Великий Бисмарк. Железом и кровью - Власов Николай. Страница 23

Стиль работы Бисмарка разительно отличался от деятельности его коллег – представителей других германских государств. Последние редко утруждали себя напряженной работой, вели главным образом светскую жизнь, а вникать в дела предоставляли своим подчиненным. В отличие от них Бисмарк, при всей своей любви к элегантной светской жизни, работал достаточно напряженно. Кроме того, он с самого начала придерживался той точки зрения, что дипломатический представитель является не слепым исполнителем инструкций своего правительства, а лицом, которое активно участвует во внешней политике. Это делало его весьма неудобным как для коллег, так и для начальства. «Я мог бы сделать свою жизнь такой же легкой, как мой предшественник Рохов, и, подобно большинству моих коллег, путем умеренного и внешне малозаметного предательства интересов своей страны обеспечить себе спокойное течение дел и репутацию славного товарища», – с горечью писал он позднее[105]. Бисмарк кривил душой: поступи он так, ему пришлось бы вступить в серьезный внутренний конфликт с самим собой, поскольку в таком виде его роль не слишком отличалась бы, по сути, от той роли, которую он не в состоянии был играть, находясь на государственной службе полутора десятилетиями ранее.

Главной задачей, которую ставил перед собой Бисмарк с момента вступления в должность, было сохранить существующее положение дел, отразить все попытки австрийцев достичь гегемонии в Германском союзе и обеспечить Пруссии равноправие с монархией Габсбургов. Его основными оппонентами были, разумеется, австрийские посланники в бундестаге. На момент назначения Бисмарка таковым являлся граф Фридрих Тун фон Гольштейн, представитель венской аристократии. К новоявленному дипломату он относился свысока и считал его «грубым сельским помещиком». «Во всех принципиальных вопросах, которые касаются консервативного принципа, господин фон Бисмарк совершенно корректен. (…) Однако, насколько я могу судить, он принадлежит к той партии, которая видит только специфические интересы Пруссии и не придает большого значения тому, что может быть достигнуто в бундестаге»[106]. Сам Бисмарк, понятное дело, мог рассматривать это только как комплимент. Своим поведением он доводил престарелого аристократа едва ли не до нервных срывов, при любом удобном случае демонстрируя ему, что Пруссия отнюдь не является младшим партнером.

Биографы Бисмарка любят пересказывать почти анекдотичные истории о том, как именно свежеиспеченный дипломат выводил из равновесия австрийского посланника. Сам канцлер впоследствии вспоминал: «Во время заседаний военной комиссии в те времена, когда Рохов представлял Пруссию в бундестаге, посланник Австрии курил в одиночку. Рохов, будучи страстным курильщиком, с удовольствием делал бы то же самое, но не осмеливался. Когда я сменил его, мне захотелось выкурить сигару, и поскольку я не видел причин, по которым не должен был этого делать, я попросил у председательствующего огоньку, на что он и остальные господа отреагировали с изумлением и неудовольствием. Для них это было событием. В тот раз курили только Австрия и Пруссия. Однако остальные господа сочли это настолько важным, что доложили об этом на родину и запросили указаний. Инструкции заставили себя ждать. Дело требовало неспешного размышления, и в течение полугода курили только обе великие державы. После этого баварский посланник Шренк тоже начал путем курения защищать достоинство своего поста. Саксонец Ностиц с удовольствием последовал бы его примеру, но еще не получил разрешения от своего министра. Однако когда он в следующий раз увидел, как ганноверец Ботмер раскуривает сигару, (…) он также начал дымить. Остались только представители Вюртемберга и Дармштадта, которые вообще не курили. Однако честь и достоинство их государств настоятельно требовали этого, и в следующий раз вюртембержец вынул сигару – я помню ее как сейчас, она была длинной и тонкой, цвета ржаной соломы – и докурил ее по меньшей мере до половины, словно принося огненную жертву своему отечеству»[107]. К слову сказать, история с сигарой во Франкфурте стала поводом для дуэли в Берлине – на одном из заседаний нижней палаты прусского ландтага либеральный депутат фон Винке высказался в том смысле, что курение есть единственное известное ему качество Бисмарка как дипломата. Последний не остался в долгу, заявив, что подобные высказывания выходят за рамки приемлемого. Дуэль, впрочем, завершилась вничью – оба противника, по всей видимости сознательно, промахнулись. Любопытно то, что десять лет спустя Винке, один из наиболее авторитетных лидеров левых либералов, стал главным оппонентом Бисмарка, занявшего пост главы правительства.

Другая история, широко распространенная в свое время в Берлине, рассказывала о том, как Тун однажды в присутствии Бисмарка снял сюртук – ранее это было привилегией председательствующего, однако прусский посланник со словами «Вы правы, здесь очень душно» последовал его примеру. При этом нельзя говорить только лишь о хладнокровной и рассчитанной до мелочей тактике; подчеркивание австрийским представителем своего привилегированного статуса действительно задевало Бисмарка за живое, и многие его выходки, несомненно, носили эмоциональный характер.

Было бы ошибкой полагать, что основным предметом конфликта являлось курение сигар и тому подобные мелочи. Основная борьба разворачивалась по значительно более серьезным вопросам. Как писал Бисмарк главе прусского правительства Мантойфелю в декабре 1851 года, главная задача Австрии заключается в «реализации далеко идущих планов», нацеленных на то, чтобы стать «повелительницей Германии»[108]. Поскольку в этом ее поддерживало большинство членов Германского союза, Бисмарку оставалось проводить политику, направленную на ослабление союзных органов власти, чтобы обеспечить как можно большую свободу действий Пруссии. «Если Австрия запрягает лошадь спереди, мы должны немедленно запрячь другую сзади» – так сформулировал сам Бисмарк суть своей стратегии[109].

Первым примером такого рода действий стали события вокруг законодательства о прессе. Проект нового закона, который должен был действовать на территории всего Германского союза, представила Австрия. Он предусматривал обязательство всех государств запрещать публикацию текстов, которые признал недопустимыми хотя бы один из членов союза. Фактически это позволяло австрийской стороне устанавливать цензурные ограничения для других германских монархий, в том числе и для Пруссии. Это было явно невыгодно последней, поскольку лишало ее возможности проводить самостоятельную политику в данном вопросе. Бисмарк резко воспротивился подобному ограничению прав отдельных государств. При этом он выступал с откровенностью, шокировавшей многих слушателей. «В наших интересах сохранять видимость свободомыслия по отношению к прессе, особенно других государств (…) Мы не понимаем, почему мы должны поддерживать меры, которые будут нас стеснять. Давайте возьмем нынешнее состояние торгового и таможенного вопроса. К примеру, в Лейпциге или Мюнхене может появиться посвященная этим вопросам брошюра, которая входит в противоречие с позицией саксонского или баварского правительства. Соответствующее правительство ее запрещает, но для нас она весьма благоприятна, почему в таком случае мы должны ее запрещать?»[110] После долгих и трудных переговоров закон был принят в 1854 году в значительно смягченной редакции, которая давала членам Германского союза весьма широкие возможности его толкования. Самостоятельность в вопросах цензуры сохранялась.

Вторым вопросом, по которому между Туном и Бисмарком возникли серьезные разногласия, была проблема германского флота. Созданный в период революции на Северном море, он теперь влачил довольно жалкое существование, поскольку его финансирование являлось предметом споров в бундестаге. Дело дошло до того, что денег не было даже на выплату жалованья матросам. В связи с этим Тун в отсутствие Бисмарка запросил займ у банковского дома Ротшильдов от имени Германского союза. Прусский посланник, узнав об этом, понял, что ему представляется блестящая возможность нанести удар авторитету как Австрии, так и Германского союза в целом. Он отправил протест Ротшильду и пригрозил даже тем, что Пруссия выйдет из состава бундестага. Тут необходимо упомянуть, что Бисмарк находился с еврейским банкиром в достаточно хороших отношениях, искренне уважал его и доверил ему управление своим счетом. Именно Ротшильд впоследствии познакомит Бисмарка с Герсоном Блейхредером, который станет личным финансовым советником «железного канцлера». Одним словом, прусский посланник раздул незначительный по своей сути конфликт до таких размеров, что забеспокоился даже российский император, который уполномочил своего представителя во Франкфурте князя Горчакова выступить посредником. Так Бисмарк и Горчаков, которым в дальнейшем придется еще не раз встречаться на политической арене, впервые познакомились друг с другом.