦАРЯ.

Холодный пот выступил на лбу инженера, когда он разобрал слова.

— Сережа… мальчик мой! Знаешь ли ты, что за это могут сделать со мной? Меня могут повесить, как повесили Зотова… Что ты делаешь?! Что ты делаешь! Разве это игрушки?.. Боже мой! — простонал он, и на лице его изобразилось такое страдание, словно заболели зубы.

— Папа, я же не знал, — со слезами пробормотал Сережа. — Я не нарочно нашел….. Она тут лежала… Может быть, полицейские потеряли?..

При этих словах Георгий Сергеевич вскочил, как будто его шилом укололи.

— Да, да… Это он подбросил! — заговорил Камышин, бегая по кабинету. — От него можно ждать все, что угодно! Да, да… Это он! Это провокация!.. Но тогда он должен вернуться с обыском… Что делать?

В этот момент раздался звонок в прихожей. Отец и сын, оба бледные, со страхом смотрели друг на друга, готовые бежать, прятаться. Страх, панический страх, от которого подкашиваются ноги, путаются мысли и теряется воля, охватил инженера. “Что делать? Куда скрыться?” В голове мелькнула мысль научить сына сказать, что он нашел эту связку где-нибудь вне дома. “Нет, Сережа мал, запутается и сделает еще хуже”.

— Подожди… Сейчас… Нет… Нет… Сейчас…

Камышин заметался по кабинету в поисках места, куда бы можно было спрятать эту страшную находку. Наконец сообразил, что в доме ее оставить нельзя.

— Вот что… Слушай меня внимательно… Пойди на кухню, открой форточку и выбрось… Впрочем, я сам… Никому… Слышишь, никому об этом не говори…

Снова раздался звонок. Георгий Сергеевич вытолкнул в столовую сына, а следом за ним выскочил и сам.

— Сейчас же спать!.. Притворись, что спишь… — прошептал он и дрогнувшим голосом крикнул: — Няня, откройте дверь!

Пока задремавшая старуха ворча надевала туфли, он прошмыгнул в темную кухню, крадучись подошел к двери черного хода, прислушался и с бьющимся сердцем снял крюк. На дворе было тихо. Размахнувшись, швырнул тяжелую связочку за забор и захлопнул дверь. “Упала в снег и глубоко утонула” — подумал он, и на душе сразу стало легче.

— Барин, там двое рабочих пришли, — сообщила нянька, встретив хозяина.

— Зачем?

— Кто их знает! Авария, может, на копях. Один-то шахтер с копей, Денисов, а другого впервые вижу.

Страх исчез, и вместо него появилось чувство жгучего стыда. Камышин прошел в спальню, нагнулся к лежавшему уже в кровати сыну, погладил его по голове и виновато сказал:

— Ничего, ничего, Сереженька… Теперь все будет хорошо. Не думай об этом. Постарайся забыть. Там пришли рабочие…

В кабинет он вернулся спокойный, причесанный, без малейшего признака пережитых волнений.

С рабочими он держал себя всегда просто, непринужденно, но никакого панибратства не допускал, стараясь быть требовательным и справедливым. Несколько снисходительно-барский тон давал понять им разницу в положении. Он был убежденным демократом, но высшее образование делало его на много голов выше, и это должно чувствоваться. Камышин любил быть учителем-наставником и, когда это было можно и удобно, — разъяснял, поучал. Рабочие, как ему казалось, ценили и уважали его.

Увидев Денисова, он с достоинством пожал ему руку, а незнакомцу приветливо кивнул головой. Острый, изучающий и чуть насмешливый взгляд мужчины, взгляд, проникающий в самую душу, какой бывает у волевых людей, не понравился инженеру. “Что ему надо от меня?” — подумал он и сделал широкий жест рукой.

— Садитесь, пожалуйста.

— Нам некогда, господин инженер, — сказал Денисов и, понизив тон, неожиданно спросил. — Никто нас не услышит?

Камышин насторожился. Такое начало ничего приятного не сулило, а нервы его и так были растрепаны.

— А что случилось? Говорите, пожалуйста; дома только дети и прислуга. Все они спят.

— Меня вы знаете, господин инженер, а это товарищ приехал из Перми с поручением. Дело к вам есть. Секретное.

— Я слушаю… Что за дело? — сухо спросил Камышин.

Бородатый мужчина подошел к двери в соседнюю комнату, приоткрыл ее и заглянул. Успокоившись, он вернулся назад и, пристально глядя в глаза Камышина, твердо сказал:

— Вы храните революционную тайну!

Теперь вся кровь бросилась в лицо инженера. В первый момент он даже не нашелся, что ответить.

— Что такое? Не понимаю…

— Вы храните революционную тайну, — повторил тот.

— Вы с ума сошли! Я-а? Тайну? Какую тайну? — возмутился вдруг Камышин, но, вместо того, чтобы забегать по кабинету, как это он делал в минуты сильного волнения, беспомощно сел в кресло.

— Господин инженер, не опасайтесь, — успокоил его шахтер. — Это надежный человек, проверенный. Сами понимаете… Я не привел бы к вам, если б не надеялся…

— Вы знаете, где спрятана наборная касса типографии и станок. Сегодня же ночью шрифт… Главным образом шрифт надо вывезти отсюда. Мне поручили доставку, — спокойно и четко сказал Непомнящий и, подумав, прибавил: — Типография здесь не нужна сейчас. Очень хорошо, что вы ее сохранили!

Камышин сидел в кресле и закрыл лицо руками, словно плакал.

— Нет, нет… Я ничего не знаю… Мне некогда… Да что же это такое?.. Скоро придет жена… — жалобно заговорил он, поднимаясь.

Денисов загородил ему дорогу.

— Господин инженер, революция вам приказывает! Какие могут быть разговоры! — сурово проговорил он.

— Революция? Какая революция? — словно очнувшись, спросил инженер.

— Некогда нам! — уже совсем сердито сказал шахтер.

— Послушайте, — устало заговорил Камышин, обращаясь к Денисову. — Вот вы говорите, революция… Какая революция? Все в прошлом. Теперь все погибло! Ведь я говорил вам… Я предупреждал вас… Не беритесь за оружие. Это безумие. Ничего бы этого не было… Вы меня не послушались…

— Ладно. Мы все знаем и ничего не забудем! О чем сейчас говорить? — остановил его Денисов. — Из пустого в порожнее переливать.

— Нам нужен шрифт, — подхватил Непомнящий. — Или вы полиции успели передать?

Такого оскорбления инженер не ожидал и в первый момент растерялся.

— Я попрошу меня не оскорблять! Я вас вижу в первый раз… — сухо и несколько брезгливо сказал он. — Хорошо! Я передам вам типографию и после этого прошу забыть обо мне. Мне с вами не по пути.

— Эх вы… пингвин! — вырвалось у Непомнящего.

Камышин удивленно поднял брови и боком повернул голову, словно не расслышал.

— Пингвин? Почему пингвин?

— Где типография? — вместо ответа строго спросил Непомнящий.

— Я покажу. Она спрятана в старой, заброшенной шахте…

— За Доменным угором? — спросил Денисов.

— Да.

— Я так и думал. Только шахта там не одна…

— Ее называют “Кузнецовская”, — пояснил Камышин.

— Вот что!.. Лошадь придется кружным путем подводить. На руках такую тяжесть не вынесем, — деловито сказал шахтер и, подумав, продолжал: — Я пойду подготовлю людей и все такое… а вы через полчаса выходите. Мы встретим вас на Доменном угоре!

Денисов надел шапку и направился к двери, но, сделав несколько шагов, повернулся и угрюмо предупредил:

— Вот что, господин инженер… Если нас накроют, вы тоже с нами сядете. Я так… на всякий случай.

— Нет, нет… — запротестовал инженер. — Я не отвечаю! Делайте, что хотите! Сдам типографию — и всё… Я в подполье уходить не собираюсь.