Мифы о России. От Грозного до Путина. Мы глазами иностранцев - Латса Александр. Страница 11

Агрессивность россиян, которых «Достала» (с большой буквы Д) их система, направлена на русскую политику. Подобные чувства проявляют некоторые иностранцы, считая русскую политическую власть ответственной за то, что им самим трудно прижиться и спокойно работать в России. Некоторые из них, только переехав в Россию, начинают говорить о Западной Европе как о потерянном рае: «А вот у нас…» И россиян, и иностранцев, которые активно критикуют условия жизни в России, объединяет тот факт, что они считают: «На Западе – лучше».

Кандидат «креативного класса» на выборах в президенты России в 2012 году Михаил Прохоров призывал открыть границы с Евросоюзом и закрыть – со странами Центральной Азии, тем самым нарушив региональный постсоветской и евразийский подход, заменив его проектом присоединения России к Западу, в своего рода «Западную судьбу».

Я был воспитан во французской культуре, и я знаю, что «так» во Франции и Западной Европе. Я высоко ценю тот факт, что госаппарат во Франции помогает гражданам намного больше, чем в России. Франция разработала модель общества, в котором так называемая государственная служба до недавнего времени работала отлично. Только совсем недавно начались трудности в работе госсектора, и в основном по финансовым причинам.

Я также знаю, что «не так» и как вещи развиваются во времени. Франция очень состоятельная страна, в которой богатые становятся богаче, а бедные становятся еще беднее. Растет безработица, как и во всех европейских странах. У государства большой внешний долг, но оно продолжает занимать. Социальные проблемы накапливаются, а политикам не хватает энергии для их разрешения. Но это не тот аспект, который очаровывает и привлекает русский «креативный класс» и «критикующее поколение». Русские знают, что Франция до сих пор считается родиной прав человека и что в странах Западной Европы множество законов защищают граждан. Критики русской политической власти считают, что социальные свободы лучше гарантированы в западных странах, чем в России, и думают, что законы о личной свободе делают жизнь гораздо приятнее. Но вот парадокс: для меня и многих других французов, с которыми я часто говорил, эмиграция в Россию была настоящим глотком свежего воздуха.

Дом, в котором мы живем, – новый. Приятной неожиданностью стало то, что мы с соседями поселились там практически одновременно и быстро подружились. На нашем этаже появилась реальная социальная жизнь. Четыре квартиры на нашей лестничной площадке занимают молодые люди примерно тридцати лет, примерно одинакового социального уровня, и это, вероятно, упростило наше общение.

Меня очень удивило то, какие разные люди – наши соседи. В квартире справа живет Ева, она только что развелась и выгнала своего мужа, русского, бывшего военного. После десяти лет службы в армии он ушел работать в частную компанию, которая продает промышленные весы. Другие соседи – Дмитрий и Марина. Она – украинка, немного говорит по-французски; он – русский. У них маленькая дочь. А в конце коридора живет Тимур. Он этнический кавказец из Майкопа, но всегда жил в Москве. Моя жена Женя – карелка; и, если не учитывать меня, получается типичное постсоветское коммьюнити. Я уже говорил, что мы быстро подружились, особенно с Евой и Тимуром, и даже поставили дверь, чтобы закрыть доступ к нашему этажу, чем создали небольшой общий коридор, который женщины называют «коммунальный этаж».

Мои соседи – отчасти этот самый «креативный класс». Они молодые, современные, у них хорошая работа. Почти все они на выборах голосовали за Прохорова. Я очень подружился с Тимуром (он голосовать не ходил). В первый раз мы пересеклись, когда он позвонил в дверь моей квартиры – попросить немного масла для приготовления креветок. Этот смуглый парень совершенно не ожидал встречи с французом и немедленно пригласил меня присоединиться к компании своих друзей-черкесов – посидеть, поговорить, закусить креветками. Его приятелей я с тех пор называю «Тимур и его команда». За многочисленными посиделками с Тимуром, сдобренными обильной едой и орошенными хорошей выпивкой, я понял, что это за штука – «кавказские манеры», в которых причудливо смешаны щедрость и экспансивность. Мы обсуждали и продолжаем обсуждать всевозможные темы. Тимур, я думаю, из-за своего двойного статуса «кавказца» и москвича теперь лучше понимает, почему я больше не живу во Франции (хотя он долго называл меня «экстремистом», раз я решил жить в этом спальном районе). Думаю, что многие россияне все еще считают, что иностранцы в Москве обязаны жить только в центре, и не понимаю, почему.

Мы часто говорим о свободе в России и во Франции, о том, что хотим жить по-своему и в соответствии с личными желаниями. Тимур, как и многие россияне, с которыми я обсуждал эти темы, думает, что множество законов Западной Европы создает высокий уровень безопасности в обществе и дает гражданам гарантию защиты и право бороться против административной несправедливости. Как правило, они думают, что в России слабость или отсутствие нормативно-правовой базы ставит гражданина в ситуацию, когда он не может протестовать против того, что ему не нравится, или бороться с проблемами в обществе. Они думают, что это своего рода беззаконие в стране. Поэтому многие говорят, что нужно создать гражданское общество в европейском стиле, для того чтобы улучшить повседневную жизнь в России. Но это иллюзия.

Во Франции, например, законы по защите прав граждан, к сожалению, привели к трудностям во многих областях. Как и в других западных странах, произошла «законодательная инфляция», которая ускорилась в течение нескольких лет. Есть тысячи законов, указов и постановлений, которые нужно соблюдать, есть французская пословица, которая говорит: «Все, что не разрешено, запрещено». Вы ничего не можете сделать, не узнав сперва, разрешено ли это прямо и однозначно. В начале Гражданского кодекса Наполеона, который и по сей день действует во Франции, написано: «Никто не должен игнорировать законов». Но сейчас существует так много законов, что воплотить наставления Наполеона стало невозможно.

Трудовой кодекс, который обязаны соблюдать компании, составляет более чем 900 страниц, не считая дополнительных соглашений по отраслям деятельности – это еще несколько тысяч страниц. Даже юристы, специализирующиеся в области трудового права, не могут знать этого всего. Кодекс – юридический ад для тех, кто управляет бизнесом. Всевозможные виды контроля часто мешают развивать бизнес. В Италии законов и подзаконных актов еще больше, но там национальная привычка – не следовать всем правилам и работать, даже если это не вполне легально.

В области личных свобод и защиты прав личности, которые интересуют многих россиян, также была законодательная инфляция, и особенно в последнее время. Сейчас меньшинства защищены лучше, чем большинство. Этот принцип родился в Америке – сейчас его называют «позитивной дискриминацией». Например, на вступительных экзаменах в ряд американских университетов чернокожий студент может быть принят с 80 баллами, тогда как белый обязан набрать 100. Применение этих идей во Франции способствовало появлению определенных групп населения, которые не подчиняются общим правилам, а живут по своим законам. Такое изменение законодательной структуры общества разрушило принципы равенства, к которому французы были очень привязаны.

Во Франции ограбленный гей может использовать свой статус «юридически признанного меньшинства» и получить лучшего адвоката, чем гетеросексуал. Простой пример, весьма удививший Тимура. Если во Франции вы подеретесь с кем-то на улице, то вас могут на год посадить в тюрьму. Если ваша жертва сможет доказать, что вы напали на нее, потому что вам не нравятся геи – юридически признанное меньшинство, – то суд может удвоить наказание.

Во Франции борьба против дискриминации переросла почти в тоталитаризм, особенно в области равных возможностей в поиске работы. В том же духе американской «позитивной дискриминации» политические власти настаивают на том, что государственные и частные компании обязаны брать на работу не меньше определенного процента работников, принадлежащих к «видимым меньшинствам». Это давление в основном полезно французам – выходцам из Северной Африки – и вредно всем остальным, не принадлежащим к видимым меньшинствам. Я имею в виду всех европейских иностранцев, численное большинство Европы. Созданы различные структуры, которые финансируются французским государством, а также различные частные ассоциации, живущие за счет различных административных структур правительства. Они следят за соблюдением прав меньшинств. Например, помогают ущемленным подавать судебные иски против владельцев жилья, которые отказывают в аренде члену видимого меньшинства, или против компаний, которые подбирают работников без учета новых правил.