История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2 - Святополк-Мирский (Мирский) Дмитрий Петрович. Страница 33

Г. Дж. Уэллсу.

Литературное творчество Горького, не считая его чисто политических и

журналистских произведений, можно разделить на три четко разграниченных

периода: первый включает в себя рассказы, написанные с 1892 по 1899 г.,

заложившие основу его популярности; второй, продолжавшийся с 1899 по

1912 г., заполнен романами и пьесами с претензией на социальную значимость;

третий период начинается в 1913 г., когда Горький перешел главным образом к

автобиографии и мемуарам. Первый и последний периоды более важны, чем

72

средний, в течение которого творческие силы Горького претерпели некоторый

спад.

В ранних произведениях Горького реализм сильно смягчен романтизмом, и

именно этот романтизм обеспечил Горькому успех в России, хотя именно

реализм перенес его славу через границу. Для русского читателя новизна

ранних рассказов Горького была в их бодрой и бесшабашной молодости, а для

иностранного читателя – в безжалостной резкости, с которой он описывает

жизнь низов общества. Отсюда огромная разница между русскими и

иностранными оценками раннего Горького – она проистекает от разницы фона.

Русские увидели Горького на фоне мрака и уныния Чехова и других прозаиков

восьмидесятых, а иностранцы – на фоне благопристойного, сдержанного

реализма викторианских времен. Самые первые рассказы Горького чисто

романтичны. Таковы Макар Чудра и Старуха Изергиль (1895), как и его ранние

стихи и известнейшая Песня о Соколе, с припевом «Безумству храбрых поем

мы славу».

Этот очень театральный и безвкусный романтизм был действительно

заразителен и внушил обкормленному Чеховым русскому читателю больше

любви к Горькому, чем все остальные его произведения. Этот романтизм

выкристаллизовался в философию, откровеннее и проще всего выраженную в

очень ранней притче О чиже, который лгал, и о дятле – любителе истины,

которую можно сформулировать как предпочтение угнетающей и низкой правде

возвышающей лжи.

К 1895 г. Горький отказывается от традиционного набора форм своих

рассказов о цыганах и разбойниках и переходит к манере, где реалистическая

форма сочетается с романтическим вдохновением. Первый рассказ Горького,

опубликованный в «большой» прессе, – Челкаш (1895) – является и одним из

лучших. Тема его – контраст между веселым, циничным и беззаботным

контрабандистом Челкашом и парнем, которого он берет в помощники в этом

опасном деле, – типичным крестьянином, робким и жадным. Рассказ хорошо

построен, и, хотя романтический ореол вокруг Челкаша никак нельзя назвать

«реалистичным», образ его нарисован с убедительной живостью. Другие

рассказы такого же рода: Мальва (1897), где Мальва – женская ипостась

Челкаша, и Мой спутник (1896) – по созданному характеру лучший из этой

серии. Примитивный и аморальный грузинский князь Шакро, с которым

рассказчик идет пешком из Одессы в Тифлис, – действительно замечательное

создание, достойное стать рядом с самыми лучшими горьковскими зарисовками

характеров. В рассказе нет ни капли идеализации Шакро, хотя очевидно, что

«художественная симпатия» автора целиком на его стороне. Многих

поклонников завоевала раннему Горькому его манера «описывать природу».

Типичный пример этой манеры – начало Мальвы с знаменитым первым абзацем,

состоящем из двух слов: « Море смеялось». Но надо признаться, что сегодня эти

описания утратили свежесть и уже не поражают. Около 1897 г. реализм

начинает перевешивать: в Бывших людях (1897) реализм доминирует, и

героические поступки капитана Кувалды не могут развеять унылую атмосферу

места действия. В этом рассказе, как и в других рассказах тех лет, появляется

черта, гибельная для Горького: неумеренная страсть к «философским»

разговорам. Пока эта страсть его не обуяла, Горький проявлял себя как мастер

композиции. Такое редко бывает у русских писателей: в некоторых его ранних

рассказах была прочность сцепления, почти что сравнимая с чеховской. Но у

него не было чеховской экономности, и, хотя у таких рассказов как Болесь

(1896) и Скуки ради сильный и крепкий костяк, сама ткань рассказа не несет в

себе той непреложности, которая является отличительной чертой Чехова. Кроме

73

того (и в этом отношении Чехов был не лучше), русский язык Горького –

«нейтрален», слова остаются знаками, не имеющими собственной жизни. За

исключением некоторых словечек, они могли бы быть переводом с любого

языка. Только один из ранних рассказов Горького заставляет забыть о всех его

недостатках (кроме посредственности стиля) – это Двадцать шесть и одна

(1899), рассказ, который можно считать завершением периода. Действие

происходит в подвале булочной, где двадцать шесть мужчин работают по

шестнадцать часов в день без свежего воздуха за нищенскую плату. Молодая

девушка каждый день приходит туда за свежими булками, ее свежая и невинная

красота – единственный луч света в их безнадежной жизни. Солдат,

занимающийся в том же дворе более легким трудом, заключает пари, что

соблазнит ее, – и выигрывает. Когда девушка появляется в булочной после

падения, все пекари улюлюкают. Рассказ жестоко реалистичен, но он

пересекается таким мощным потоком поэзии, такой убежденной верой в

красоту, свободу, естественное благородство человека; повествование ведется с

такой точностью, с такой достоверностью, что сомнений не остается: это

шедевр. Шедевр, который ставит Горького, молодого Горького, среди

подлинных классиков нашей литературы. Но по своей совершенной красоте

рассказ Двадцать шесть и одна остается единственным, и это последний

рассказ хорошего раннего Горького – последующие четырнадцать лет Горький

скитался по скучным и бесплодным лабиринтам.

Горький рано попробовал выйти за пределы социальных границ,

наложенных на него его ранними переживаниями. Еще в 1897 г. он написал

рассказ Варенька Олесова, в котором пытался изобразить образованные

классы, – забавно, что этот рассказ предваряет написанные на несколько лет

позже рассказы Арцыбашева и других. Из мемуаров Горького мы знаем, что ему

не нравилось быть просто писателем из народа, а хотелось стать вождем и

учителем. Это стремление отразилось в ряде его романов и пьес, написанных

между 1899 и 1912 гг. Они – наименее ценная часть его творчества. Их

объединяют две черты: полное исчезновение композиционного мастерства,

которое казалось таким многообещающим, и неумеренное многословие в

разговорах о «смысле жизни» и тому подобное. Горький не написал ни одной

хорошей пьесы и ни одного хорошего романа, и если есть достоинства в его

произведениях этого периода, – то вопреки тому, что это пьесы или романы.

Главные романы этого периода: Фома Гордеев (1899), Трое (1900–1901), Мать

(1907), Исповедь (1908), Городок Окуров (1910) и Жизнь Матвея Кожемякина

(1911). Все они ставят перед собой задачу: показать широкие картины русской

провинциальной жизни, ее бессмысленной жестокости, грязи и тьмы, в которой

просветы возникают только благодаря усилиям отдельных людей познать

«смысл жизни», вырваться из омута провинциального застоя и указать путь

невежественным и угнетенным массам. Первые два романа менее тенденциозны

и менее отчетливы по своей социальной заданности. Послереволюционная

серия более очевидно связана с идеями большевиков, хотя эти идеи отражены в

странно-мистической интерпретации. Из этой серии лучше всего Фома Гордеев.

Хотя, как и остальные романы, Фома Гордеев испорчен отсутствием