Блондинка сдавала в багаж… - Романова Александра. Страница 21

– Мы сперва в магазин, купить вина. Для улучшения настроения.

И умолкла в смутной надежде, что услышу в ответ: «Культурные люди перед общением с прекрасным вина не пьют! Я в вас разочарована, прощайте!» Однако не тут-то было.

– Что может быть лучше сухого вина? – радостно прокомментировала Ира. – Благородный, аристократический напиток. Ритусик, ты не против?

Ритусик была не против. Напиток мы выбрали и впрямь аристократический – по крайней мере литр стоил шесть евро против утренних трех. Однако я не удержалась перед искушением проверить его на ядовитость. Тест наших спутниц восхитил, а еще больше – тот факт, что ядовитости не обнаружилось. Мы дерябнули и отправились в музей Ван Гога, благо он располагался в двух шагах.

Десять евро, требуемые за вход, мы с Настей наверняка сэкономили на обеде (даже если прибавить к ним три за пол-литра амброзии, помогающей забыть о потерянных коронах и других проблемах нашей нелегкой жизни). Музей оказался превосходным, но по размеру куда больше, чем я рассчитывала, так что мы вышли оттуда часа через три с гудящими ногами и плюхнулись на скамейку в симпатичном садике неподалеку. Признаюсь, даже я отнеслась с тоской к внезапно открывшемуся факту, что садик принадлежит многострадальному Рейксмюзеуму. Мысль о том, чтобы встать и снова бродить по залам, представлялась чем-то из арсенала садомазохистов. Тем не менее Вермеер манил, и я побрела ко входу. А там обнаружила, что впуск посетителей уже закончен, и бодрым зайцем поскакала обратно на скамейку.

Трудно сказать, действительно ли Маргарита Васильевна изменилась к лучшему под влиянием стакана сухого вина или это я тем же замечательным средством воспитала в себе терпимость. Скорее всего, тут процесс взаимный. Короче, мы общались без проблем. Тем более, педагогам найти общий язык несложно – стоит начать обсуждать, например, единый государственный экзамен или другие, несколько менее эффективные способы, которыми правительство последние годы разваливает наше образование. Сидеть в Амстердаме на скамейке между музеем Ван Гога и Рейксмюзеумом, пить вино из пол-литровой пластиковой бутылки и на русском языке громко, перебивая друг друга, возмущаться методикой составления контрольных заданий по математике или литературе, приводя конкретные отрицательные примеры и даже пытаясь начертить в воздухе формулы, – незабываемое, редко кому доступное наслаждение. Правда, спустя недолгое время Ира (как я и предполагала, она оказалась наиболее рассудительной) спустила нас с небес на землю, напомнив, что пора идти в квартал Красных фонарей на свидание к Алексу. Мы неохотно встали и, продолжая долдонить каждая о своем предмете, отправились в вертеп разврата.

Я готовилась к поездке и примерно представляла, что увижу. Узкие улочки, дома с витринами, а в витринах – дамы легкого поведения. Так вот, знать – одно, а увидеть – совсем другое. Дорогие женщины! Всем нам, как молодым и красивым, так и старым и уродливым, обязательно следует пройтись по амстердамскому кварталу Красных фонарей в целях повышения самооценки. Не рискну утверждать, что там нет ни одной симпатичной девушки – если долго искать, наверное, обнаружишь. Но общий уровень таков, что с каждой минутой во мне крепла уверенность: посади меня в витрину, и стекло тут же сметет очередь жаждущих. Ежели речь о фигуре, то даже до приобретения весов я считалась бы стройняшкой, а теперь выглядела топ-моделью. Что же касается возраста жриц любви, то он и вовсе грел мое сердце. Я поняла, что, когда я окончательно рассорюсь с начальством и буду уволена с волчьим билетом, мне не придется умереть с голоду, ибо шанс устроиться проституткой не уйдет даже через пару десятков лет.

Правда, это моя, женская точка зрения. Возможно, для противоположного пола выставленные дамы обладали какой-то особой притягательностью. Хотя Алекс не зря процитировал нам бельгийскую пословицу: если туалетная бумага экономно вывешена для просушки, а коровы куда красивее женщин, значит, вы в Голландии. Впрочем, некоторые витрины были стыдливо закрыты – там, надо понимать, бедные труженицы занимались делом. Получается, кто-то готов был им платить. Однако в нашей группе желающих не нашлось. Немногочисленные мужчины лишь ухмылялись и отводили глаза.

Абсурдность ситуации полностью раскрыла Настя, через пятнадцать минут бессмысленных блужданий строго сказавшая Алексу:

– Хватит! Теперь ведите нас туда, где выставлены мужчины.

– Кто выставлен? – не понял гид.

– Мужчины, – тоном, каким, наверное, общается с недоразвитыми пятилетками, повторила моя подруга. – Где они?

– Тут только дамы, – помолчав, признался Алекс.

– Глупо и неполиткорректно, – возмутилась Настя. – Посмотрите на нашу группу.

Сколько у нас одиноких мужчин? Трое, а в наличии сейчас только двое. Сколько вообще мужчин? Не больше четверти. А одиноких женщин сколько? То-то же! Теперь оглянитесь вокруг и посчитайте процентное соотношение полов. Женщин существенно больше. Так где ваша хваленая рыночная экономика? Предложение должно определяться спросом. У нас спрос на мужчин. Где ваше предложение? Я не вижу. Покажите мне его!

Алекс растерянно огляделся, словно надеясь увидеть за спиной пару дюжин Шварцнеггеров, и пожал плечами. А моя подруга, подкрепленная вином, продолжала бушевать:

– Получается, дискриминация по половому признаку подмяла под себя даже законы рыночной экономики? Вот куда надо ехать борцам за демократические свободы и права человека – в Амстердам! Я напишу в комитет по правам человека при ООН, и пусть мне возместят хотя бы сто тысяч евро за моральный ущерб. Да, для меня моральный ущерб видеть в витринах столько полуголых женщин и ни одного мужчины. Безобразие!

Вокруг нас стала собираться толпа, и довольная своим успехом Настя принялась вещать что-то по-английски – очевидно, призывала пострадавших представительниц слабого пола обращаться в ООН. Некоторые слушательницы довольно рукоплескали.

– Тише, нас заберут в полицию! – стонал Алекс.

– В полицию? Только за то, что я как женщина настаиваю на своих правах? Тут сотней тысяч не обойдешься, ущерб существенно увеличится.

Полицейских, кстати, кругом слонялось множество, но им не было до нас никакого дела – похоже, они всякого навидались. Наконец, гид в восторге стукнул себя по лбу, завопил: «Вспомнил, вспомнил!» – и потащил нас вперед. Через четверть часа он демонстрировал Насте квартал геев, заглядывая ей в глаза с гордо-смущенным видом собаки, притащившей хозяину дохлую крысу. Ха! Моя подруга возмущенно поведала, что она имела в виду мужчин, пригодных к употреблению женщинами, а вовсе не тех, кого дамы не интересуют в принципе.

– Впрочем, – снисходительно добавила она, – мне понятны ваши проблемы. Учитывая статистические данные по импотенции, подобрать сколько-нибудь обширный контингент профессионалов почти нереально. А брать кого попало – разоришься на рекламациях. Женщины в сексуальной работе более стабильны.

– Нестабильны, говорите? – задумчиво пробормотала Лидия, почему-то с головы до ног оглядывая Сергея. – Да, пожалуй…

Тот попятился.

– Особенно вот такие худые и волосатые, – подтвердила Настя. – Вопреки расхожему мнению, волосатость вовсе не гарантирует высокой потенции. Лучше всего с сексуальной стабильностью у рано лысеющих мужчин небольшого роста.

Мы невольно заозирались в поисках подходящей кандидатуры. Мишаня низкорослый, но, увы, не лысеет, а у Алекса вообще кудрявая грива.

– Боюсь, маленькие и рано лысеющие слишком умны, поэтому быстро делают карьеру в какой-нибудь другой области, – вздохнула я. – В витрину их не усадишь.

– Свободное время! – не своим голосом поспешно завопил гид. – Отъезд в двадцать два тридцать, ночуем на границе с Бельгией. Сбор в автобусе.

И он канул в темноту. Мы с Настей тоже – ибо, хоть мы и неплохо провели время с коллегами, хотелось обсудить кое-что наедине. Итак, мы уселись на лавку посреди вертепа разврата, наслаждаясь кутерьмой. Наслаждение усиливал тот отрадный факт, что полицейских вокруг было почти столько же, сколько обалдевших от марихуаны туристов. Нам же с подругой наркотические вещества не требовались. Возможно, мы с ней оказались единственными гостями Амстердама, даже не сделавшими попытки посетить кафе-шоп, и кто-то осудит нас как упустивших главное. Однако нам было хорошо и так.