Остров, одетый в джерси - Востоков Станислав Владимирович. Страница 14
В потемках уже ничего не было видно и я перепутал ворота выхода и входа.
— Выход через соседний проход, — сказала кассирша.
— Да вы не волнуйтесь, — ответил я. — Я быстро пройду. Никто и не заметит.
— Вы из России, что ли? — догадалась кассирша.
— Да, — признался я.
— Тогда проходите.
Через полчаса я сидел за своим столом и ел крупную желтую тушеную кукурузу.
— Никто не опоздал, — сказала Олуэн, — надо же.
9
Да, никто не опоздал.
Даже свежий студент Наянго пришел во время.
Он вполне сознательно взял свою порцию ужина и сел напротив меня. Наянго наконец-таки долетел до острова.
Ужин его состоял из цветной капусты, обжаренной в яйце, и вермишели. На эту еду Наянго смотрел огромными глазами.
Он протыкал кусок цветной капусты вилкой, подносил к глазам и долго над ним смеялся.
Цветной капусты он никогда раньше не видел, тем более обжаренной в яйце.
Вермишель удивила Наянго еще сильнее. Он намотал одну вермишелину на вилку и стал поднимать вверх, ожидая, когда она оторвется от тарелки.
Но она никак не отрывались. Наянго встал, но хвост подлой вермишелины все еще продолжали лежать на тарелке.
Кумар следил за этими действиями из-за соседнего столика. Он быстро понял, что новичок находится в тупике и решил его из этого тупика вывести.
— Ты думаешь там много вермишелей, — сказал он, — а там на самом деле одна. Поэтому конца ей не будет.
Такая невероятная длина нанесла сильный удар по сознанию Наянго. Она сдвинула его с той точки, на которой оно находилось раньше и сильно продвинула вперед.
Стоя с бесконечной вермишелью на вилке, Наянго понял, что в этом мире не все просто и понятно. Случаются и загадки.
Разгадывая их, человечество движется вперед, открывает законы тяготения, выводит теории относительности.
— Как же ее есть? — спросил Наянго, опуская вермишель. — Она же вся рот не влезет.
— Просто, — объяснил Кумар. — Ее откусывать надо.
— Риали? — удивился мой сосед. — О-о-о!
Он аккуратно откусил от вермишели сантиметров двадцать и принялся их так осторожно жевать, будто опасался встретить там проволоку.
— А чего это мы молчим? — подумал я и спросил: — Как была дорога?
Видно, Наянго ждал этого вопроса.
Он опустил вилку, насмерть задушенную вермишелиной, и засмеялся.
Я закончил с кукурузой и переключился на тушеные овощи, среди которых пламенели помидоры и желтела тыква.
— Знаешь, как долго летел! Над Африкой летел, над морем летел, над Европой летел. Во сколько летел!
— Действительно, много получается, — согласился я.
— Сел в самолет вчера днем, прилетел сегодня утром. У-ух! — Глаза Наянго стали крупными, как бильярдные шары. — Спал, ел, снова спал и еще раз кушал! Потом опять спал! А мы все летим, летим! А прилетели в аэропорт! Ох-ох-ох!
Наянго зацокал языком, но этого ему, видимо, было недостаточно. Он отпустил вилку и стал щелкать пальцами.
— Сколько в аэропорту народу! И все эти люди оказываются в воздухе! Сколько народу в воздухе! Ах-ах-ах!
— Да, народу в небе много, — согласился. — А на земле-то еще больше.
— Больше, больше, — закивал Наянго и вдруг стал притопывать каблуками. — Народу в небе много, а туалета в самолете всего два. А меня в самолете так все время и пучило! Там всех пучило. Знаешь, какая очередь стояла? Во-о-от такая!
Наянго развел руки, словно разжимал пружинный эспандер.
— Да, — согласился я, — в самолете это бывает. Пучит.
— Кхм, кхм, — сказала Ханна из-за своего столика и Наянго снова взял вилку.
Он придвинул ко мне свою голову так близко, что я смог различить на его голове каждый волос, свернутый в черное кольцо. Их было намного больше, чем звезд на небе.
— А еда-то здесь какая странная, — доверительно сообщил он и оглянулся. — Вкуса еды нет. Боюсь, от нее опять пучить будет.
А еда местная, действительно, имела вкус странный. Капуста пахла чем-то на капусту не похожим, вермишель и вовсе не оставляла по себе никакого привкуса. Хотя нет, было какое-то резиновое послевкусие.
Но сказать об этом было нельзя.
Я видел, с каким старанием Олуэн готовит. Как сыпет в капусту корицу, как красиво укладывает салат. Она, конечно, в этот момент походила на Рембрандта, в моменты творения его лучших картин. Для нее ужины, ланчи и обеды были такими же картинами, даже скорее полотнами. А если этих полотен кто-то не понимает, то это его проблемы. Вот я Малевича тоже не понимаю, а другие его любят, говорят, гениально.
А я и не спорю. Гениально, так гениально. Отхожу в сторону и смотрю: Шишкина, Репина.
— Ешь-ешь, — сказал я Наянго. — Еда хорошая.
Смутившись, Наянго отодвинулся от меня и застенчиво поиграл вилкой.
— Смелее, — ободрил я.
Наянго вонзил вилку в цветную капусту и поднял ее ко рту. Но не удержался и, перед тем как съесть, все-таки тщательно ее обнюхал.
— Никакого запаха! — сказал он страшным голосом и съел капусту. Глаза его заморгали, помогая капусте опуститься в желудок.
Постепенно дело дошло и до вермишели.
Когда тарелка Наянго очистилась, он аккуратно сложил в нее столовый прибор и выжидающе посмотрел на меня.
Я понял, что настало время рассказа о личной жизни.
— Уот из е нэйм? — спросил Наянго.
— Станислав…, м-м, Стас. Лучше просто Стас. Это имя. А фамилия Востоков. Истмен — андерстенд?
Хотя, фамилию можно было и не говорить. Кому она тут, в столовой, нужна?
Наянго кивнул. Затем для чего-то поменял местами нож и вилку, лежащие на тарелке.
Я молчал, понимая, что сейчас мы перейдем к самой интересной теме. Я был стреляный воробей.
— Уеар ю фром? Откуда ты прилетел?
— Фром Раша. Из России.
— Из России! — Наянго подпрыгнул так, будто я сказал: «С Альдебарана».
Наянго вскочил со стула и сплясал танец шамана. При этом, как и положено шаману, он ухал, трясся всем телом, закатывал глаза.
Казалось, он сейчас начнет прорицать.
Однако тут он успокоился и сел на стул.
— Из России! Там же очень холодно!
Говорить, что я из такой России, где не так уж и холодно, я не стал, поскольку вряд ли знания Наянго простирались значительно дальше Северного Алжира. Для чего, к примеру, мне подробная информация о далеком Брунее?
Только про Тибет читаю я с интересом. Потому что съездить туда хочу.
— А вот ты, я интересуюсь, откуда, — спросил Наянго Кумара. — Не из Китая?
— Скажу тебе прямо и честно, — ответил Кумар, — я не из Китая, а из индийского города Бомбей. А по религии я джайн.
— Ва! — сказал Наянго, потому что о такой религии никогда не слышал.
Выяснив, кто откуда, мы стали сдавать тарелки.
А Олуэн внимательно оглядывала тарелки. Все ли съедено? Всем ли понравилась еда?
Съедено было все.
— Ну и как? — спросила подозрительно Олуэн. — Вкусно?
— Оф корз! — ответили мы хором.
В этот момент открылась дверь, и в нее вошел наш профессор.
— Фа! — сказал Наянго, хотя до этого момента с нашим преподавателем был не знаком.
Что могло заставить Фа спуститься в нашу столовую? Мы поняли, что произошло событие особой важности.
Может, Фа решил проверить, до конца ли мы выучили «библии»? Нет, он, конечно, знал, что за три дня и даже за тринадцать дней их выучить невозможно. Что же привело его к нам?
Фа догадывался, что мы не понимаем, почему он здесь и поэтому улыбался. Нам открывались его крепкие клыки, и можно было даже разглядеть огромные зубы мудрости. Стало ясно, что мудрости у нашего преподавателя — валом.
Позже я узнал, что у Фа, как у Луны, есть две стороны — темная и светлая. И сейчас он повернулся к нам золотой, хорошо освещенной стороной. Он был похож на английского Деда Мороза, который приготовил большой сюрприз, но пока его не показывает.
— А вот вам новый товарищ! — сказал наконец Фа.
Наш преподаватель посторонился, и в столовую вошел человек, который стать нам товарищем никак не мог.