Дар экстрасенса (сборник) - Литвиновы Анна и Сергей. Страница 6
Женщина улыбнулась. Прикрыла пирог полотенцем. Вздохнула:
– Цела, цела твоя развалина. Бери вон, в сарае. А Марина пусть на моем ехает.
И они понеслись сквозь южный вечер, мимо белых пятен домов, по висячему мостику через обмелевшую речку, по старинному парку, где терпко пахло эвкалиптами… Море ждало их, нежно шелестело теплой водой. Они сдали велосипеды милой пляжной сторожихе, и бросились в пену несильных волн, и поплыли наперегонки, и Марина выкрикнула, задыхаясь от скорости и терпкого запаха йода:
– Костик! Ты просто супер!
* * *
Марине было двадцать три, Костику – столько же. Но людям сторонним казалось, что ей – лет шестнадцать, а ему – ближе к тридцати. Марина – бесшабашный матрос. Плывет по жизни нахально, без карты и курса, спотыкается о рифы, дрейфует на опасных льдинах. Экзамен? Спишу. Работа? Найду по объявлению. Даже в отпуск и то ушла внезапно. Просто потому, что очень захотелось. Костику такого разгильдяйства не понять. Он совсем не такой, он капитан, у него все серьезно, с компасом и секстантом. Марина любила Костика, но иногда так на него злилась! Случайно достаются билеты на моднейшую премьеру, а Костик не может, у него в расписании курсы английского. «Да плюнь ты на них! Подумаешь, разик пропустишь! Нагонишь потом!» – горячится Марина. А Костик хмурится, молчит – и идет-таки на свои скучные курсы. Или направляются они в пиццерию, там рекламная акция, салат-бар плюс пиво почти забесплатно. Весело, музыка, пиво хмелит, вкусная еда радует, Костя сыплет комплиментами. Официантка приносит карту десертов, а там – чудо-мороженое, с орехами, шоколадом, черносливинами. Разве удержишься? Костя, конечно, платит за ледяное чудо. Но злится:
– Мариночка, солнце, ну пойми! Мне не жалко этих шести долларов! Но дома я тебе такое же мороженое за полдоллара сделаю!
Ну что с ним поделаешь, с этим Костей… Ведь действительно – вроде не жадный. Просто зануда.
В Абрикосовке Костик изо всех сил старался вести себя идеально. Но занудство все равно иногда побеждало. Берут они, например, водный велосипед, и норд-ост уносит их чуть не в Турцию. Весело? Весело! А Костик ворчит, что обгорели и заплатили в итоге за целых пять часов проката. Или вот парашют, с которым можно болтаться за моторкой. Классно же! А Костя – давай причитать:
– Мариночка! Опасно! Парашют – подозрительный, лодочник, кажется, пьяный…
Но все-таки Костя старался, он изо всех сил старался. Они посещали местные ресторанчики с сомнительного вида шашлыками, пили кофе по-восточному, играли в теннис в самое дорогое, предвечернее время. Костя ей даже кукурузу на пляже покупал – по десять рублей за кочан, хотя на грядке у их квартирной хозяйки имелись сотни абсолютно бесплатных початков.
Антонина Матвеевна их баловала. Закармливала пирогами и тонкими, как пергамент, блинчиками. Варила вкуснейшие супы из собственных овощей. Украшала свежесобранную клубнику шапочкой взбитых сливок. Костя в обмен чинил ей чайники-утюги-розетки, и даже лентяйка Марина слегка приобщилась к хозяйству, нашла свою прелесть в поливании огорода: настоящий бег с препятствиями. Дотянуться до баклажанчиков, скрывшихся в дальнем углу… Балансируя на носочках, миновать россыпь клубничин…
Настоящие споры-ссоры начались только через неделю. Миляге Антонине Матвеевне пришлось срочно уехать в Краснодар к заболевшей внучке, и в первое же самостоятельное утро Костик потребовал каши.
– Каши? – удивилась Марина. – Зачем?! Есть же клубника, и булки мы вчера на пляже купили…
– Не хочу булок, – закапризничал Костя. – Тебе что, сложно кашу сварить?
Марине было несложно. Знать бы только, как это делается… Кажется, в молоко нужно сыпать манку… В общем, каши не получилось. В графу «убытки» попали: литр молока, два стакана крупы и новенькая кастрюлька. Костя сначала ворчал, потом смеялся. А вечером они снова поссорились. У Костика оторвалась пуговка на любимых шортах, а неумеха Марина пришила ее так, что пуговица снова отвалилась и безвозвратно затерялась где-то в винограднике, где они занимались любовью.
– Неужели тебя мама таким элементарным вещам не учила? – искренне недоумевал Костя.
Из-за пуговицы он расстроился, она какая-то особая была, с чьим-то там гербом.
– Если ты такой умный, сам и пришивай! – огрызалась Марина.
– Но это женское дело, – возражал он. – Мои сестры и готовить умеют, и шьют, и вяжут…
– Зато сидят в школьных училках, – парировала Марина. – А у меня – университетский диплом, карьера, зарплата, перспективы.
– Ну, а если дети пойдут? – возражал рассудительный Костя. – Как же ты им будешь кашу варить?
Марина пока не задумывалась о детях. Будут дети – будем и думать. А сейчас ей просто хотелось вдосталь напиться свободы, моря, танцев, легкого грузинского вина. Костька же портит ей все настроение своими занудными разговорами. «Вот они, издержки Абрикосовки, – грустно думала Марина. – Поехали б в Турцию – и никакой каши варить не пришлось бы. А пуговицу любая горничная за доллар бы пришила…»
Но, к счастью, Костя, раздобревший от отдыха, недолго кручинился о своей эксклюзивной пуговке. Марину простил, шорты заколол булавкой, и они отправились в самый модный абрикосовский ресторан – в устье реки, под могучими тополями. Захватили самый лучший угловой столик, ели баклажанчики с орехами, запивали их терпким домашним вином, танцевали под фальшивое, но искреннее пение местного оркестра: «Как уп-пои-ии-тельны в России вечера…» Марина прижималась к крепкому Костиному плечу, и чувствовала его сильные руки на своей талии, и думала нежно: «Ах ты, зануда… Но зато с тобой так надежно…» На Абрикосовку наваливалась ночь, разыгрался ветер. Тревожно шумели тополя, вдалеке сердилось-шумело море. Марина и Костя, веселые и чуть-чуть пьяные, шли пешком домой, навстречу теплому, буйному норд-осту, и абрикосовские собаки радостно лаяли им вслед… Брести от ресторанчика до дому оказалось далеко, они шли почти час. Уставшие, не стали даже пить чаю, быстро поцеловались на ночь, плюхнулись по кроватям и провалились в сладкий отпускной сон. Ветер трепал занавески, шелестел брошенной на стуле одеждой и играл их волосами…
* * *
Лягушка проснулась поздним вечером. Спала она всегда в зарослях винограда, днями здесь темно и прохладно. Только тут и можно жить, когда такая жара кругом! А сейчас, когда закатилось солнце и воет-волнуется ветер, пора выходить на прогулку! Лягушка полупала глазками, потянула лапки. Прыг – и она уже в цветнике. Прыг – попала на теплый после жаркого дня бордюр. А это еще что за тряпки развеваются на ветру? А за ними – черный, теплый квадрат… Прыг-прыг, ее подхватывает кто-то сильный, ничего себе, какие порывы ветра, и она уже падает на что-то мягкое, жаркое. Прыг, прыг…
– Ой, мама, мама! – раздается громкий, отчаянный визг.
– Марина! Что? Что?!! – вскакивает с постели Костя.
– Ай! Кто это! Костя! Костя!!!
Он спотыкается о брошенный у кровати шлепок, врезается в стул… дотягивается наконец до выключателя. Смеется.
– Марин, успокойся… Это лягушка! Всего-навсего лягушка! В окно, наверно, запрыгнула.
– Лягушка?!
Она с ужасом смотрит на темно-зеленый бугорок в его ладонях. Лягушка сидит смирно, мерцает глазами-бусинками, шевелит перепончатыми лапками.
– Фу, гадость какая! – с отвращением говорит Марина.
И эта дрянь прыгала по ее щеке!
– Почему гадость? – не соглашается Костя. – Смотри, какая она хорошенькая…
Марину передернуло. И снова она подумала: «Зачем, зачем я поехала в эту глупую Абрикосовку! Каши, пуговки, теперь того пуще – по дому лягушки прыгают!» И Костя, кажется, считает, что это в порядке вещей! Поглаживает гостью по спинке, приговаривает:
– Испугалась, малышка, бедная…
Просто смотреть противно!
Он подходит ближе к Марине:
– Ну что ты боишься? Смотри, какая она аккуратненькая… Хочешь – потрогай.
– Убери ее! – взвизгивает Марина. Нервы от этого Костика уже на пределе! – Сам своих лягушек трогай! Или целуйся с ними!!!