Скиппи умирает - Мюррей Пол. Страница 9
Вот так, вкратце, все остается в подвешенном состоянии, и все остается невысказанным, а Хэлли все больше путается, не понимает, куда же они движутся и что не так, хотя формально и нельзя сказать, что что-то не так, и злится на Говарда, а Говарду в результате еще меньше хочется жениться. Ну а уж когда начинают летать тарелки, ему кажется, что они уже давным-давно женаты.
После ужина (разогретого в микроволновке) напряженность спадает; он усаживается читать в гостиной, а она смотрит телевизор. В половине десятого она поднимается, чтобы идти спать, и он подставляет ей щеку для поцелуя. Согласно недавно появившемуся негласному протоколу тот, кто первым отправляется в спальню, получает полчаса времени — чтобы успеть уснуть к тому времени, когда придет второй. Да, если интересно, в последний раз они занимались сексом сорок пять дней назад. Ни один из них не говорил об этом в открытую; они просто пришли к некоему молчаливому согласию — да, это одна из тех немногих вещей, о которых они теперь не спорят. Подслушивая порнографические разговоры мальчишек в школе, Говард иногда думает о том, насколько непостижимым это нежелание заниматься сексом показалось бы ему самому в подростковом возрасте, и вспоминает, как в ту пору от малейшего физического контакта каждый атом его тела рвался наружу (по большей части тщетно) с нерассуждающим, неудержимым рвением лосося, спешащего вверх по течению водопада. Как — у тебя в постели женщина, а ты не занимаешься с ней сексом? Он почти слышит разочарование и растерянность в собственном, более юном, голосе. Нет, он не говорит, что ему нравится такое положение вещей. Но так ему легче — по крайней мере пока, на ближайшем (точно не определенном) отрезке времени.
Часто, когда они лежат так бок о бок в темноте и каждый старается не показывать другому, что на самом деле не спит, Говард мысленно ведет с ней долгие и откровенные разговоры, и тогда он бесстрашно выкладывает ей все как есть. Иногда в конце этих воображаемых разговоров они решают расстаться, а иногда — осознают, что жить не могут друг без друга; так или иначе — хорошо бы принять хоть какое-то решение.
Но сегодня Говард не думает об этом. Нет, вместо этого он сидит на первой парте в классе и вместе с другими мальчишками смотрит, не отрывая глаз, на глобус, который упоительно и мучительно медленно вертится под тонкими пальцами. Он смотрит и смотрит, и вот уже глобус под этими пальцами превращается из карты мира в хрустальный шар… хрустальный шар, он же — аттракцион “тяни на счастье”, откуда можно вытащить любое будущее; и Говард беззвучно шепчет себе: “Мы еще посмотрим. Посмотрим”.
Хооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооо-шшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшш!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Ты как будто взлетаешь вверх, рвешься из мозгов — прямо в космос! Глаза у тебя лезут из орбит — вот-вот лопнут! В голове целая куча мультяшных слонов, выстроились в ряд, поднимают ноги и трубят — вот так музыка! Ты смеешься и смеешься, прямо чуть не падаешь от смеха!
Но, приземлившись, Морган кричит. Он кричит, потому что на руки ему навалился Барри, пригвоздив его к земле. Над мусорными баками вывеска пончиковой светит в другую сторону, как будто не желает ничего видеть.
За пончиковой обычно все и происходит, и если не хочешь неприятностей на свою задницу — лучше держись подальше.
Почти сразу же, как только те приходят, приятные вспышки угасают. Карл перестает смеяться и делает шаг вперед. Морган съеживается, и его белые ноги покачиваются в темноте, будто зверьки. Барри шепчет ему на ухо:
— Сделай-ка одолжение, давай их сюда.
— У меня нет, — умоляюще говорит Морган. — Клянусь!
— Тогда зачем же ты пришел? — Голос Барри звучит ласково, будто материнский. — Чего ты приперся, а, придурок?
— Ты же велел мне прийти, — выговаривает Морган между всхлипами.
— А еще мы велели тебе принести кое-что. — Морган в ответ молчит, и Барри влепляет ему пощечину. — Мы ведь велели тебе кое-что принести, ты, тупица!
— Я пришел сказать вам, что не могу их принести. — Морган приподнимает голову и пытается взглянуть на Барри, находящегося позади, так что слезы текут назад, к ушам.
— Почему это?
— Мама держит их под замком! Под замком!
У Карла сделалась очень тяжелая голова. Слоны перестали плясать; они один за другим падают на пол. Откуда-то издалека он слышит, как Барри произносит:
— Мы же тебя просили по-хорошему.
Он подает Карлу знак.
Карл сильно встряхивает жестяную банку. Он знает, что делать. Но вначале — ХООООООООШШШШШШШШ, небо прыгает и издает хлопок, он вылезает из-под куртки, его лицо — это смайлик O, нарисованный мелком…
— Давай, — шипит Барри.
Он подносит зажигалку к краю банки…
— Не надо… — пищит Морган. — Не надо…
— Не дури, Морган, — говорит Барри. — Просто дай нам то, что мы просим.
— Не могу! — Все лицо у него мокрое от слез. — Не могу — мама узнает…
— Ладно, Морган, — говорит Барри таким тоном, как будто ему стало грустно. — Тогда ты сам знаешь, что нам придется сделать.
Карл опускается на одно колено и нацеливает банку.
— Нет! — кричит Морган, но отсюда его никто не услышит. — Нет, пого…
Вспыхивает пламя — и на секунду поглощает все вокруг. А потом пропадает, оставляя мерцать в темноте только голубовато-белую вспышку. В воздухе пахнет паленым.
— Ну, теперь ты нам дашь кое-что, Морган? — спрашивает Барри.
Морган плачет, не издавая ни звука. Он катается на животе, извиваясь, как червяк, в грязи.
— Может, ты передумал? Может, у тебя что-то есть для нас? Или, может, хочешь еще разок побеседовать с этим Драконом?
Морган съеживается, будто его еще раз прижгли. Потом показывается его рука, а в ней — оранжевая прозрачная трубочка. Барри хватает ее.
— Что же ты сразу ее не отдал, когда мы тебя по-хорошему просили? Мог бы избавить нас от этой канители, дубина!
Морган не может ответить — он рыдает. Опять этот жуткий плач без единого звука — только с корчами. Ноги у него совсем красные — это видно даже в темноте. Барри поворачивается к Карлу:
— Смываемся.
Карл кивает. Проходя мимо Моргана, он замечает, что у того выпал телефон. Карл подбирает его с земли и кладет к себе в карман.
В сортире “Бургер-Кинга” Барри вытряхивает на крышку унитаза четыре таблетки из оранжевой трубочки. Он дробит их своим телефоном и разделяет получившийся порошок на две части. Придумал все он, поэтому он первый. Затем наступает очередь Карла. Он подносит к кучке бургер-кинговскую соломинку и вдыхает. Порошок попадает ему в нос. С металлическим звуком — дзынь! — будто рядом вытащили меч — окружающее заостряется.
Внезапно все обретает смысл. Карл чувствует дрожь новизны, чувствует ледяной холод. Все так круто. Так круто быть тут с Барри — отличная была идея выбить из Моргана Беллами эти таблетки. Они выходят из кабинки и шагают по серебристо-бело-стеклянным просторам торгового комплекса, будто двое парней из хип-хоп-видео. Бегут вверх по эскалатору, едущему вниз, и вниз по эскалатору, едущему вверх, выкрикивают что-то девчонкам. Крадут зажигалку, колоду карт, журнал “Марбелла Айрленд”. А потом им все это надоедает.
— Пойдем навестим Косоглазого, — предлагает Барри.
На обратном пути они проверяют — на прежнем ли месте Морган, но тот уже исчез. Интересно, он расскажет кому-нибудь? Нет, конечно: он ведь должен понимать, что с ним тогда случится.
Сегодня Косоглазого “У Эда” нет — только Косоглазая. Она поднимает голову и, увидев их, сразу напрягается. Они очень медленно направляются к стойке. Слышна музыка — это песня Бетани: