Зарубежная литература XX века: практические занятия - Коллектив авторов. Страница 47

Стихотворение Августа Штрамма (1874 – 1915) «Измена» из первой части антологии «Сумерки человечества» являет собой одно из самых ярких воплощений образа измены.

Тон ламентации, характерный для произведений такой тематики, в данном случае отсутствует, здесь нет жалоб или упреков, нет описания измены или попытки осознать ее причины. Сам факт измены становится известен читателю только благодаря названию. Стихотворение же изображает состояние лирического героя, его непосредственное переживание известия об измене – неприкрытое, неотрефлектированное, очень острое, не сглаженное временем или разумными доводами. Непосредственно на глазах читателя происходит умирание любви, которое передается через меняющееся восприятие лирическим героем его возлюбленной. Определить это состояние можно формулами, используемыми в повседневной речи при описании кризисных ситуаций: «мир рухнул», «она для меня умерла». В стихотворении актуализируется буквальный смысл этих образных выражений, ставший незаметным в их повседневном употреблении.

Практически все образы стихотворения семантически связаны со смертью, крахом, умиранием. Возлюбленная, изменившая лирическому герою, не существует как цельный, законченный образ, не описывается, не называется по имени. Остаются только части: улыбка, уста, дыхание, взгляд, руки, подол платья [16].

Тему умирания вводит вторая строка стихотворения. Здесь же мы встречаем первый авторский неологизм, одно из характерных стилистических средств этого текста. Несовпадения словообразовательных стратегий в русском и немецком языках не позволяют передать всю оригинальность новых слов Штрамма, вынуждая переводчика выбирать лишь один из возможных смыслов и чаще всего совершенно отказаться от формальных языковых новшеств.

Образ «закушенные зноем» выражен в оригинале одним словом «glutverbissen», в нормативном немецком языке не существующем. Слово это составлено из двух частей. Первый корень «Glut» означает и природный зной, и жар печи, и расплавленную массу, и красноту цвета, и страстность. Вторая часть «verbissen» существует в немецком языке как отдельная лексическая единица и означает «пребывающий в напряженном состоянии» либо «упрямый, упорно противостоящий кому-либо». Кроме того, это слово может быть причастием страдательного залога от глагола «verbei?en», который, в свою очередь, тоже имеет насколько значений, одно из которых сохранено в русском переводе – «закусить». Другие значения – «вцепиться», «крепко сцепить», «подавить какой-то порыв силой воли», «повредить, кусая». В сочетании друг с другом и с определяемым словом «губы» эти исходные части рождают сложные образы. Это – и губы, закушенные в любовном экстазе, страстно пылающие, и губы, искусанные в кровь от злости или от напряжения, и губы, прикушенные, чтобы с них не слетело еще одно обидное слово. Соединенные в одном образе, эти значения передают многозначность их восприятия лирическим Я: из источника наслаждения в прошлом они превращаются в причину страдания.

Действия этих губ или, точнее, процесс, происходящий с ними, выражен в оригинале одним глаголом – «eisen». Такой глагол в стандартном немецком языке означает «заморозить», «наполнить льдом». Здесь бросается в глаза прежде всего семантический контраст между зноем и холодом, резкий переход из одного состояние в другое, от жара страсти к льду ее смерти. Необычно синтаксическое употребление этого глагола, который, как правило, требует дополнения в винительном падеже. В стихотворении же губы являются не объектом, а субъектом действия. Это позволяет увидеть, как губы застывают, замораживаются, и одновременно как они замораживают, леденят, обдают холодом говорящего.

Семантика холода, нежизненности передана в переводе первым словом сочетания «застывают сталью», второе слово тоже есть в оригинале, умещаясь все в том же глаголе «eisen». Написанное с большой буквы, это слово означает «железо» либо «изделие из железа». В немецком языке оно входит во многие общеизвестные идиоматические выражения, которые побуждают к дальнейшим ассоциациям: «умереть от железа», т.е. от меча; «заковать в железо», т.е. в оковы. Кроме того, «горячее железо» означает щекотливую неприятную тему. Это значение идет от средневекового обычая, когда обвиняемый, чтобы доказать свою невиновность перед судом, должен был взять в руку кусок раскаленного железа, не поранив себя при этом.

Благодаря таким многочисленным обертонам возникает картина страдающего любовника, раненого, возможно смертельно, накрепко прикованного к любимой, а также образ жестокой возлюбленной, виновной, осуждаемой, вооруженной, холодной, убийственной, а помимо того передается ощущение невыносимости, мучительности ситуации. Обе семантические последовательности – от зноя к холоду и от лавы к железу – сходятся в главном: и в том и в другом случае это переход от жизни к смерти.

Третья строка продолжает тему гибели. Дыхание как олицетворение жизни противостоит облетающей, т.е. умирающей листве. Совмещение обоих образов заставляет вспомнить о смраде, сопровождающем распад. В оригинале мы встречаем еще один неологизм: из созвучных слов «Laubwerk» – «листва» и «welk» – «увядший» Штрамм создал новое существительное «Laubwelk».

Следующие пять строк дарят нам единую картину погребения, похорон любви, логично продолжающую тему ее умирания. Непривычное для русского языка слово «гробовеет» и в немецком является неологизмом. Корень немецкого глагола «versargen» – «Sarg» в качестве самостоятельного слова означает «гроб», приставка придает всему слову значение процесса. Слово совпадает практически целиком по написанию и звучанию с другим немецким глаголом «versagen», который означает «обмануть ожидания», «перестать функционировать», «отказать кому-то в чем-то». То есть в полученном неологизме вновь соединяются мотивы гибели любви и предательства.

Следующая строка, состоящая из одного только союза «и», означает паузу, цезуру, во время которой берется дыхание, чтобы в следующей строке стремительно ускорить темп. В оригинале четыре двухсложных слова создают равномерный дробный достаточно быстрый ритм. «Торопливо накиданные подушки слов» в сочетании со словом «гроб» из предыдущей строки вызывает картину падающих в могилу комков земли. Глухой, многократно повторяющийся звук удара передается в оригинале причастием «polternd» («многократно производящий глухой шум») и дополнительно воспроизводится повторением практически в каждом слоге звуков «т» или «д» (последний в немецком языке произносится глуше, чем в русском). Торопливость, в оригинале передающаяся глаголом «hasten» и, конечно, ритмом, и частота ударов показывают, как нетерпеливо стремится покончить с покойником – любовью – говорящая. В следующих строках жуткий образ крошащихся рук продолжает картину похорон.