Зияющие высоты - Зиновьев Александр Александрович. Страница 13

ОТКЛОНЕНИЯ ОТ НОРМЫ

Я прочитал Ваш трактат, сказал Член Шизофренику. Не могу согласиться с Вами по ряду вопросов. Вот, к примеру, по поводу роли государства. Вы читали сегодняшние газеты? Нет? А напрасно. Разоблачили группу взяточников и осудили. Один - заведующий кафедрой, другой - доцент. И остальные в таком же духе. Как видите, не побоялись огласки. Так что, молодой человек, существенным для нас, как видите, является не наличие недостатков (у кого их нет!), а борьба с ними силами государства. А в газетах написали, что главным жуликом в этот деле был сам директор их идеологически выдержанного учреждения, спросил Болтун. А помощником у него был заведующий отделом этики, между прочим. Не написали также о том, что недавно все начальство целого района погорело на делах похлеще мелких взяток, о которых тут написано. А о деле юристов Вы не слыхали? Нет? А напрасно. Откуда Вам все это известно, спросил Член. Всему Ибанску об этом известно, сказал Болтун. Но об этом не сообщали, сказал Член. Так значит, этого и не было, спросил Болтун. А знаете, чем отделались главные жулики в известном Вам и, следовательно, существующем в действительности деле? Поставили на вид и слегка понизили в должностях. Даже дачи не конфисковали. Эти факты надо проверить, сказал Член, и принять меры. Попробуйте сказал Болтун. И посмотрим, чем это для Вас кончится. Тут дела посерьезнее холодных батарей и махинаций с яблоками. Нелепо отрицать, что государство борется с нарушениями законов, сказал Шизофреник. Но я хочу обратить Ваше внимание на чисто социальный аспект в этой его деятельности. Разберем такой случай. Начальник административно-хозяйственного управления одного известного вам учреждения приобрел власть, неизмеримо превышающую власть самого директора. Через него проходили все дела о квартирах, дачах, машинах, пайках и т. п. И взятки он брал такие, что эти фельетонные герои просто жалкие щенки по сравнению с ним. Вы думаете, никто не знал об этом? Все знали. Но до поры до времени это не играло роли. Одно дело - фактическая известность, другое - формальная. Ответственным лицам было выгодно, снизу помалкивали из страха или надежды на подачки. Одним словом, когда мера была нарушена, и возникла угроза скандала, этого начальника стукнули. Но как? Дали какие-то взыскания, предупредили, пожурили. Слегка ограничили аппетиты. Государство борется против недостатков, но не во имя каких-то высших идеальных соображений. Оно делает это лишь в той мере, в какой оно вынуждено это делать и в какой это выгодно ему делать. Оно действует при этом в полном соответствии с социальными законами, как орган социальной справедливости, а не как орган защиты униженных и оскорбленных. Дело тут еще и в том (помимо того, что государство само есть объединение социальных индивидов), что различные социальные законы имеют противоположно направленные следствия. Начальник, о котором я говорил, по одним социальным законам стремится выжать из своего положения максимальную выгоду для себя, и как следствие этого, усиливает свою позицию максимально возможно. Другие чиновники по другим социальным законам стремятся к тому, чтобы его реальное положение (благополучие и власть, в первую очередь) не превышало слишком сильно официальное. В результате совокупного действия различных социальных законов имеет место тенденция сохранить некоторое средненормальное положение. Социальное право есть результат и, вместе с тем, средство этой социальной осредненности. Что касается меры наказания, то она, как всем хорошо известно, определяется в зависимости от социального положения наказуемого (за редким исключением, когда складывается из ряда вон выходящая ситуация). Полностью с Вами согласен, сказал Болтун. Могу добавить лишь одно соображение, не бесполезное для Члена. У нас никаких недостатков нет и быть не может. А те недостатки, которые у нас иногда признаются, являются настолько редким у случайным отклонением от здоровой нормы без недостатков, что их фактически нет и быть не может, и с ними борются открыто именно для того, чтобы показать всем, что их фактически нет и быть не может. Член сказал, что он обязательно выяснит, имели место отмеченные выше факты или нет, и будет добиваться справедливости. Когда Член ушел, Болтун сказал Шизофренику, что Член поразительный пример индивида, совершенно неспособного к пониманию общего правила в отдельных событиях. Шизофреник сказал, что, по его наблюдениям, людям вообще чужда интуиция закономерности, ее место у них занимает банальная способность простых обобщений. Обобщения делать легко. Но от них так же легко и отказаться, ибо постоянно наблюдаются примеры, противоречащие общим суждениям. Мне в голову сейчас пришла мысль исследовать, в какой мере те или иные познавательные операции отвечают социальности. Сейчас я, пожалуй, могу определенно сказать, что простое обобщение в понимании событий общественной жизни вполне отвечает социальности, а стремление постигнуть их закономерность антисоциально.

ВЫБОРЫ В АКАДЕМИЮ

Академии выделили одно место для Действительного и два для Корреспондентов. На место Действительного было выдвинуто около ста кандидатов, а на место Корреспондентов были выдвинуты почти все, кто хотел быть выдвинутым, мог быть выдвинутым и не мог не быть выдвинутым или не мог быть не выдвинутым. Две недели в Газете печатали списки кандидатов. Институт выдвинул Заведующего и Заместителей. Лаборатория выдвинула Помощников и Заместителей Помощников. Журнал выдвинул Помощников Заместителей Помощников, старших Сотрудников и младших Советников. Были выдвинуты даже три ученых, не имевших с юности никакого отношения к науке, но потом перешедшие на более ответственную работу. Один из них написал на другого закрытое письмо в котором убедительно показал, что тот совсем не тот, за кого себя выдает. Другой написал на первого открытое письмо, в котором не менее убедительно показал, что он-то тот, за кого он себя выдает, вот тот действительно не тот, кем его считают. Третий рассказал всем кто такие на самом деле те двое. Первые два выступили с совместным заявлением по поводу неправильного поведения третьего, когда они вместе с ним были там. Избрали потом четвертого, который вообще не выдвигался, зато помог в одном деле одному человеку, близко знакомому с Заместителем, и пятого, который и был самим этим человеком, но остался в секрете, ибо так было нужно из более высоких соображений. Выбрали также одного Заместителя (Заведующий уже был избран на прошлых выборах, и выдвигали его каждый раз снова из любви и уважения), пять Помощников, тридцать три Заместителя Помощника, около дюжины разных Сотрудников и Советников. Последних сразу же отправили в заграничные командировки.

Выдвигался и Клеветник. На Совете его лично выдвинул Претендент и поддержал Академик. Зал аплодировал. Все ходили радостно возбужденные и говорили, что наступили новые времена. Да, говорили одни, процессы истории необратимы. Историю не повернешь вспять, говорили другие. Как ни крутись, а время делает свое неотвратимое дело, говорили третьи. Все жали руку Претенденту и восторгались его мужеством. Выдвинуть самого Клеветника, да за это раньше к стенке поставили бы. Еще два года назад об этом даже подумать никто не смел. Ехидничали по поводу согласия Клеветника баллотироваться. Вот вам и бескорыстие ученого, шептались в коридорах бездельничающие младшие и старшие сотрудники со степенями и без степеней. У него дача дай бог всякому, говорил один бородатый юноша. И квартирка дай бог всякому, говорила только что защитившая диссертацию по новейшим направлениям девица с чрезмерно развитыми формами. Лекции он читал отвратительно, говорило третье существо неопределенного пола. К тому же он безнадежно отстал, сейчас ведущая роль принадлежит ньюфаундлендской школе. Почитайте мою статью в Журнале.

Клеветник в избрание не верил. Но документы каждый раз подавал для коллекции отказов. Он уже собрал несколько десятков отказов в поездках на конгрессы, симпозиумы, коллоквиумы и лекции, в избрании в Корреспонденты, в присуждении премий и т. п. Теперь, говорил он, его коллекция украсится еще одним ценным экспонатом. На отборочной комиссии Академик произнес двухчасовую речь о творчестве Клеветника. Конечно, говорил он, Клеветник неосторожен в выражениях, груб с начальством и никудышный организатор. Конечно, он не совсем наш. Не то, чтобы не совсем не наш, но не настолько не наш, чтобы его считать совсем не нашим. И уж, во всяком случае, он не настолько не наш, чтобы его не считать не нашим. Потому его там издают. И приглашают. А он не дает отпор. Мы ему не раз говорили, чтобы он дал отповедь. Он отказался. В частности, его недавнее избрание там. Я лично просил его отказаться. Есть же более достойные кандидатуры. Он отказался отказываться. Но я, сказал Академик в заключение, за него ручаюсь. И Клеветника в списки кандидатов не включили. Вечером Академик позвонил ему и подробно рассказал, как он его защищала, но эти реакционеры сделали свое грязное дело. Но мы им еще покажем. На следующих выборах непременно проведем. На всех последующих выборах о Клеветнике даже не поминали и выдвигали более достойных и более молодых, поскольку каждый раз начинались новые веяния.