Русские поэты XX века: учебное пособие - Лосев В. В.. Страница 24

19 ноября 1924

ЛЮБОВЬ

Ятаган? Огонь?

Поскромнее, – куда как громко!

Боль, знакомая, как глазам – ладонь,

Как губам —

Имя собственного ребенка.

1 декабря 1924

ЖИЗНИ

Не возьмешь моего румянца —

Сильного, как разливы рек.

Ты охотник, но я не дамся,

Ты погоня, но я есмь бег.

Не возьмешь мою душу живу!

Так на полном скаку погонь —

Пригибающийся – и жилу

Перекусывающий – конь Аравийский.

25 декабря 1924

ПОЭТ И ЦАРЬ

Потусторонним

Залом царей.

– А непреклонный

Мраморный сей?

Столь величавый

В золоте барм.

– Пушкинской славы

Жалкий жандарм.

Автора – хаял,

Рукопись – стриг.

Польского края

Зверский мясник.

Зорче вглядися!

Не забывай:

Певцоубийца

Царь Николай

Первый.

Нет, бил барабан перед смутным полком,

Когда мы вождя хоронили:

То зубы царевы над мертвым певцом

Почетную дробь выводили.

Такой уж почет, что ближайшим друзьям

Нет места. В изглавье, в изножье,

И справа, и слева – ручищи по швам —

Жандармские груди и рожи.

Не дивно ли – и на тишайшем из лож

Пребыть поднадзорным мальчишкой?

На что-то, на что-то, на что-что похож

Почет сей: почетно – да слишком!

Гляди, мол, страна, как, молве вопреки,

Монарх о поэте печется!

Почетно – почетно – почетно, архи —

Почетно – до черту!

Кого ж это так – точно воры вора

Пристреленного – выносили?

Изменника? Нет. С проходного двора

Умнейшего мужа России.

19 июля 1931

РОЛАНДОВ РОГ

Как бедный шут о злом своем уродстве,

Я повествую о своем сиротстве:

За князем – род, за серафимом – сонм,

За каждым – тысячи таких, как он, —

Чтоб, пошатнувшись, на живую стену

Упал – и знал, что тысячи на смену!

Солдат – полком, бес – легионом горд,

За вором – сброд, а за шутом – все горб.

Так, наконец, усталая держаться

Сознаньем: перст и назначеньем: драться, —

Под свист глупца и мещанина смех, —

Одна за всех – из всех – противу всех,

Стою и шлю, закаменев от взлету,

Сей громкий зов в небесные пустоты.

И сей пожар в груди – тому залог,

Что некий Карл тебя услышит, Рог!

1932

* * *

Мой письменный верный стол!

Спасибо за то, что ствол

Отдав не, чтоб стать – столом,

Остался – живым стволом!

С листвы молодой игрой

Над бровью, с живой корой,

С слезами живой смолы,

С корнями до дна земли!

1933

* * *

Вскрыла жилы: неостановимо,

Невосстановимо хлещет жизнь.

Подставляйте миски и тарелки!

Всякая тарелка будет – мелкой,

Миска – плоской.

Через край – и мимо —

В землю черную, питать тростник.

Невозвратно, неостановимо,

Невосстановимо хлещет стих.

6 января 1934

ЧИТАТЕЛИ ГАЗЕТ

Ползет подземный змей,

Ползет, везет людей.

И каждый – со своей

Газетой (со своей

Экземой!). Жвачный тик,

Газетный костоед.

Жеватели мастик,

Читатели газет.

Кто чтец? Старик? Атлет?

Солдат? – Ни черт, ни лиц,

Ни лет. Скелет – раз нет

Лица: газетный лист!

Которым – весь Париж

С лба до пупа одет.

Брось, девушка!

– Родишь

Читателя газет.

Кача – «живет с сестрой» —

ются – «убил отца!» —

Качаются – тщетой

Накачиваются.

Что для таких господ —

Закат или рассвет?

Глотатели пустот,

Читатели газет!

Газет – читай: клевет,

Газет – читай: растрат,

Что ни столбец – навет,

Что ни абзац – отврат…

О, с чем на Страшный суд

Предстанете: на свет!

Хвататели минут,

Читатели газет!

«Пошел! Пропал! Исчез!» —

Стар материнский страх.

Мать! Гуттенбергов пресс

Страшней, чем Шварцев прах!

Уж лучше на погост,

Чем в гнойный лазарет

Чесателей корост,

Читателей газет!

Кто наших сыновей

Гноит во цвете лет?

Смесители кровей,

Писатели газет!

Вот, други, – и куда

Сильней, чем в сих строках! —

Что думаю, когда

С рукописью в руках

Стою перед лицом

(Пустее места – нет!),

Так значит – нелицом

Редактора газетной нечисти.