Меж трех времен - Финней Джек. Страница 72

- Садитесь, - сказал он, кивком указав на кресло напротив.

Я сел, наклонился к нему и заговорил, произнося тщательно обдуманную и выверенную речь:

- Арчи, я знаю все о вашем поручении. Я вам не враг; я хочу, чтобы ваша миссия завершилась успехом. Однако позвольте мне сказать вам то, во что, быть может, вам трудно будет поверить. Просто выслушайте меня, и все. А потом, Арчи... Нет, погодите. Когда вы увидите подтверждение... Вы поймете, что я говорил правду.

Я увидел в его глазах нетерпеливый блеск и поспешил перейти прямо к делу:

- Мне известно то, что знать невозможно, и тем не менее я это знаю. Сегодня пятница. В воскресенье, ночью, около половины одиннадцатого, этот корабль столкнется с айсбергом. Два часа спустя он пойдет ко дну.

Арчи молча, выжидательно смотрел на меня.

- Множество людей успеет за эти два часа сесть в спасательные шлюпки, но большинство шлюпок спустят на воду полупустыми. А полторы тысячи человек утонут вместе с кораблем. Говорю ли я правду? Это покажет воскресная ночь. Так будет, и когда это случится, вы должны пойти к шлюпке номер пять - ее спустят на воду почти пустой. Вначале туда посадят нескольких женщин, а когда женщин поблизости уже не окажется, в шлюпку разрешат сесть и мужчинам. Мы с вами сможем попасть туда и...

- Сай, - перебил он. - Мне доводилось не раз сталкиваться с чем-то, не поддающимся никаким объяснениям; я знаю, что такое случается. И потому вполне возможно, что вы говорите правду. Может быть. Может быть, каким-то образом вы действительно знаете, что произойдет. Но только вот меня вы, кажется, не знаете совершенно. Если б вы хоть немного меня знали, вам и в голову бы не пришло, что в тот миг, когда обречены утонуть вместе с кораблем женщины и дети, Арчибальд Батт будет торчать у спасательной шлюпки, прикидывая, как бы в нее забраться! - Он посмотрел на меня и едва приметно усмехнулся. - В тот миг я буду там же, где все джентльмены, находящиеся на борту: без шума, не путаясь под ногами, ожидать в каком-нибудь укромном месте того, что назначено мне судьбой. Вполне вероятно, что вот в этой самой комнате, со стаканом бренди, принимая волю Господню, какой бы она ни была. Я не стану трястись от страха у спасательной шлюпки, пока тонут женщины. Я думаю, Сай, что и вы по зрелом размышлении поступите точно так же. Я в этом просто уверен.

- Но как же ваши документы, Арчи? Их-то непременно нужно спасти!

Он одарил меня высокомерным взглядом, словно ненормального:

- Не понимаю, о чем вы говорите. - И, подавшись вперед, сквозь меня поглядел на старинные часы, негромко тикавшие на дальней стене комнаты. - А теперь, с вашего разрешения...

Он поднялся, улыбнулся слегка, уголками губ, и пошел прочь, давая мне понять так же ясно и недвусмысленно, как если бы произнес это вслух, что мне не стоит больше его беспокоить.

Итак, я проиграл, и на сей раз окончательно. Арчи погибнет. Первая мировая война неизбежна. Впрочем, я ведь так и не сумел заставить себя до конца поверить, будто мои действия, любые мои действия предотвратят эту громадную войну. И все же, когда я смотрел вслед Арчи, выходившему из комнаты, у меня защипало глаза.

Уилли, как же быть с Уилли? Что ж... Десятилетия отделяли его от 2 декабря 1917 года, даты, которую в списке, показанном мне Рюбом Прайеном, сопровождала буква «У». Когда-нибудь мне придется сказать моему сыну Уилли, кто я такой и откуда явился. Ну что же, тогда я попросту предупрежу его об этом дне. Кто предупрежден, тот вооружен, и он сумеет защититься: объявит себя больным в это утро, повернет налево, а не направо, сделает что-то - все равно что - и этим слегка изменит события последующих нескольких часов. Я дам Уилли шанс уберечься.

До чего же странно было сидеть в этой тихой, почти безлюдной комнате, и размышлять о таких вещах, и знать то, что знал я, - что первый рейс «Титаника» станет и последним. Воскресной ночью он погрузится в пучину океана, настолько спокойного, что уцелевшие навсегда запомнят сверкание звезд, отражающихся в неподвижной, водной глади. И самое странное, что эта катастрофа - дело лишь нескольких дюймов: если б только лайнер, обходя айсберг, отклонился лишь на самую малость, думал я, вспоминая прочитанное, он сумел бы пройти выше гибельного отрога подводной части, который безжалостно вспорол его стальное чрево. И торжественно вошел бы в гавань Нью-Йорка, с развевающимися на ветру флажками, окруженный почетным эскортом буксиров.

Но что же теперь? Я ушел в каюту и просидел там весь день в смятении и растерянности; стюард приносил мне еду. Я знал, что грядет, знал; но что же мне делать? Просто ждать, пока не настанет время войти в спасательную шлюпку, которую, я знал, спустят на воду почти пустой, и бросить на смерть добрую половину тех, кто плыл со мной на «Титанике»?

Утром, когда мне осточертел и этот вопрос, и собственная каюта, и вид - из окна с занавесками, а не из иллюминатора - бесконечного серого однообразно плоского моря и пустого горизонта, я принял душ, оделся и начал бриться. Корабельный горнист просигналил завтрак; я поколебался и махнул рукой на еду - я был чересчур взбудоражен, чтобы думать о завтраке. Прошелся по шлюпочной палубе, крытой, но не обогреваемой, продрог и вернулся в тепло, пройдя через вращающиеся двери. У самого выхода светились раскаленным оранжевым светом два электрических обогревателя, и я наслаждался теплом. В курительной на доске объявлений вывешивались сведения о пройденном отрезке пути; я вошел и прочитал вчерашнюю сводку: с полудня четверга до пятницы «Титаник» прошел 386 миль. Какой-то пассажир спросил проходившего мимо стюарда, пройдем ли мы сегодня больше, и тот ответил, что, по его мнению, сегодня лайнер вполне сможет одолеть свыше пятисот миль.

- Прошу прощения, стюард, - сказал я, - как бы я мог побеседовать с капитаном Смитом? Это очень важно.

- Ну что ж, сэр, в половине одиннадцатого - а сейчас почти половина - он, как обычно, появится на палубе с утренней инспекцией. Полагаю, сэр, это как раз и будет самый подходящий случай.

Тогда я снова вышел на палубу и устроился в деревянном шезлонге, наблюдая за почти неощутимым креном лайнера - горизонтальная линия поручней верхней палубы медленно опускалась ниже далекого, опоясавшего нас кольцом горизонта, замирала в таком положении, затем снова так же медленно поднималась. Это монотонное зрелище подействовало на меня успокаивающе, и когда я услышал приближавшиеся голоса инспекции, я уже знал, что сумею подняться и сказать то, что должен был сказать.

В мою сторону шли пятеро офицеров во главе с самим капитаном - все в парадной синей форме с отложными воротниками, при медалях. Один из офицеров делал заметки, капитан непрестанно поворачивал из стороны в сторону крупную, очерченную седой бородкой голову, наблюдая, комментируя, кивая и улыбаясь пассажирам, однако стремительно проходя мимо - он явно не был склонен к разговорам, и я заставил себя встать, преградить дорогу офицерам, вынудил свои губы зашевелиться:

- Капитан, могу я поговорить с вами? По очень важному делу.

Он остановился, внимательно взглянул на меня.

- Слушаю вас.

- Сэр... капитан Смит... - Господи, как же мне осмысленно изложить все это? - Я обладаю неким... особенным знанием. - Не то! Как же, как мне это сказать?! - Сэр, если вы сохраните прежний курс и скорость, в воскресенье ночью мы столкнемся с айсбергом. Это правда! Я... - И я осекся, потрясенный, - капитан широко улыбался.

- О, не беспокойтесь, сэр, не беспокойтесь! - Он небрежно и ободряюще похлопал меня по плечу. - Нам все известно об айсбергах; сейчас как раз их время, и мы уже получили немало предупреждений, верно, Джек? - Он глянул на одного из офицеров.

- Так точно, сэр, с «Императрицы Британии» и с «Турели». Сообщают о ледяных полях, отдельных мелких и крупных айсбергах в районе сорока одного градуса пятидесяти минут северной широты и сорока девяти градусов пятидесяти минут западной долготы. Полагаю, сэр, по мере приближения к указанному району число предупреждений возрастет.