Гладиаторы - Ерохин Олег. Страница 85
Кожа на лбу вольноотпущенника собралась гармошкой.
— Госпожа… — с трудом начал он, и Мессалина тут же добавила, испугавшись, как бы он не отказался:
— Я награжу тебя, если ты убьешь его. Я подарю тебе большую виллу под Римом, и тебе не придется больше работать… Но если ты откажешься или станешь ловчить, знай: я прикажу засунуть тебя в мешок и бросить в Тибр!
Велеас взял кинжал и слабо шевельнул губами:
— Я сделаю это, госпожа…
Велеас вышел. Мессалина, более не раздумывая, прошла на корму галеры и подошла к Марку — она любила думать быстро и действовать быстро.
Взор молодого римлянина был обращен к реке. Многие века катил Тибр волны по своему руслу, и многие века ветер колыхал тростник на его берегу, и многие века солнце над ним всходило и заходило — и не было нигде ни злобы, ни коварства, ни предательства…
— О чем ты задумался, преторианец? — раздался голос за его спиной. — Или, может, ты что-то увидел в волнах?
— Я просто устал, госпожа, — проговорил Марк, мельком взглянув на Мессалину. — Я просто устал…
— Усталость проходит — это не навечно. А лучше всего бодрит хорошенькая новость. Будь уверен, я сумею выручить тебя, и тогда ты забудешь про свою усталость, и тогда…
Мессалина внезапно остановилась. Марк удивленно посмотрел на нее и тут же отпрянул в сторону, по ее испуганному лицу догадавшись, что она заметила какую-то опасность за его спиной.
Мессалина видела, как легко Марк одолел Юбу, и поэтому она была уверена, что он сумеет увернуться: кинжал, который она передала Велеасу, рассек воздух. Помня наказ Мессалины, Велеас замахнулся опять.
Мессалина скользнула за спину Марка, словно ища у него защиты, и Марк почувствовал, как она что-то сунула ему в руку.
Это был нож.
Велеас целил в грудь Марка. Молодой римлянин не мог отступить, увернуться — позади него стояла женщина. Он мог только опередить Велеаса…
Велеас упал на палубу. Из горла его забила кровь.
Отовсюду уже спешили матросы. Мессалина истерически зарыдала, прижимаясь к Марку.
Матросы молчаливо окружили своего шкипера. Мессалина продолжала рыдать. Марк, все еще сжимая кинжал, остекленевшими глазами смотрел на человека, едва не убившего его и теперь корчившегося в предсмертных муках.
— Отец! Отец! — закричал тут кто-то.
Рядом с Велеасом упал на колени юноша лет восемнадцати-двадцати, худощавый и малорослый.
— Отец…
Убедившись, что умирающему уже ничто не поможет, он вскочил с перекошенным от гнева лицом и, воздев к небу руки, сжатые в кулаки, обернулся к Мессалине и Марку:
— Убийцы!
Вмешательство юнца напоминало бунт. Мессалина резко оборвала свой плач и довольно внятно спросила:
— Кто этот маленький паршивец?
— Это Полиандр, госпожа, — сказал один из матросов. — Сын Велеаса…
Губы Полиандра изогнулись дугой. Казалось, он хотел что-то сказать, но скорбь и ярость в такой степени овладели им, что он не смог издать ни звука. Но вот изо рта его вырвалось звериное рычание, и он бросился в волны Тибра.
«Так бы сразу, — подумала Мессалина про себя. — А то бунтовать…» Она решила, что Полиандр, не выдержав разлуки с отцом, кинулся топиться. Вслух Августа сказала Марку негромко:
— Отведи меня в мою каюту… — И еще теснее прижалась к нему.
Оказавшись у себя, Мессалина сразу же повалилась на ложе и сказала, не дав Марку выйти:
— Вот видишь, преторианец, какие люди меня окружают. Я уверена, что этот человек, который получил волю из рук моего мужа, хотел убить не тебя, а меня: на тебя он набросился из опасения, как бы ты не помешал ему справиться со мной — мертвые не мешают. Сегодня он просил меня отпустить на волю его жену, я отказала, и вот результат… Ах, я постоянно подвергаюсь опасности не меньшей, чем ты, но если ты — мужчина, умеющий владеть мечом, то я лишь слабая женщина…
В этом месте полагалось заплакать, что Мессалина и попыталась сделать, но это у нее не получилось — слезы не появлялись, как она ни кривила лицо, так что пришлось ей ограничиться несколькими глубокими вздохами.
Марк молчал. Мессалина немного подождала. Так и не услышав от него предложения услуг по ее защите, она продолжила:
— Надеюсь, ты не покинешь меня хотя бы в ближайшее время? Правда, ты дал согласие побыть моим рабом, пока я буду утрясать твои дела, но я хочу услышать от тебя, что ты не передумаешь…
— Я не покину тебя, пока ты не найдешь нового раба, на верность которого можно было бы положиться, — ответил Марк задумчиво. — Ты ведь спасла мне жизнь сегодня…
Последние слова Марк произнес с признательностью, почти что с нежностью — Мессалине это очень понравилось.
— А я, в свою очередь, обещаю, что сделаю все, чтобы тебя больше не преследовали за то, что ты отказался присягать моему Клавдию, — сказала Мессалина твердо и торжественно, словно давая клятву. — А теперь иди, друг мой… Ведь мы друзья?
Марк, кивнув, вышел.
— Он мой… — прошептала Мессалина. — Он не посмеет бежать: он будет отрабатывать свое сегодняшнее спасение и свое будущее прощение, служа у меня. Он будет моим телохранителем вместо Юбы — я ведь так беззащитна! (Мессалина усмехнулась.) А там, глядишь, я привяжу его к себе своей любовью — и любовью моею он, клянусь Юноной‚ будет доволен… Скорей бы мне избавиться от тебя!
Августа недовольно посмотрела на свой живот.
Глава пятая. О пользе наблюдательности
День, когда был убит Калигула и когда Рим присягнул Клавдию, сменился другим днем. Днем, столь похожим и непохожим на предыдущий…
Всю ночь новый император провел в лагере преторианцев, опасаясь за власть свою, а утром, убедившись, что ей ничто не угрожает, Клавдий переехал на Палатин, в резиденцию цезарей. Оказавшись во дворце, Клавдий, утомленный бессонной ночью, отправился спать, а его советчики, Каллист и Паллант, неотлучно находившиеся при нем с того самого момента, как был убит Калигула, разошлись по своим кабинетам (Каллист прошел к себе, а Паллант — в апартаменты Цезонии, спешно переоборудованные для него). И вольноотпущенники занялись делами — они еще долго бодрствовали…
У Каллиста остался тот же кабинет, который он имел еще при Калигуле, но власть его была уже не та… Конечно, теперь вероятность пасть жертвою вспышки императорской ярости была куда меньше — слабовольный Клавдий не шел ни в какое сравнение с Калигулой, — но за относительную безопасность Каллисту пришлось заплатить: теперь уже не он один безраздельно ведал делами императора, пришлось часть дел передать Палланту…
Каллист передал Палланту дела фиска — императорской казны, а себе оставил все остальное: составление императорских эдиктов, связь с провинциями и сенатом, взаимодействие с легионами и гвардией… Паллант остался недоволен: он рассчитывал на большее. «Деньги могут все, и деньги теперь у Палланта, — с раздражением подумал Каллист. — И тем не менее этого ему, видишь ли, мало!»
Хорошо бы оттереть Палланта от императора, выжить его из дворца и опять сосредоточить все в одних руках. Его руках!
«Паллант пользуется доверием Клавдия, — подумал Каллист. — Надо лишить его этого доверия». Но как?
Клавдий труслив. И если рядом с Клавдием кто-то махнет кинжалом, у Клавдия надолго испортится настроение: Клавдий, конечно же, подумает, что кинжал сей предназначался для него. А если в будет доказано, что человек с кинжалом сумел подобраться к Клавдию по вине Палланта, то Палланту ой как трудно будет оправдаться…
Однако охрану императорского дворца Каллист оставил за собой. Что же, придется передать ее Палланту. То-то он обрадуется! И надо сделать так, чтобы у Палланта появилось желание послать кого-то рыскать по дворцу с кинжалом, и надо сделать так, чтобы человек этот оказался поблизости от Клавдия…
«В таком деле без Сарта не обойтись, — подумал Каллист. — Куда же он запропастился?»
После того, как Калигулу убили, египтянин исчез. Он должен был быть вместе с Каллистом в лагере преторианцев, но его там не было…