Любовь с призраком - Белозерская Алена. Страница 21

— Пока он нам не мешает. — Георгий пригладил белую бородку. — Но если вдруг вознамерится это сделать, мы подумаем, как его успокоить.

Глава 11

Таисия взяла в руку фигурку коня и продекламировала:

— На шахматной доске переполох: решают пешки, кто из них потенциальный Бог, на место королевское нацелясь. Ход первый. Начинает белый конь. Безумно рвется в бой прыжком отважным. Король на троне восседает важно…

Ирина зачарованно наблюдала за ее плавными движениями. Кончиками пальцев она взяла фигурку и мягко поставила на доску. Профессор Линдерман с улыбкой проследил за выражением лица внучки, потом недовольно покачал головой, не оценив по достоинству ход, сделанный Таисией.

— Как это предсказуемо, дорогая моя! Я ведь отвечу пешкой, — он передвинул черную фигурку.

— Угроза слону! — Таисия в восторге потерла ладони. — Пешка сил не рассчитала и жертвой белого коня закономерно стала.

— Что это за стихи? — спросила Ирина. — Импровизация?

— Я похожа на поэта?

— Ты похожа на еврея, который отвечает вопросом на вопрос.

Ирина потрепала подругу по щеке и поудобнее устроилась в кресле, ожидая продолжения. Она ничего не понимала в шахматах, но ей было интересно наблюдать за ходом игры.

Профессор Линдерман с наслаждением посмотрел на молодых женщин, решивших составить ему компанию в этот поздний вечер. Сейчас он ощущал небывалый внутренний подъем, пожалуй, впервые с того момента, как умерла его любимая жена Антонина. Алексей Лазаревич жил один в огромной квартире. Порою он чувствовал себя очень одиноким, в особенности в те моменты, когда за окном лил дождь, а он, сидя в своем кабинете, задумчиво перебирал шахматные фигурки.

Они с женой хотели иметь много детей, но этому желанию не суждено было сбыться. Тоня отличалась слабым здоровьем, единственную дочь, Людмилу, она с трудом выносила и родила. Тяжелая беременность сказалась на ее физическом состоянии, сделав Тоню еще более болезненной, но не повлияла на ее веселый нрав. Она много смеялась, была впечатлительной и деятельной особой. Рядом с ней прошли самые счастливые годы его жизни, и Алексей Лазаревич вспоминал о них с тоской и радостью. Он часто говорил своей внучке Ирине, что ему необычайно повезло — быть спутником такой прекрасной женщины. Потом они оба смеялись, вспоминая слова Августина Блаженного, которые любила повторять бабушка Иры: «Женщина — тварь хилая и ненадежная». «Я — полное подтверждение этого изречения», — добавляла Тоня и бежала за сердечными каплями.

Здоровье жены ухудшилось, когда дочь Людмила забеременела, едва поступив в институт, — так сильно она переживала. О том, кто был отцом Ирины, Людмила так матери и не сказала. Алексей Лазаревич, узнав, что его дочь станет матерью-одиночкой, глубоко опечалился и даже разозлился. В то время он занимал должность проректора МГУ. Ему были неприятны косые взгляды коллег, которые за его спиной смеялись над моралистом Линдерманом и его дочерью-потаскушкой, принесшей в его дом незаконнорожденного ребенка. Он стыдился этого положения, скрывался от друзей, не желая объяснять им в деталях столь деликатную семейную ситуацию. Но когда родилась Ирина, он понял, что любовь к ребенку не определяется условиями его рождения. Не имеет значения, кто его отец и при каких обстоятельствах зачали дитя. Главное, чтобы он был здоров и счастлив.

Алексей Лазаревич обожал внучку, баловал ее и очень переживал, когда она покинула его и уехала в Лондон. А потом умерла Тоня, и он остался один. Дочь редко навещала его, однако профессор не испытывал по этому поводу особых сожалений. Их отношения с Людмилой испортились задолго до смерти Тони, после того, как дочь перестала уделять внимание своему ребенку. Мужа ее, Артура, Алексей Лазаревич не любил, поэтому не обижался, когда они оба вежливо отказывались от встреч, прикрываясь отсутствием времени, наоборот, тихо радовался тому, что ему не придется смотреть в неприятные лица.

Подруг своей внучки он, напротив, обожал. В особенности бойкую светловолосую Таисию, ставшую его радостью и утешением. Они много времени проводили друг с другом, часто играли в шахматы, делясь новостями за чашкой чая, ходили в кино. В общем, Таисия была его близким другом, если можно назвать подругой женщину, почти на пятьдесят лет моложе старика.

— Алексей Лазаревич, — услышал он ее певучий голосок, — ваш ход.

Ирина подошла к картине, которую Таисия подарила профессору. После торжественного вручения полотна Алексей Лазаревич повесил картину на стену и часто любовался персонажами, застывшими в самый напряженный момент игры. Ирина дотронулась до холста. Краска уже давно высохла, но выглядела живой, словно ее только что нанесли.

— Дед, а что такое «мат Диларам»?

Таисия пояснила, опередив профессора:

— Диларам по-арабски означает «доброе сердце». Так звали жену одного визиря, страстного поклонника шахмат, — причмокнула она губами. — Однажды он играл с очень сильным противником и так увлекся, что проиграл все свое состояние. Потом взял и поставил на кон жену. Подло поступил, ну, бог с ним! И, как назло, партия складывалась неудачно. Его белый конь был атакован со всех сторон. Тогда Диларам, в страхе наблюдавшая за игрой, воскликнула: «Пожертвуй оба руха и спаси меня!» Рух — ладья, опять-таки по-арабски. Визирь выиграл, послушавшись ее совета. И они жили долго и счастливо. Тупая история!

— Как сказать, — покачал головой профессор. — В ней много смысла.

— В том, что победа достигается путем принесения жертв? — спросила Ирина.

Дед задумчиво погладил подбородок, обдумывая одновременно и ответ, и свой следующий ход.

— Жаль, что ты никогда не имела желания научиться играть, — сказал он. — Тогда бы ты очень точно поняла смысл этой средневековой мансубы. Скажу в двух словах — жертвы неизбежны.

— Абсолютно неважно, сколько фигур ты потерял, главное — выигрыш. Шах! — Таисия счастливо улыбнулась. — Сдавайтесь, профессор. Я уже вижу, что у вас нет вариантов. Через два хода я объявлю мат!

Она продемонстрировала, каким образом закончится игра.

— Ловко ты меня обставила, — удивился Линдерман. — Как же это случилось? Где я ошибся?

— Вы были невнимательны. Один ваш просчет решил весь дальнейший ход игры. Из-за этого я не чувствую вкуса победы.

Ирина посмотрела на часы.

— Ты куда-то спешишь? — спросила Таисия.

— Нет, — солгала Ирина.

Ей было неловко признаться, что вечером у нее назначена встреча с Дмитрием. Таисия, как всегда, начнет над ней насмехаться, а у Иры не было настроения выслушивать ее язвительные замечания.

— Одни с годами умнеют, а другие становятся старше, — сказала Таисия и поднялась. — Профессор, давайте выпьем чаю, — она схватила Ирину за руку и потащила в кухню. — Ты с Каманиным встречаешься? Мне показалось или это правда?! У тебя такой же вид, как и тогда, когда ты по уши в него втрескалась. Когда он тебе звонил?

— Сегодня днем, — сказала Ирина и покраснела. — Мы договорились о встрече. Вечером, у него.

— Вот черт! Только вчера прилетели, а он тебя уже нашел! С ума сошла?! Не понимаешь, для чего ты ему нужна?

— Это будет просто разговор, — зажмурилась Ирина. — Молчи! Я сама знаю, что совершаю ошибку. Нет, — с придыханием поправила она себя, — это не ошибка, потому что я люблю его! И хочу увидеть.

— Ира, Каманин — корыстолюбец и эгоист! Он использует тебя. Сейчас, когда ему предстоит развод с Викторией, он останется ни с чем. А ты сама плывешь ему в руки, и с немаленьким наследством. Послушай меня, не встречайся с ним!

— Ты тоже влюблена и знаешь, что чувствуют люди в этом случае, — прошептала Ирина, уткнувшись Таисии в шею. — У меня все внутри просто горит, когда я думаю о нем! Коленки подгибаются, стоит услышать его имя. Умираю от одной мысли о нем, от желания оказаться в его объятиях. Тая, я люблю его, понимаешь?! Не имеет значения, что он когда-то оставил меня ради женитьбы на Виктории. Я уже забыла об этом. Главное — то, что сейчас происходит. Стоило мне услышать его голос, как исчезли все обиды. Я больше не злюсь на него. Наоборот, хочу дать ему шанс. Хочу дать и себе шанс быть счастливой.