Благоуханность. Воспоминания парфюмера. - Веригин Константин Михайлович. Страница 36

Да, Лондон — город мужской. Здесь редко удается увидеть на улице действительно элегантных женщин, если только элегантность эта не спортивная, и постоянно встречаются мужчины, как бы сошедшие с модных картинок. И мужские магазины Лондона — сплошной соблазн. Мне потом не раз пришлось ездить в Англию; я много встречался и разговаривал с англичанками и глубоко убедился в том, что они любят духи и понимают их воздействие на окружающих. Но по причинам векового пуританского воспитания, укоренившихся законов и предрассудков против всякого рода душистостей они не решаются в достаточной степени ими пользоваться. Наибольший успех у них имеют цветочные духи, в то время как на Европейском континенте женщины все чаще предпочитают духи без определенно выраженной цветочности. Аромат этих духов крепче, радиус их благоухания больше, и они ярче выявляют надушенную ими женщину. Но эти духи обязательно должны быть исключительно высокого качества. К сожалению, таковых немного. Как правило, большинство духов основано на дешевых, крепких синтетических душистостях, тогда как дорогих цветочных эссенций не так много. Такие духи могут даже представлять некоторую опасность для окружающих из-за их утомляющей назойливости, а для самой женщины, пользующейся ими, они опасны тем, что уничтожают ее личную благоуханность, превращая ее в существо искусственное — "софистике", и нередко весьма вульгарное. Духи же цветочные, более слабые, этого впечатления обычно не создают; их аромат лишь приятно добавляет, а не изменяет естественный аромат женщины. Вероятно поэтому англичанки предпочитают цветочные духи, боясь вызвать недовольство мужчин, избегающих чар душистостей... и все же подпадающих под их обаяние...

В 1948 году я впервые побывал в Соединенных Штатах Америки. Добирался я туда на комфортабельном корабле "Королева Елизавета". Море было спокойным, пассажиров не слишком много; я занимал очень большую и удобную каюту первого класса. Пять дней плавания прошли быстро: я наблюдал жизнь на борту чудесного корабля, наслаждался величием океана, вдыхал его живительный воздух. Нью-Йорк нас встретил туманом, и мы прибыли в порт с некоторым опозданием, простояв на рейде около двух часов. Мы шли медленно, и, как смутное видение, перед нами высились небоскребы. Каким-то фантастическим, эфемерным показался нам город, и это первое впечатление навсегда осталось во мне, несмотря на многомесячное пребывание там. Нью-Йорк не похож на другие города. Здесь люди забыли историю Вавилонской башни и вновь осмелились возвести до небес грандиозные сооружения, но не во славу Божию... Поселили меня в старомодном уютном отеле "Лафайет", где почти весь персонал говорил по-французски, что очень облегчало мою жизнь.

Тотчас же по прибытии я погрузился в парфюмерную работу по строго французской системе, одновременно знакомясь с жизнью Америки. Ко многому надо было привыкнуть, но великодержавность этой страны сразу же покорила меня. После отъезда из императорской России я нигде не ощущал этого чувства. В Америке оно вызывалось множеством вещей: и размерами страны, и манерой работать, и интересом ко всему новому, и широким гостеприимством ее народа. Двое моих верных друзей — Наташа Молодовская и граф Сергей Александрович Кутузов — окружили меня участием, скрасили мое долгое одиночество и предоставили массу интересного и поучительного материала, без которого я бы многого не сумел узнать. Владельцы и дирекция предприятия во главе с Грегори Томасом отнеслись ко мне с большим вниманием, благодаря чему я приобрел возможность посылать в Европу, где после недавней войны испытывалась нехватка во всем, множество посылок.

В свободные от работы часы я много ходил и ездил, приглядываясь к американской жизни и стараясь уловить, чем Северная Америка отличается от других стран. Необычайную нервную напряженность Нью-Йорка я почувствовал сразу, но помимо этого существуют в атмосфере этого города и всей страны какие-то особые вибрации, неизвестные Европе. Они обладают некой разрушительной силой, вкусом и запахом. Относится это главным образом к фруктам, овощам и цветам, привезенным из Европы. Многие из них приобрели большие размеры и яркость окраски, но утратили вкус и значительную часть аромата. Примерно то же происходит с европейцами, переселившимися в Северную Америку. Так, через несколько поколений женщины теряют свои особенности и превращаются в средних "американок": высоких, длинноногих, с небольшой головкой, чудесным цветом лица в молодости, но как бы недоразвитых, с небольшой грудью и узкими бедрами, женщин-амазонок, более предназначенных для различных видов спорта, нежели для любви и материнства. В этом — огромная драма Америки, так как, несмотря на красивую внешность, сексуальная привлекательность американок невысока. Искусственностью, холодом веет от них, а не благоуханным теплом женственности. Вот почему американские экраны заполнены актрисами европейского телосложения, менее красивыми, но с большим шармом. Инстинктивно чувствуя, что ей чего-то не хватает, американская женщина, в отличие от француженки, предпочитает духи жгучие, "перченые"; но обиходное пользование духами еще очень примитивно и не развито. Впрочем, спрос на хорошие французские духи из года в год увеличивается, и, возможно, в ближайшем будущем американки будут больше и чаще прибегать к ним. Тем более что покупательная способность женщин Соединенных Штатов Америки весьма велика: ни в одной стране мира институты красоты не работают столь интенсивно, как в Америке, и нигде предметы косметики не продаются в таком большом количестве. Надеюсь, что, поняв роль аромата в жизни и опасность дешевой парфюмерии, американки станут покупать лишь лучшие фрацузские духи, полностью изготовленные и разлитые на месте их производства, в Париже.

Прожив довольно долгое время в Америке, я вынес глубокое убеждение в том, что нигде духи так не нужны, как там. Но духи эти должны давать радость, а не возбуждать, не действовать на нервы людей, которые в этой стране тотальной механизации и без того чрезмерно взвинченны. Это в наибольшей степени касается больших городов, и главным образом Нью-Йорка — города исключительной перевозбужденности, бешеного темпа жизни и огромного количества электричества, разлитого в атмосфере.

Правда, есть в воздухе Нью-Йорка и что-то благодатное, светло-экзальтирующее, но этой живительной волне нелегко пробиться сквозь запахи автомобильного смога, разношерстной толпы, примитивно приготовленной пищи, домов, построенных наскоро и не имеющих благородного дыхания старины. Лишь в моменты могучих порывов морского ветра светло выявляется истинная сущность Нью-Йорка, и тогда понимаешь, что есть в нем своя горячая вера в предназначение и возможности человека. Особенно глубоко это чувствовается в ночное время, когда воздух насыщен живительным озоном и так легко дышать и думать. Наиболее остро эта легкость ощущается на верхних этажах небоскребов, что, возможно, объясняет и оправдывает эти постройки. Думается, что этот воздух дает мужчинам оптимизм и дерзновение, а женщинам — желание нового, неизведанного, какую-то неудовлетворенность. Полагаю, немало жизненных коллизий объясняется составом воздуха и резкими его изменениями.

В ночные часы, когда Нью-Йорк превращался в призрачное, феерическое видение, любил я бродить по его затихшим улицам. Ночь скрадывала все то, что при свете дня казалось уродливым, и ощущался лишь изумительный размах этого странного города. Реальностью оставались лишь мерцающие огоньки на головокружительной высоте верхних этажей небоскребов, и казалось, что это лампады или свечи, горящие в небе перед престолом Всевышнего. И в эти мгновения по-иному смотрели мои глаза, и я начинал понимать любовь и гордость ньюйоркцев своим городом...