Меж трех времен - Финней Джек. Страница 28
- Тем не менее Z не достиг нужных соглашений.
- Да нет же, достиг! Наши люди уверены в этом. У него были письма, частная переписка - не акты парламентов или что-то в этом роде. Но подписанные. Главами государств. Во всяком случае, таковыми они себя считали. Люди, наделенные властью.
- И так вот была предотвращена Первая мировая война?
- Она не была предотвращена.
- Как же это вышло?
- Z не вернулся.
- Что?!
- Ни в одном материале из тех, что отыскали наши люди, не было и намека на его возвращение. Он отправился назад, выполнив все, за чем его посылали, - сохранились каблограммы, сообщавшие об этом, - а потом... он попросту исчез. Растворился в воздухе. Мы знаем об этом, потому что нашли в документах упоминания об исчезновении Z. Возможно, тогда знали, что же произошло, но нам это неизвестно.
- Ну хорошо, а кто такой Z?
Рюб медленно покачал головой:
- Этого наши люди не знают. Его настоящее имя не упоминалось ни разу. Z - иначе его не называли. И черт побери, Сай, нашим парням, в сущности, нет до этого дела. Их это совершенно не интересует. Они оказали мне услугу, только и всего. Не могу их винить: понимаете, вся эта история их ничуть не касается. Для них это всего лишь одна провалившаяся миссия, а таких несметное число в истории любой страны. Случилось это черт знает сколько лет тому назад, документов осталось мало, так что кому до этого дело?
- А разве вы не можете объяснить вашим людям, почему...
- Нет. Мне удалось организовать новый отдел, который занимается именно этой историей. Совсем небольшой отдел, он состоит из одних посвященных. Номинально возглавляет его Эстергази, я - его заместитель, а остальной штат - это главным образом сержант, который носит нам кофе.
- Эстергази...
- Совершенно верно. Он теперь бригадный генерал. Вы же понимаете, Сай, мы не можем никому объяснить, чем занимаемся. Большинство наших людей прежде всего и слыхом не слыхивали о Проекте. Как бы мы им растолковали, что намереваемся сделать? Показать им Проект, то есть гору хлама? Мне пришлось удовольствоваться тем, что мне предложили - по большей части то, что уже было под рукой. Да и сомневаюсь я, что можно отыскать что-нибудь еще. Речь ведь идет о Соединенных Штатах в годы перед 1914-м, когда мало кто даже задумывался о близкой войне. Не то что в Европе - помните, сколько удобных случаев для вашего вмешательства я называл, если бы мы могли действовать на Европейском континенте? Но здесь... Боюсь, история с Z - это все, что можно раскопать. - Рюб вдруг осклабился и хлопнул меня по плечу. - Ну да старая собака не забывает старых фокусов! Что она делает, когда теряет след? Бегает кругами, пока снова не учует нужный запах! Слушайте, пойдемте-ка выпьем кофе или еще чего-нибудь.
Он вскочил легко, как и положено бывшему спортсмену, протянул мне руку, помог подняться, и мы пошли к аллее.
Дойдя до нее, мы свернули на юг, к Пятьдесят девятой улице и отелю «Плаза».
- Слыхали когда-нибудь об Элис Лонгуорт? - спросил Рюб.
- Да, кажется, слыхал. Старая дама, ныне покойная? Та, которая сказала, что Томас Дьюи [губернатор Нью-Йорка, кандидат в президенты от республиканской партии в 1944-м и 1948 гг.] похож на сахарного человечка на свадебном торте?
- Точно, она. А еще она говорила: «Если чего-то о ком-то не знаете, обратитесь ко мне». Вот потому-то я о ней и вспомнил. Замечательная была женщина, смышленая, с острым язычком - как говорится, на то и дан язык. Сплетница. Супруга видного конгрессмена. И кстати, не всегда она была старой дамой. В молодости она слыла заводилой в кругу вашингтонской молодежи и знала в Вашингтоне всех, кто имел хоть какой-нибудь вес. А известно вам, что Элис Лонгуорт - дочь Теодора Рузвельта?
- Не помню. Кажется, да.
- Ну, я-то об этом помнил и прочел о ней кое-что - две-три книжки из библиотеки. И составил список ее друзей - всех, кого смог отыскать. А потом, говоря в переносном смысле, принялся звонить во все колокола. Я писал, я говорил по телефону, а один раз, в Вашингтоне, и впрямь позвонил - в дверной звонок. Я встречался со всеми, кто был хоть как-то связан с Элис Лонгуорт - внуками ее друзей, правнуками, прапраправнуками - словом, со всеми, у кого могли отыскаться ее письма. Письмо Элис Лонгуорт - такое сохранилось бы в любом семействе. Четыре пятых людей в моем списке оказались для меня бесполезны. Иные из них даже слыхом не слыхивали, кто это такая.
Мы вышли на тротуар Пятой авеню рядом с парком и зашагали в сторону Пятьдесят девятой улицы.
- Утомительное было занятие, обрыдло мне до чертиков, и я обозлился. Как-то раз по телефону я сказал: «Как? Вы никогда не слышали об Элис Лонгуорт? Значит, ваша жизнь пропала зря! Да ведь это же о ней написали песню!» - «Какую песню?» - спросил конечно же мой собеседник, и я ему спел ее. Прямо по телефону.
Рюб запел негромким приятным голосом, не перевирая мотив: «В миленьком платьице цвета элис!» [элис - оттенок голубого цвета] Это и вправду прелестная старая песенка; я хорошо знал ее, хотя понятия не имел, что она как-то связана с реально существовавшей Элис. Я подхватил песню, мы шагали по Пятой авеню к отелю «Плаза» на той стороне улицы и дружно пели. Входя из вестибюля в крохотный бар и выбирая столик, я чувствовал себя замечательно, и все из-за этой песенки. Я знал, что Рюб сделал это не намеренно; человек хитроумный, он мог быть и порывистым, даже безрассудным, и я знал, что эту песенку он запел в случайном порыве.
Однако когда появилась официантка, Рюб одарил ее улыбкой и сказал:
- К черту все, закажу мартини. Первое мартини за миллион лет.
И хотя я собирался заказать кока-колу, вместо этого присоединился к его заказу. Только позже мне подумалось, что Рюб, возможно, угадал подходящий момент, когда легкий хмель мог подтолкнуть меня к нужному для него решению.
В баре было не меньше двух десятков столиков, но кроме нашего занят был только один - за ним сидели двое японцев. Рюб предпочел занять столик подальше от них и сел на стул у стены, откуда хорошо был виден весь зал.
Пока мы дожидались выпивки, все еще слегка улыбаясь при мысли о нашем хоровом пении, Рюб открыл чемоданчик.
- В награду за все труды мне досталась пара писем Элис Лонгуорт, в которых упоминается Z, - сказал он. - Я ожидал, что мне пришлют ксерокопии, но получил сами письма. - С этими словами он извлек из чемоданчика оба письма.
- Почтовая бумага цвета элис?
- По-моему, да. И в библиотеке Конгресса тоже так считают. Эллис Лонгуорт слегка льстило, что в ее честь был назван оттенок цвета. - Рюб вынул две ксерокопии. - В библиотеке Конгресса, в разделе каталога, посвященном Рузвельту, есть кое-какие материалы по Э.Л., и там я обнаружил две адресованные ей записки от Z.
Рюб было протянул мне письмо, но тут принесли выпивку, и он остановился, опасаясь, как бы нечаянно не закапать вином драгоценные находки. Мы пригубили мартини, и я кивком указал на письма:
- И там его тоже называют Z? Не упоминая его настоящего имени?
Рюб кивнул, пригубливая свой стакан.
- Как же так? - сказал я. - Элис ведь должна была знать, кто он такой.
- Она и знала. Он был другом Лонгуортов, но тем не менее подписывался «Z», и она звала его Z. Для них секрета не существовало, но ведь был еще президент, который нарушал полномочия Конгресса, как то водится у президентов. Славные то были денечки, когда ЦРУ еще не появилось и все, что требовалось - избегать письменных упоминаний имени своего человека. Если Тафту нужно сделать запись для памяти, он напишет просто «Z» на случай, если запись попадется кому-то на глаза. А Z сообщит своим друзьям и приятелям: отныне зовите меня Z! Что чрезвычайно нравилось Элис - это же так весело! Плутовская шайка. Молодые вашингтонские умники.
Я протянул руку за письмом, и Рюб отдал мне голубой листок; чернила были синие. Небрежным, но разборчивым почерком на письме была написана дата: «22 февраля 1912», и начиналось оно словами: «Лори, дорогая!»