Русская проза XXI века в критике. Рефлексия, оценки, методика описания - Капица Федор Сергеевич. Страница 5
Блоги позволяют свободно высказываться на любую тему, добавлять в первоначальный текст свои мысли и рассуждения. Иной диалоговый процесс рождает и свой особый язык, основанный на компьютерном сленге. Никого не заботит проблема грамотности, можно писать по принципу «слухового письма», не отличающегося стремлением к унифицированности, речь не идет о научном или разговорном стиле, получается нечто среднее. Скорее даже приходится говорить о сознательной имитации того или иного стиля, чувствуется нарочитость, клишированность и искусственность языка электронных посланий.
Очевидно, здесь возникает проблема, связанная с перенесением сетевого текста с его речевыми особенностями на бумагу. Она равнозначна спорам о возможности перенесения разговорной лексики в литературное произведение с целью обновления языка или характерологического описания персонажей.
Обратим внимание на смешанные проекты, когда начинает формироваться мультимедийное пространство. «Spoken words» – это книга, видео, музыка и автор, объединенные местом и временем, а точнее – слова, произнесенные автором, в сопровождении музыки и видеоряда. Произведение А. Тарасенко называется «Хроники третьей мировой войны»; в его основе лежит текст его первого романа – мистического триллера «Черный крест». В основе выступления Ан. Бычкова – конспирологический роман «Дипендра».
Получают развитие и отдельные направления. Выше говорилось о доминантных читательских преференциях. Отметим только новые тенденции в фантастике, одном из востребованных направлений, хотя и несколько уступившим свои позиции детективной прозе. В XXI веке В. Панов предложил форму «городской фантастики», где продолжил традиции гротескного реализма, по стилю близкого М. Булгакову. Интересно, что он уловил и современную тенденцию, изменение нарратива, использовав быличку и выстроив свое повествование из ряда историй.
Описательность отходит на второй план, сменяясь нарративностью. Тенденция к рассказыванию историй и конструирование текста как диалога и обуславливают языковые перемены. Кажется, что герои погружаются в бесконечный разговор, из которого никак не могут выйти. Несобственно-прямая речь также позволяет передать живые разговорные интонации и скрытую авторскую оценку происходящего.
Внимание к бытовой составляющей привело к усилению роли языка. Традиционно лексика фиксировала перемены в общественном состоянии, только обычно выполняла характерологическую функцию, которая и сохранилась, только доминируют другие приемы. В первую очередь следует отметить снижение «территории» авторского описания и выдвижение на первый план диалога и несобственно-прямой речи как факторов, способствующих усилению повествовательной динамики.
Изменения языка происходят под влиянием компьютерного перевода и вследствие вторжения разговорной лексики. Появление новых слов связано с изменением сознания и необходимостью его фиксации иными приемами.
Состав лексики оказывается весьма разнообразным: соседствует высокая и низкая лексика, вводятся нецензурные слова и выражения, доминируют диалектизмы. Часто наблюдается скудость языка, когда постоянными глаголами становятся «есть» и «быть», как в компьютерном переводе.
Остается и проблема, связанная с автором. Оценочная и экспрессивная лексика наряду с диалогом служили средствами организации повествования и определения действующих лиц. Теперь роль писателя стала сводиться к простой имитации повседневной жизни. Утрачивается значимая функция художественной литературы, когда писатель является носителем и хранителем языка, на котором он пишет. Следовательно, особенности выбора художественных средств не в последнюю очередь зависят от автора, который в той или иной мере использует универсальную базу языка (обычно литературный язык). Кроме того, стремясь выразить картину мира, он использует язык своего времени.
Если писатель создает картину мира для себе подобных, то он и выражает ее теми средствами, которыми может. Отсюда определенная скудость и бедность языка у некоторых писателей. Хотя иногда такова среда, которую он отражает.
Д. Рубина заявляет: «Важна среда, в которой каждый из нас вырос. Каждый может вывалить из памяти целый вагон словечек, которые не будет знать другой. На днях мой редактор, выросший в Гурьеве, подарил мне чудесное слово “помазАй”. Существуют еще пласты местных “вкусных” диалектов, которыми наш брат писатель частенько подкармливается. Есть еще полублатные “молодежные” словечки, которые, как вехи, разделяют целые поколенческие эпохи. При изображении героя я точно знаю, кого наделю в прямой речи словом “чувак”, а кого – “ботан”». Таким образом, она подчеркивает, что сохраняет привязанность речи героя к той среде, откуда он родом. И использует язык как одно из характерологических средств создания персонажа.
Свою точку зрения в анкете о языке, проведенной инициаторами «Большой книги» 2007 г., высказывает и А. Кабаков: «И сегодня читатель безошибочно распознает среди писателей таких, каков он сам. Если писатель пишет “более-менее” через дефис, а не “более или менее”, как положено, или употребляет цеховое портновское “пошил”, вместо “сшил”, – он свой для демоса. А писатель, который пишет по-другому, – зачем он им? Он им чужой».
Далее писатель говорит о том, что, уничтожая культурные традиции, уничтожают и культурный язык. Заметим, что в 20-е годы опасность нивелирования языка при создании новой культуры обнаружил М. Зощенко. Он попытался провести в «Голубой книге» эксперимент по изложению истории человечества языком люмпена. Получилось смешно. Но изменился ли язык общества, увидевшего себя в зеркале своего языка, удивившегося, посмеявшегося и ужаснувшегося? В. Пелевин, И. Стогофф попытались переложить новым языком Юнга, Фрейда и Новый Завет. Но встает закономерный вопрос: стали ли их тексты произведением искусства или остались в формате постмодернизма (использующего цитатность как прием организации структуры).
Любопытно высказывание в вышепроцитированной анкете и Дм. Быкова: «С языком общества происходят не самые приятные вещи – он беднеет, скудеет, отходит от литературной формы»; «Литература сейчас никак не отвечает за язык общества – она его отражает, им пользуется, но формируют его совсем другие вещи… Одна из главных задач литературы – поставлять обществу парольные цитаты».
Отсюда неизбежны такие свойства литературы, как клишированность, стереотипность, повторяемость. Литература почти не обогащает язык, в ней мало афористичности, собственно авторского, т. е. одного автора можно отличить от другого, разве что набором подобных «фенечек». Сами авторы издают расхожие книжечки со своими цитатами (Ю. Поляков «Слово за словом. Карманный цитатник»).
Следовательно, доминирующим фактором формирования языка продолжает оставаться среда, в которой он существует. Хотя базовую основу продолжает составлять канонический текст.
Обозначим позицию А. Иличевского, которую он сам называет «оптимистической»: «Я считаю, что язык выдержит все на свете. Нет ничего более консервативного, чем язык»; «В моем окружении бандитским языком никто не пользуется. Да, существует рок-культура с ненормативной лексикой. Но там есть просто блестящие тексты!»
Заметим, что блатная феня давно вошла в русский язык, причем использование ее стало незаметным для окружающих. Речь не идет о словах типа «киллер» (вместо «бандит»), «пахан», «шестерка». В устной речи давно встречаются усечения типа словечек «короче» или клишированные выражения вроде «твое место у параши».
Ненормативная и блатная лексика относится к маргинальной части языкового поля, к его периферии, что и определяет особенности ее функционирования в речи: семантическую бедность по сравнению с разговорными аналогами, а также особую экспрессивную окрашенность, нередко явно уничижительной направленности. Понятно, что при включении даже в нейтральный речевой контекст обозначенные свойства выявляются с особой силой, высвечивая маргинальный характер.
В литературном же тексте такие вкрапления выглядят совершенно чужеродно. Вот почему авторы, которые используют их в своих текстах, вынуждены намеренно снижать литературность текста за счет введения разговорной, жаргонной и диалектной лексики. Так и происходит заметное в современной прозе снижение ее качества.