Скиппи умирает - Мюррей Пол. Страница 157

Ты что, хочешь опять попасть туда? — вскричал голос. Ко всему этому? Но она снова проигнорировала его, она смотрела в глаза Рупрехта, смотревшие на нее. Почему бы тебе не остаться здесь, Рупрехт, проговорила она. Ну хотя бы еще ненадолго.

Он плотнее сжал губы; а потом склонил голову, как будто наконец прибыл куда-то после очень долгого пути.

Ветер всколыхнул листья, всколыхнул весь сад.

Выпустив его через заднюю калитку, она еще немного постояла под разросшимся плющом. Она вспоминала тот урок французского. С тех пор прошло уже несколько месяцев, но теперь, когда она возвратилась туда мыслями, оказалось, что она помнит все в мельчайших подробностях: и кремовый свитер, в котором был тогда мистер Скотт, и его волосы, которые уже не мешало бы подстричь, и вкус жвачки во рту, и кучерявые облака за деревьями в окне, и волоски на шее сидящей впереди Доры Лафферти, и царивший в классе запах губной помады и разношенных кроссовок. Она вспомнила, что сказала тогда себе, что нужно запомнить слова Поля Элюара, потому что это показалось ей важным. Но такие вещи, как мир-внутри-нашего-мира, чересчур велики, чтобы удержаться в голове просто так. Нужно, чтобы кто-нибудь другой напомнил тебе об этом или, наоборот, чтобы тебе понадобилось рассказать об этом кому-нибудь, и тогда вы будете говорить об этом друг другу снова и снова, в течение всей жизни. И если говорить об этом, то эти вещи постепенно свяжут вас в одно целое, как крошечные невидимые струны, или как фрисби, который бросаешь взад-вперед, или как слова, написанные сиропом на полу. СКАЖИ ЛОРИ. СКАЖИ РУПРЕХТУ.

А может, все состоит не из струн, а из разных историй, из бесчисленного множества крошечных ярких историй; когда-то давно все они являлись частью одной большой, гигантской суперистории, а потом она раскололась на миллиарды кусочков, поэтому ни одна история в отдельности уже не имеет смысла, так что в жизни нам приходится изо всех сил стараться и снова сплести эту историю, сначала мою историю нужно вплести в твою историю, наши истории — в истории тех людей, которых мы знаем, и так далее, пока наконец не получится нечто такое, что покажется Богу, или кому-нибудь еще, кто на это посмотрит, буквой или даже целым словом…

Потом она пошла обратно к дому. Вдруг оказалось, что всюду лежит туман — серебристый туман, будто это Земля задышала волшебным паром. Она шла очень медленно, закрыв глаза, как сомнамбула, и представляла себе, как ее волосков на руке касаются невидимые покровы, как они проносятся мимо ее лица и рук, хрупкие, как само дыхание, или даже еще более хрупкие; она шла и воображала, будто проходит сквозь все эти покровы и проникает все глубже и глубже… куда? В ночь? Или туда, где она и так находится?

Рупрехт забыл свои пончики. Теперь коробка лежит у нее в комнате, на подоконнике. Она сгребает с ночного столика таблетки и снова заталкивает в живот Лалы. Где-то за окном сирены летят куда-то прочь, оставляя над домами только небо, одинокую прекрасную Вселенную, грустную песенку, исполненную на сломанном инструменте. Интересно, Скиппи все-таки слышал их сегодня вечером? Рупрехт говорил ей, что, хотя струны невозможно увидеть, ученые верят в эту гипотезу, потому что она дает самое красивое объяснение. Значит, Скиппи слышал их песню — это ведь было бы самое красивое объяснение, разве не так? Для сегодняшнего вечера?

Она берет телефон и снова пытается позвонить Карлу. Она не знает, что скажет ему, когда он ответит на звонок. Может быть, просто: привет, что делаешь? Или: погляди, какой туман на улице, я так люблю туман! Она слушает сигналы тонального вызова и представляет себе, как звонит телефон где-то там, в его жизни, как звучит в воздухе музыка, как касается его ушей. Раскрыв коробку, она вынимает пончик. Похоже, он шоколадный. Она откусывает кусочек.

IV

После всего

A chairde! [43]

Я пишу вам свое первое рождественское послание, испытывая одновременно два чувства — огромной гордости и глубокой печали. Гордости — оттого что я облачаюсь в мантию директора, которую носили до меня столь многие выдающиеся люди, последним в ряду которых был отец Десмонд Ферлонг, печали — при мысли о трагедиях, которые обрушились на Сибрукский колледж за последние два месяца.

Приближаясь к концу года, мы можем поддаться соблазну глядеть только вперед, в будущее, набросив покров на события, которые уже причинили нам столько горя. Однако это никогда не было в правилах Сибрукского колледжа — пасовать перед трудностями или шарахаться от прошлого, и хотя этот 140-й год Сибрука оказался для него очень нелегким, я считаю, что мы — как школа и как сплоченное сообщество — можем черпать мужество в том духе Сибрука, который всегда помогал нам преодолевать любые сложности.

И дух этот как никогда ярко проявился в ходе недавних событий 8 декабря. Из книг по истории, а также благодаря нашему мемориальному кабинету, все мы знаем, что Сибрук давно уже стал колыбелью героев, и тем, что та страшная ночь не стала еще страшнее, мы обязаны мужеству троих новых героев. Вы, наверное, уже много раз слышали об этом, но, думаю, вы простите меня, если от лица школы и от лица вас, родителей, я снова напомню вам об отваге Брайана Томмза, учителя столярного дела и декана пансиона, при эвакуации Башни и о том, как Говард Фаллон, учитель истории, спас из горящего здания оказавшегося в ловушке мальчика. Рад вам сообщить, что врач Говарда в Сибрукской больнице (Мильтон Рулман, выпускник 78-го года) доволен тем, как он идет на поправку, и обещает скорое полное выздоровление. Надеюсь, уже вскоре Говард снова будет блистать в классе. Мальчик, которого он спас, тоже понемногу поправляется.

Мужество Джерома Грина было известно всем, кто его знал. Он посвятил всю свою жизнь служению слабейшим членам общества, как в Африке, так и на родине. Его отличали безграничная энергия, непоколебимая нравственность и отказ мириться с компромиссами, что делало его, пожалуй, чересчур добродетельным человеком для нашего времени. Очень символичен его последний поступок в жизни — он поднял тревогу, и в эти мрачные часы всем нам должна служить утешением мысль, что, возможно, именно так он и желал уйти — оставаясь на службе у своего любимого Сибрука, как и подобает доброму пастырю, пекущемуся о своем стаде. Ni bheidh a leitheidse aris [44].

Полиция все еще занята расследованием причин пожара, но сложилось мнение, что он начался из-за короткого замыкания, похожего на то, которое прервало рождественский концерт. Родители выказали вполне объяснимую обеспокоенность той быстротой, с которой распространялось пламя в зоне общежития для учеников. Разумеется, эту озабоченность выказывало и руководство школы. Лично мне кажется, что сейчас не время искать виновных. Вместо этого нам следует подумать о будущем. С некоторых пор мы вынашивали планы заменить здание 1865 года постройки новым, современным флигелем, и теперь стало ясно, что медлить с этим больше нельзя. А до завершения строительных работ уроки для второго и третьего классов будут проводиться в готовом сборном доме, который любезно предоставили нам друзья школы; пансион для учеников, как вас уже уведомили, будет закрыт.

Наверное, вы уже видели репортажи в средствах массовой информации о том, что орден Святого Духа в ближайшем будущем передаст бразды повседневного правления школой в руки частной управляющей компании. Но, вопреки тому, что говорилось в этих репортажах, эта перемена подготавливалась в течение длительного времени, она никак не связана с недавними событиями. Дальнейшие подробности станут известны общественности в ближайшие месяцы. Сейчас же достаточно сказать, что эту управляющую компанию возглавлю я сам, а также совет директоров из числа бывших выпускников Сибрука, куда войдут и родители учеников, и преподаватели колледжа. Компания будет заниматься мирскими делами и вопросами финансов, а за святыми отцами, разумеется, сохранится их уникальная роль наставников, за ними останется решающее слово в определении ее духовных ориентиров.