Озеро призраков - Любопытнов Юрий Николаевич. Страница 37

— С ним парень ещё был, — добавил второй собутыльник с губной гармошкой. — Белобрысый такой… Не знаете?

— И много к Косте друзей захаживает? — спросил Афанасий.

— Да раньше вообще никого не было. Перст перстом Коська был. А здесь попёрли. Вчера трое навещали.

— Из одной компании? — спросил Николай.

— Не скажу. После обеда парень зашёл, а к вечеру ещё двое прямо в каптерку. Минут тридцать они там пробыли, потом ушли.

— Все трое?

— Да нет. Парень остался.

— Они на машине приехали? — спросил Афанасий.

— Парень — тот на своих двоих, видать, притопал, а двое — на иномарке. Шикарная автомашина. Её на дороге оставили, а сюда пешком причапали…

— На синем «Саабе» подкатили, — уточнил марку машины товарищ мужичка, очищая кусок колбасы.

— Да никакие они не друзья, — вступил в разговор третий собутыльник, рослый мужик, в котором дуровцы признали вчерашнего матерщинника с ломом. Сегодня он не казался агрессивным. — Они не в первый раз приезжают. Я сам видел, как в прошлый раз он от них бежал. Друзья?! Кто же от друзей бегает.

— Когда это было? — повернулся к нему приятель в дерматиновой куртке.

— Дня два назад. Они его посадили в машину и поехали. Машина забуксовала в грязи на дороге. Я трос понёс. И сам видел, как Костя выскочил из машины и как угорелый побежал от них…

— Не врёшь? — спросил Афанасий, в упор глядя на плутоватую физиономию рабочего.

— Какой толк мне врать, — обиделся рабочий и потерял интерес к беседе.

Дуровцы переглянулись.

— Да наклюкался он, — убеждённо проговорил Лазутин. — Валяется в отрубе… Что с алкаша взять.

— А как выглядели эти… из машины? — обратился Афанасий к рослому рабочему.

— Обыкновенно. Один длинный, как мачта, другой толстый… лицо такое масляное, словно вазелином намазанное, — ответил рабочий. — Сразу видать — начальник.

— И долго они разговаривали?

— Долго. Горячились больно. Потом посадили Коську в машину.

— О чём говорили — не слышали?

— Далеко было.

Поняв, что мужики больше ничего не знают, Афанасий скомандовал:

— К машине! Поехали к «капитану». — И первым пошёл к дороге.

Компания мусорщиков, видно, пропустив ещё по рюмке, развеселилась. До дуровцев долетел раскатистый смех, звуки губной гармошки и слова блатной песни:

Ах, милая, бедная мама,

Зачем ты так рано ушла?

Со светом простилася рано,

Отца подлеца не нашла…

Уже подъезжая к посёлку, Николай сказал:

— Не нравится мне это. Эти друзья. Не слишком ли их много для одного собирателя бутылок?

Ему никто не ответил, но Афанасий сказал, продолжая свои мысли вслух:

— Сам назначил встречу и не явился.

— Он передумал, — отозвался Лазутин.

— Тут что-то не то, — покачал головой Воронин и задумался.

Его сомнения подтвердились.

Машину, как и в прошлый раз? оставили у хозяйственного магазина и прошли к дому «капитана». Калитка была открыта. Вечером прошёл мелкий дождик, и было сыро.

Они вошли в крыльцо, и Афанасий толкнул дверь. Она была не заперта и легко подалась. Дуровцам показалось, что в доме раздался какой-то стук. Они прислушались, но звук не повторился. Очутившись в террасе, друзья огляделись. Краска на полу, в местах, где часто ходили, была полустёрта, стены, обитые оргалитом и покрашенные, кое-где отдулись от протечек. В углу заметили большую корзину, сплетённую из очищенного лозняка, полную разного тряпья. Другая корзина, похожая на те, в которые собирают картофель, была доверху наполнена вымытыми бутылками. Обитая дерматином дверь, ведущая в дом, была приоткрыта. Другая, тесовая с окошечком наверху, державшая на покорёженных петлях, вела в кладовку.

Николай толкнул её и заглянул внутрь.

— Это чулан, — сказал он, закрывая дверь и морща нос. — Ну и запашок у «капитана».

— Сивуха? — спросил, рассмеявшись, Владимир Константинович.

— Нет, плесенью и мышами пахнет.

— Ну, это не летально…

Афанасий открыл дверь в дом, встал на пороге и громко спросил:

— Есть кто живой?

Ответа не последовало.

— «Капитан», ты где?

Снова молчание.

— Да дрыхнет он после пьянки, — махнул рукой Владимир Константинович. — Заходи!

Они переступили через порог и очутились в небольшой прихожей с одним окном. На стене рядом с дверью висела вешалка со старой одеждой, в углу валялись небольшие пластмассовые разноцветные ящички, на широкой лавке стоял пресс для выжимания сока, матово блестел лужёный бидон, валявшийся на боку у входа. Прихожая была пуста.

— Никого, — пробормотал Афанасий, носом втягивая воздух. — Но вином разит…

Они прошли в смежную комнату. Дощатый пол не был подметён и на нём были разбросаны клочки мелко порванной бумаги, шерстяной носок, обрывки толстых ниток. На столе стоял пустой графин, гранёный стакан и высокая бутылка тёмного стекла. На диване, накрытый стёганым одеялом, скрывавшим лицо, лежал человек. Босая нога, высунувшаяся из-под одеяла, свешивалась на пол, почти касаясь его.

— Ну, что я говорил, — произнёс Лазутин. — Мертвецки дрыхнет после принятия на грудь. Разве можно доверять хронам? Это люди пропащие, не отдающие отчета в своих действиях.

Афанасий подошёл к дивану и тихо произнёс:

— «Капитан», вставай!

Но человек не пошевелился.

— «Капитан», уже полдень! Проснись!

Человек не отвечал.

Афанасий взялся за одеяло и откинул его. На него глядели безжизненные глаза «капитана».

— Он мёртв, — произнёс Афанасий, вглядываясь в холодное лицо хозяина дома и касаясь тыльной стороной ладони лба.

К «капитану» склонился Владимир Константинович, взял руку выше кисти.

— Точно. Мертвяк… Но тело не успело остыть. Смерть наступила недавно.

— Как же так, — растерянно проговорил Николай. — Только вчера…

— Отчего же ты умер? — бормотал Владимир Константинович, привычно, как бывший врач, осматривая тело. — Правда, ты уже не молод, организм подорван ежедневным питием, посмотри, какое лицо — хронического алкоголика. Сердце, наверное, подвело. Хватил, бедолага, лишку…

— Выпил какой-то бормотухи, — предположил Николай, указывая на бутылку, стоявшую на столе.

— Стакан пустой, — сказал Афанасий. — На дне остатки какой-то жидкости…

— Он, видать, лежа пил, — сказал Владимир Константинович. — Рубашка на груди мокрая. Пролил, видно. Вином пахнет…

Он подошёл к столу, наклонился и понюхал горлышко бутылки.

— Один к одному.

— Не вяжется, — сказал Афанасий. — Выходит, выпил, поставил бутылку и стакан на стол и пошёл окачуриваться?

— Он мог пролить вино и у стола, когда пил, — не согласился с доводами товарища Владимир Константинович. — От него действительно разит, как от пивной бочки. — Он поморщился. — Сами можете убедиться.

Друзья подошли к «капитану» и осмотрели мокрое пятно на груди.

— Когда же он успел так надраться? — спросил Николай.

— Долго ли умеючи, — усмехнулся Лазутин.

— Как всё нелепо получилось, — вздохнул Воронин. — Только установили контакт, а человек возьми да умри…

— Ему в этом, кажется, подсобили, — проговорил Владимир Константинович, приподнимая тело за плечи.

Голова «капитана» безжизненно свесилась.

— Ты в этом уверен? — осведомился Афанасий.

— Ему переломали шейные позвонки, — ответил Владимир Константинович, укладывая тело на прежнее место и расстёгивая на нём рубашку. — Правда, следов никаких нет.

— Чем же ему шею своротили, если не оставили следов? — спросил Афанасий.

— Постой-ка! Я ошибся. Вот синяки. Ему шею, что в тиски зажимали?

— Ты не ошибаешься, Константиныч? — спросил Лазутина Николай.

— Я тридцать лет проработал врачом и могу отличить перелом шейных позвонков от простого ушиба.

— Выходит, его придушили, как цыплёнка? — констатировал Афанасий. — Не оказал никакого сопротивления…

— Если он был пьяный, какое он сопротивление окажет.