Реконструкция. Возрождение - Вардунас Игорь Владимирович. Страница 23

Наверное, она изменилась за эти годы, из юной леди превратившись в зрелую самостоятельную женщину. Свен даже не пытался представить Грету рядом с собой. Занятый беспрестанными научными изысканиями, он никогда особо не обращал внимания на вещи, касавшиеся сердечных дел, хотя умел ценить красоту. Да и на что они могли рассчитывать, в конце концов. Это было просто мимолетное знакомство, не более того.

Когда Альберт и Свен, возвращаясь, подходили к крыльцу усадьбы, их уже терпеливо поджидал застывший, словно изваяние, старый, как само здание, дворецкий Фредерик.

– Господин Генри просил передать, что по возвращении будет ожидать вас в своем кабинете, джентльмены, – в своей привычно-неторопливой манере обратился он к Свену и Альберту, переводя взгляд с одного на другого.

– Спасибо, Фред. Ну что, пора поговорить о твоем деле, – Альберт посмотрел на Свена, и тот кивнул. – Тогда пошли. Не будем заставлять отца ждать.

В кабинете мистера Коха всё оставалось по-прежнему, или Свену, по крайней мере, так показалось на первый взгляд. Всё тот же строго-выдержанный викторианский стиль. Персидский ковёр с витиеватым узором. Великолепные картины, не жалующийся на память Свен разглядел несколько новых, среди которых была даже одна кисти Веласкеса.

Небольшая коллекция оружия, со стены над уютно гудящим камином на него безжизненными глазами смотрела огромная голова оленя с роскошными ветвистыми рогами.

– Господа, располагайтесь, прошу вас, – работавший с какими-то бумагами Генри Кох поднялся из-за стола. – Надеюсь, вы подкрепились и отдохнули, Свен?

– Да, сэр, спасибо.

– Прекрасно, – кивнул Кох-старший, словно ожидал подобного ответа. – «Гармоничное состояние тела и духа позволяет держать в сосредоточении разум. Когда мир начал существовать, разум сделался его матерью, и тот, кто сознаёт, что основа жизни его – дух, знает, что он находится вне всякой опасности. Когда он закроет уста и затворит врата чувств в конце жизни, он не испытает никакого беспокойства».

– Лао-Цзы.

– Браво, мистер Нордлихт!

Когда бокалы были наполнены бренди и щедро сдобрены льдом, мужчины устроились в удобных креслах вокруг уютно полыхающего камина, Генри Кох закинул ногу на ногу и внимательно посмотрел на Свена, сложив пальцы замком.

– Итак, мистер Нордлихт, – выдержав паузу, наконец начал он. – Сын сказал, что у вас есть ко мне какое-то дело. Расскажите о нём.

– С удовольствием, сэр. Я хотел бы показать вам своё изобретение, над разработкой которого трудился много лет, – отставив бокал и придвинувшись на край кресла, с волнением начал Свен. – Я показал его попечительскому совету университета, в котором преподавал, но в гранте мне отказали. Прошу, не сочтите это за наглость, но я решил обратиться к вам за помощью в надежде, что вы выслушаете меня…

– И помогу с финансированием, – закончил за него Генри Кох.

– Да, сэр, – смущённо ответил Свен, но тут же нашёлся, вспомнив, что захватил с собой драгоценный портфель: – Могу показать вам выкладки и чертежи. Тут всё подробно расписано и объяснено с соответствующими документациями и приложениями…

– Видите ли, друг мой, – сделав мягкий останавливающий жест и встав с кресла, Кох-старший неторопливо прошёлся перед креслами, в которых сидели юноши, заложив руки за спину. – Само провидение, нет, сама Судьба, – он особо выделил последнее слово, – вновь сводит нас вместе. Что в очередной раз наглядно подтверждает тот факт, что наши жизненные пути и предназначения тесным образом переплетены.

Свен переглянулся с Альбертом, который преданными глазами смотрел на отца, жадно ловя каждое его слово.

– Боюсь, я не совсем понимаю вас, сэр.

– Теперь вы уже не тот робкий юноша, представший передо мной много лет назад. Но профессор и изобретатель, который, как и все присутствующие здесь, одержим некоей Идеей, – остановившись напротив камина, отец Альберта некоторое время пристально всматривался в лизавшие поленья багряные языки пламени и неожиданно повернулся на пол-оборота. – Что бы вы сказали, если бы в ответ на ваше предложение я, в свою очередь, сделал бы вам своё?

– Я слушаю, сэр, – с готовностью кивнул Свен.

– Следуйте за мной, господа.

С этими словами он всё так же неторопливо вышел из светового пятна, отбрасываемого камином, и только тут Свен заметил ещё одну дверь, которую до этого просто не замечал в сумраке, таящемся по углам.

Над дверью находилось ещё одно помещение, но в несколько раз меньше кабинета и больше походящее скорее на келью. Сходство дополняло множество горящих, сочащихся густым воском свечей, разбросанных тут и там, озаряющих помещение тусклым матовым светом, тем самым добавляя ему загадочности.

Рассматривая всё это таинственное и роскошное убранство, Свен неожиданно почувствовал, как у него всё холодеет внутри. Всюду, куда бы он ни бросил взгляд, на него смотрели кресты с загнутыми концами, направленными либо по часовой стрелке, либо против неё.

Символы солнца, страшным клеймом отпечатавшиеся в его душе. Свастики. Заметив, что и ковер украшен подобным знаком, Свен поспешно, словно ему обожгло подошвы, сделал несколько шагов назад, отступая на паркетный пол.

Здесь было собрано большое количество необычных предметов, включая золочёную пирамиду, увенчанную раскрытым глазом, от которого в разные стороны струились лучи, которую Свен видел во время своего первого посещения особняка Кохов.

Над всем этим монументально возвышалось огромное полотно в богатой позолочённой раме, писанное маслом неизвестным мастером и изображавшее гигантского чёрного волка с красными глазами, все четыре лапы которого были опутаны цепью.

Изображение было настолько натуралистично-правдоподобным, что Свену на миг показалось, будто чудовище вот-вот высвободится из своих оков и, соскочив с полотна, набросится на него.

– Не стоит бояться, друг мой. Хотя согласен, нужно отдать должное непревзойдённой кисти художника. Его четвертовали. Это Фенрир, мифический волк, сын бога Локи, – заметив, что картина привлекла внимание юноши, начал рассказывать легенду отец Альберта. – Но он был так велик и страшен, что только отважный Тюр осмеливался подходить к нему. Пророки предупреждали небожителей, что Фенрир рождён на погибель богам, но даже просто посадить его на цепь не удавалось никому. Первую цепь, которая называлась Лединг, наброшенную ему на шею, Фенрир разорвал, как тонкую нить. Вторая цепь, Дроми, разлетелась на мелкие части.

И только третья, волшебная цепь Глейпнир, скованная по просьбе богов чёрными карликами-цвергами из шума кошачьих шагов, дыхания рыб, птичьей слюны, корней гор, жил медведя и бороды женщины, смогла удержать страшного зверя.

Набросив на шею Фенрира цепь, боги хотели доказать, что она не причинит ему никакого вреда. Ради этого Тюр положил свою правую руку в пасть Фенрира. Волк откусил кисть Тюру, однако боги успели приковать чудовище к скале. Пророки предсказывали богам, что перед наступлением конца света Фенрир разорвёт оковы, вырвется на свободу и проглотит солнечный диск, а в последней битве богов с чудовищами и великанами он проглотит Одина.

– Очень увлекательная легенда, мистер Кох, я тоже немного знаком с мифологией, – учтиво ответил Свен, всё ещё не в силах справиться с потрясением от увиденных свастик. – Но к чему вы её рассказываете?

– Эта легенда имеет прямое отношение к делу, которое я собираюсь вам предложить. Я и мой сын состоим в так называемом Арийском Братстве, – видя изменившееся лицо Свена, продолжал спокойно рассказывать Кох. – К фашизму это не имеет никакого отношения, мистер Нордлихт, можете мне поверить. Это дела давно и безвозвратно ушедшего прошлого, воспоминание, кровавое пятно на теле истории. Братство преследует немного иные цели и имеет в своём распоряжении совершенно иные средства для их быстрейшего достижения.

– Некоторые пятна так никогда и не смываются, сэр, – негромко заметил Свен.

– Это зависит от того, каким способом их выводить, – веско заметил Кох-старший. – Достаточно просто приложить определённые усилия и набраться терпения. И когда холст становится девственно чистым, приходит время наполнить его пустоту новым смыслом.