Очерки Петербургской мифологии, или Мы и городской фольклор - Синдаловский Наум Александрович. Страница 56
Появление такого псевдонима связано с семейной легендой, согласно которой он, поэт Пестовский, является потомком старинного польского королевского рода Пястов, правивших с X по XIV век. Однако это не более чем легенда. По другим версиям, польской крови в жилах Пяста вообще нет. По отцу он будто бы был прибалтийским немцем, а по матери – грузином.
Между тем фамильная легенда отложила известный отпечаток на характер поэта. Он был гордым и заносчивым, как польский шляхтич, превыше всего ставил собственную независимость от людей и обстоятельств. Никогда ничего не просил. Некоторое время, живя в Доме искусств на Мойке и в полном смысле слова страдая от голода, по ночам вышагивал по коридорам и громко читал стихи. Чтение напоминало «дикие возгласы», которые не давали покоя обитателям ДИСКа. «Безумный Пяст», – говорили о нем соседи по Дому искусств, пользуясь прозвищем, придуманным им самим. Запомнились его вечные клетчатые брюки, которые он носил бессменно зимой и летом. Среди его друзей и знакомых их называли «двухстопные пясты».
Желание приобщиться к сильным мира сего просматривается и в истории появления одного из самых знаменитых литературных псевдонимов в истории русской поэзии – Ахматовой. Об этом мы уже подробно рассказывали в одном из предыдущих очерков.
Впрочем, желание приобщиться к славе известных или легендарных предков приобретали порой самые неожиданные формы. Иногда достаточно было изменить всего одну букву, чтобы начали работать такие мощные психологические факторы, как литературные или исторические ассоциации. Так поступил писатель Сологуб. Его настоящая фамилия – Тетерников. Выбрать в качестве псевдонима фамилию пушкинского приятеля графа Соллогуба без одной буквы «л» будто бы подсказал ему поэт Николай Минский. И фамилия другая, и ассоциации безошибочные. И не только с Владимиром Соллогубом, неплохим писателем и автором прекрасных воспоминаний, но и с его гениальным приятелем – Пушкиным.
Такое ненавязчивое приобщение к имени Пушкина в истории русской культуры было не единственным.
История Пушкинского дома и его бесценных пушкинских фондов тесно связана с именем известного во всем мире библиофила и собирателя пушкинских реликвий Александра Федоровича Отта. Легендарная судьба этого удивительного человека заслуживает отдельного рассказа. Отто родился в Петербурге, точнее в Царском Селе, при обстоятельствах настолько загадочных, что они породили немало легенд. Будто бы новорожденного мальчика нашли однажды на рассвете, подброшенным у одной из садовых скамеек Александровского парка. Отцом ребенка, согласно придворным легендам, был великий князь, будущий император Александр II, а матерью, понятно, одна из молоденьких фрейлин, имя которой навеки затерялось во тьме истории. Поговаривали, что о тайне рождения подкидыша доподлинно знал лишь воспитатель наследника престола Василий Андреевич Жуковский, но и он сумел сохранить дворцовый секрет, хотя юношеская, подростковая, а затем и взрослая дружба сына Жуковского, Павла, и нашего героя могла пролить кое-какой свет на происхождение Александра Федоровича.
В Петербурге Отто закончил гимназию и университет. Затем побывал за границей, жил некоторое время в Москве, а с 1872 года окончательно обосновался в Париже. Там он познакомился с жившим тогда во Франции И.С. Тургеневым и стал его литературным секретарем. Не без влияния Тургенева у Александра Федоровича обострилась давняя страсть к собирательству книг о Пушкине, его рукописей и предметов бытовой культуры, связанных с поэтом.
Еще одна легенда появилась с легкой руки самого Отта. Ее романтический ореол сопровождал его всю долгую жизнь. Отто утверждал, что нашли его не просто в Александровском парке Царского Села, но под чугунной скамьей памятника лицеисту Пушкину, в церковном садике, который в народе известен под именем «Ограда», хотя на самом деле памятник поэту появился через много лет после рождения коллекционера. Если верить легенде, именно поэтому в мальчике с рождения зародилась беззаветная любовь к Пушкину. Эту любовь он всеми доступными ему способами демонстрировал окружающим. Так, когда фамилия Отто, доставшаяся от крестной матери, показалась ему чужой и нерусской, он взял в качестве псевдонима фамилию главного героя поэмы A.C. Пушкина «Евгений Онегин» и начал подписываться: Александр Отто-Онегин. Но и этого оказалось мало, и он решительно отбросил первую половину псевдонима, оставив только вторую: Онегин. Под этой фамилией его знают буквально все пушкинисты мира. Но истинному петербуржцу, оказавшемуся вдали от родины на берегах Сены, и этого оказалось не вполне достаточным и патриотичным. И тогда он позволял себе представляться витиевато, но однозначно: «По географическому признаку Александр Невский».
В 1883 году от Павла Васильевича Жуковского в руки Отта попали письма Пушкина к его отцу затем все бумаги Василия Андреевича, относящиеся к дуэли Пушкина, а впоследствии и весь личный архив Жуковского. Парижская коллекция Отта, или, как он сам ее называл, «музейчик», очень скоро стала самым богатым частным собранием на пушкинскую тему. Его парижскую квартиру начинают посещать пушкинисты. Она вся буквально забита материалами о Пушкине. Один из посетителей «музейчика» впоследствии рассказывал, как он впервые пришел к собирателю. «С какого места начинается собственно музей?» – спросил он. «Вот кровать, на которой я сплю, – ответил Александр Федорович, – а прочее – все музей».
В 1908 году весь свой богатейший архив, сосредоточенный в маленькой квартирке на улице Мариньян, 25, вблизи Сены, Отто решил передать в дар Пушкинскому дому российской Академии наук. Будто бы хотел доказать всему миру, что он не Собака на Сене, как о нем каламбурили недоброжелатели и завистники. Официальная передача затянулась на несколько лет, а после известных событий 1917 года в России, стало казаться, что уже никогда не состоится. Но благородный Отто остался верен своему решению. Он письменно подтвердил законность состоявшейся в 1908 году договоренности. Однако при жизни реализовать передачу собранного материала он так и не успел. В 1925 году Александр Федорович скончался. Когда вскрыли завещание, то выяснилось, что не только все свое имущество, но и все свои деньги Александр Федорович оставил Пушкинскому дому. Коллекция была передана в Ленинград только в 1927 году. С тех пор она свято хранится в Институте русской литературы – Пушкинском доме.
4
По сравнению с «сочинительством», еще на более низкой социальной ступени стояло на Руси лицедейство, шутовство, актерство. Не случайно шутов награждали самыми унизительными прозвищами, а первыми профессиональными артистами в России были крепостные люди. Они лишались элементарных гражданских прав, их содержали в неволе, как рекрутов; женщины, входившие в театральные труппы, чаще всего пополняли многочисленные личные гаремы городских вельмож и сельских помещиков. Чтобы еще более подчеркнуть их низкое положение, актеров и актерок лишали подлинных имен и фамилий.
Произведенный в шуты Анной Иоанновной слабоумный князь Голицын известен в истории по прозвищам Квасник и Кульковский, а его коллега по шутовству итальянец из Неаполя Адам Пьетро-Мира стал Адамом Педрилло. Удачно придуманное самим шутом прозвище, по звучанию похожее как на его подлинное имя, так и на дефиницию физиологического акта освобождения кишечного газа из переполненного организма, вероятно, приводило скучающую монархиню в веселое состояние.
Нравы того времени допускали и не такое. Известно, что за десять лет царствования Анны Иоанновны Педрилло стал вполне состоятельным человеком. Причем, если верить фольклору, он никогда не стеснялся в способах обогащения, некоторые из которых носили весьма экзотический характер. Рассказывают, что женат он был на исключительно невзрачной и некрасивой девице, которую за глаза называли козой. Однажды Бирон, решив посмеяться над шутом, спросил его: «Правда ли, что ты женат на козе?» – «Не только правда, но жена моя беременна и вот-вот должна родить», – ответил находчивый шут. И добавил: «Смею надеяться, что вы будет столь милостивы, что не откажетесь по русскому обычаю навестить родильницу и подарить что-нибудь на зубок младенцу». Бирон передал этот разговор Анне Иоанновне, и той так понравилась затея, что она будто бы решила по такому случаю устроить придворное развлечение. Она приказала Педрилло после родов жены лечь в постель с настоящей козой и пригласила весь двор навестить «счастливую пару» и поздравить с семейной радостью. Понятно, что каждый должен был оставить подарок на зубок младенцу. Согласно легенде, Педрилло таким образом в один день нажил немалый капитал.