Очерки Петербургской мифологии, или Мы и городской фольклор - Синдаловский Наум Александрович. Страница 86
Шпалерка, Шпалерка,
Железная дверка…
Поэтическое творчество мало чем отличалось от песенного. Темы были столь же болезненными и тягостными:
На улице Шпалерной
Стоит высокий дом.
Войдешь туда ребенком,
А выйдешь стариком.
Литейный четыре,
Четвертый подъезд.
Здесь много хороших
Посадочных мест.
Внутренний коридорчик между тюрьмой и административным зданием известен по имени «Таиров переулок». Он такой же криволинейный, как и подлинный переулок, что находится вблизи Сенной площади. Здесь заключенные, ведомые из камер на допросы и обратно, могли случайно встретиться друг с другом. Переход из одного здания в другое среди арестантов назывался «Мостиком вздохов». Согласно тюремным правилам, при такой встрече одного из арестантов останавливали и поворачивали лицом к стене, пока другой заключенный не пройдет мимо. Легкий, едва уловимый вздох был единственным способом отметить свое присутствие и обратить на себя внимание собрата по несчастью. Этим приемом широко пользовались. О нем хорошо помнят многие петербуржцы, прошедшие дорогами шпалерного ада.
С 1932 года во всех трех зданиях расположилось управление НКВД – зловещая организация с более чем мрачной репутацией. В народе она имела соответствующие прозвища: «Жандармерия», «Девятый угол», «Девятый вал», «Мусорная управа», «Черная сотня». Деятельность этого ненавистного народом карательного института советской власти оставила неизгладимый след в судьбах сотен тысяч ленинградцев.
Характерными были фольклорные наименования и всего комплекса этих сооружений. Его называли: «Большой дом», «Литейка», «Белый дом», «Серый дом», «Собор Пляса-на-крови» или «Дом на Шпалерной» – по ассоциации со старинной тюрьмой «Шпалеркой», и даже «Малой Лубянкой» – по аналогии с печально знаменитой московской Лубянкой. «Большой дом» стал страшным символом беззакония и террора, знаком беды, нависшей над городом.
В 1950-х годах, когда деятельность НКВД впервые была предана осторожной и весьма выборочной огласке, начали появляться первые оценки, которые народ формулировал в анекдотах.
...
Приезжий, выходя из Финляндского вокзала, останавливает прохожего: «Скажите, пожалуйста, где здесь Госстрах?» Прохожий указывает на противоположный берег Невы:
«Где Госстрах не знаю, а госужас – напротив».
...
Армянское радио спросили: «Что такое комочек перьев, а под ним ужас?» – «Это воробей сидит на крыше Большого дома».
Согласно одной из легенд, Большой дом под землей имеет столько же этажей, сколько над ней. В фольклоре это легендарное обстоятельство превратилось в расхожий символ, зафиксированный в огромном количестве анекдотов. Вот только некоторые из них:
...
«Какой самый высокий дом в Ленинграде?» – «Административное здание на Литейном. Из его подвалов видна Сибирь».
...
В трамвае стоит гражданин, читает газету и говорит вполголоса: «Доведет он нас до ручки». Его тут же забирают. В «Большом доме» допрос: «Так что вы сказали? Кто доведет нас до ручки?» – «Как кто? Конечно, Трумен»! – «A-а так! Ну ладно, идите в таком случае». Он выскочил. Потом вернулся, просунул голову в дверь: «Скажите, а вы кого имели в виду?
...
Вы знаете Рабиновича, который жил напротив « Большого дома»? Так вот, теперь он живет напротив.
...
«Что выше – ОГПУ или Исаакиевский собор?» – «Конечно ОГПУ. С Исаакиевского собора виден Кронштадт, а из ОГПУ – Соловки и Сибирь».
Напомним, что ОГПУ – аббревиатура Объединенного Государственного Политического Управления, в функции которого в советские времена входила охрана государственной безопасности, в народе расшифровывалась: «О Господи, Помоги Убежать». И наоборот: «Убежишь – Поймают, Голову Оторвут».
Ленинградцы со знанием дела уточняли: «С Исаакиевского собора виден Кронштадт, хотя до него 30 километров, а из подвалов „Большого дома“ видны Соловки, хотя до них – 300».
Говорят, первоначально подвалы «Большого дома» были разделены на три отсека, в одном из которых и производились расстрелы. Сейчас он будто бы замурован. Правда, среди сотрудников самого «Большого дома» ходят легенды о том, что в «Большом доме» будто бы велись только допросы, а расстрелы якобы производились в «Крестах» на противоположном берегу Невы. Действительно, есть легенда, согласно которой между «Большим домом» и «Крестами» существовал подземный ход. Сохранились легенды и о самих допросах. Будто бы в кабинетах следователей стояли большие книжные шкафы, которые на самом деле были пустыми внутри и служили для изощренных пыток над заключенными.
По воспоминаниям ленинградцев, во время блокады в городе рассказывали о том, что даже в то жуткое время в секретных подвалах «Большого дома» днем и ночью не прекращалась работа специальной электрической мельницы по перемалыванию тел замученных и расстрелянных узников сталинского режима. Ее жернова прерывали свою страшную работу, только когда электричества не хватало даже для освещения кабинетов Смольного. Но и тогда, утверждает легенда, не прекращалось исполнение расстрельных приговоров «шпалерных троек». Трупы казненных просто сбрасывали в Неву.
Для удобства энкаведешников из подвалов «Большого дома» была проложена специальная сливная труба, по которой кровь замученных и казненных стекала прямо в Неву С тех пор ленинградцы уверены, что именно поэтому цвет воды в Неве напротив «Большого дома» навсегда приобрел красновато-кирпичный оттенок. Убедить их в том, что необычная окраска воды в этом месте Невы зависит от природной особенности донного грунта, невозможно.
Известно, что за все время блокады в дом на Литейном не попала ни одна немецкая бомба и ни один вражеский снаряд. Легенды утверждают, что немецкие летчики и артиллеристы знали о живом щите, устроенном советскими чекистами. В верхнем этаже «Большого дома» якобы содержались пленные гитлеровские офицеры. И немецкие летчики будто бы знали об этом. Подозрительная осведомленность фашистов вызывала у блокадников странное ощущение. Они были уверены, что утечка информации была намеренной. До сих пор жива и другая легенда. Согласно ей, в башенках над крышей «Большого дома», которые на самом деле предназначались для соляриев, будто бы во время войны были размещены зенитные орудия, направленные в сторону Литейного моста. Так гэпэушники собирались отражать возможное нападение немцев со стороны Финляндского вокзала.
На фоне этих кошмаров родилась легенда о том, что жизнь большинства строителей этого одиозного дома трагически оборвалась в его пыточных камерах. Новые хозяева, утверждает легенда, позаботились о том, чтобы тайна бесчисленных секретных застенков НКВД была навеки сохранена теми, кто о них знал.
Петербургский фольклор до сих пор обращается к зловещей деятельности одного из самых страшных учреждений советской власти, которая сумела вовлечь в безумную пляску смерти, наряду с откровенными противниками режима, ее верноподданных апологетов и просто законопослушных граждан. Не нам с вами, с высоты наших знаний и информированности, судить или осуждать их. Фольклор этим не занимается. Он просто констатирует. И каждый, даже самый ничтожный штрих той жизни, сохраненный для нас, важен как бесценное свидетельство очевидцев и участников событий нашей истории:
...
Надпись на дверях «Большого дома»: «Посторонним вход воспрещен». Двое останавливаются. Читают. «А если бы было разрешено, ты бы сам вошел?»