Правило четырех - Колдуэлл Йен. Страница 17

Другая надпись, помельче, извещает: «Музей закрыт для публики».

Я останавливаюсь в нерешительности, однако Пол смело идет вперед, в главный холл.

— Ричард!

С десяток попечителей оборачивается на его крик, но знакомых лиц среди них нет. Развешанные на стенах картины похожи на яркие окна, единственные цветовые пятна в этом унылом белом помещении. Соседний зал оживляют отреставрированные греческие вазы, поставленные на невысокие, по пояс, пьедесталы.

— Ричард! — уже громче повторяет Пол.

Венчающая плотную длинную шею лысая голова Кэрри поворачивается. Высокий и сухощавый, он в темном приталенном костюме в мелкую полоску с красным галстуком. Заметив Пола, Кэрри быстро направляется к нам. Его жена умерла более десяти лет назад, оставив мужа без детей, и к Полу он относится как к собственному сыну.

— Мальчики! — Кэрри раскидывает руки, как будто собирается обнять нас, и поворачивается к Полу: — Не ожидал увидеть тебя так скоро. Думал, ты еще работаешь. Приятный сюрприз. — В его глазах нескрываемое удовольствие, пальцы теребят запонки. Он здоровается с Полом за руку.

— Как дела?

Мы оба улыбаемся. В его голосе энергия молодости, но голос — единственное, что устояло перед жерновами времени. В последний раз я видел Кэрри шесть месяцев назад, и с тех пор в его движениях появилась некоторая скованность, а под плотью лица словно образовалась небольшая пустотка. Сейчас Ричард — владелец аукционного дома в Нью-Йорке и попечитель нескольких музеев, куда более крупных, чем этот, но, по словам Пола, после того как из его жизни ушла «Гипнеротомахия», заменившая книгу карьера так и осталась побочным занятием, попыткой забыть то, что было до нее. Никто так не удивлялся его успеху в бизнесе и не ценил этот успех меньше, чем сам Кэрри.

— Кстати, — говорит он и поворачивается, как будто хочет представить нас кому-то, — вы уже видели картины?

За его спиной висит картина, которую я никогда раньше не видел. Я оглядываюсь — все новое.

— Они не из университетской коллекции, — говорит Пол.

Кэрри улыбается:

— Не из университетской. К сегодняшнему вечеру каждый из попечителей принес что-то свое. Мы даже заключили пари на то, кто сможет представить для экспозиции наибольшее число полотен.

В речи Кэрри, старого футболиста, до сих пор звучат термины из мира ставок, пари и джентльменских соглашений.

— И кто победил?

Он уклоняется от прямого ответа:

— Музей. Мы же стараемся ради Принстона.

Все молчат, и Ричард обводит взглядом лица попечителей, оставшихся в зале после нашего появления.

— Я собирался показать вам все после собрания, но не вижу причин, почему нельзя сделать это сейчас. — Сделав знак следовать за ним, Кэрри идет в комнату слева.

Мы с Полом переглядываемся — он тоже, похоже, ничего не понимает.

— Джордж Картер-старший принес вот эти две. — Ричард, не останавливаясь, указывает на две небольшие гравюры Дюрера в старинных, словно сделанных из мореного дуба рамах. — И вон того Вольгемута. [20] — Кивок в направлении дальней стены. — А эти две милые картины маньеристов [21] — от Филиппа Мюррея.

Кэрри ведет нас во вторую комнату, где представители искусства конца двадцатого века уступили место картинам импрессионистов.

— Семья Уилсонов экспонирует эти четыре: одну Бонна [22], маленькую — Мане и две Тулуз-Лотрека. — Он дает нам возможность посмотреть на них. — Марканы добавили вот этого Гогена.

Через главный холл мы проходим в зал античности.

— Мэри Найт принесла только вот этот римский бюст, но говорит, что может оставить его здесь навсегда. Очень щедрый дар.

— А что ваше? — спрашивает Пол.

Кэрри ведет нас по кругу, так что мы возвращаемся в первый зал.

— Вот мое. — Он делает широкий жест рукой.

— Что именно?

— Все.

Мы обмениваемся взглядами. В зале представлено не менее дюжины работ.

— Подойдите сюда, — говорит Кэрри, возвращаясь к тому месту, где мы его нашли. — Хочу показать вам кое-что.

Он ведет нас от картины к картине, но ничего не говорит.

— Что у них общего?

Я качаю головой, но Пол замечает сразу.

— Тема. Они все передают библейскую историю об Иосифе.

Кэрри кивает.

— Верно. «Иосиф продает пшеницу». — Он указывает на первую. — Ее написал Бартоломей Бреенберг [23] около 1655 года. Ее я взял в Институте Барбера.

Кэрри выдерживает паузу, затем переходит ко второй картине.

— «Иосиф и его братья» Франца Маулберша. [24] 1750 год. Обратите внимание на обелиск на заднем плане.

— Что-то похожее есть в «Гипнеротомахии», — говорю я.

Кэрри улыбается:

— Сначала я тоже так подумал. К сожалению, связи, похоже, нет.

Он подходит к третьей.

— Понтормо [25], — опережает его Пол.

— Да. «Иосиф в Египте».

— Как же вам удалось ее заполучить?

— Напрямую в Принстон Лондон бы ее не отдал, так что пришлось договариваться через «Метрополитен». — Он собирается еще что-то сказать, но Пол уже подходит к двум последним картинам серии, большим, в несколько футов, колоритным полотнам.

— Андреа дель Сарто. [26] «Истории об Иосифе». Я видел их во Флоренции.

Ричард Кэрри молчит. Это он после первого курса оплатил поездку Пола в Италию, где тот вел исследования по «Гипнеротомахии».

— У меня есть друг в палаццо Питти [27], — говорит Кэрри, складывая руки на груди. — Очень хороший человек. Я получил их на месяц.

С минуту Пол стоит совершенно неподвижно. Мокрые от снега волосы спутались и прилипли ко лбу, но на губах появляется улыбка. Только теперь, заметив его реакцию, я наконец понимаю, что картины представлены в таком порядке не случайно, что расстановка подчинена некоей идее, смысл которой ясен только Полу. Кэрри, очевидно, проявил настойчивость, а другие попечители согласились с предложением того, чей вклад оказался столь значительным. Вся стена — фактически подарок Кэрри Полу, молчаливое поздравление по случаю завершения работы.

— Ты читал стихотворение Браунинга, посвященное Андреа дель Сарто? — спрашивает наконец Кэрри.

Я читал, когда ходил на семинар по литературе, но Пол качает головой.

— «Ты сделал то, о чем другие лишь мечтают. Мечтают? Тянутся к чему всю жизнь, в отчаянии. Стремятся и — бессильны то достичь».

Пол кладет руку на плечо Кэрри и, сделав шаг назад, достает из-под рубашки сверток.

— Что это?

— То, что принес мне Билл, — туманно объясняет Пол, разворачивая книгу, и я чувствую, что он не уверен в реакции Ричарда. — Думаю, вам нужно на это взглянуть.

— Мой дневник, — недоверчиво шепчет Кэрри. — Не могу поверить…

— Я собираюсь воспользоваться ею, — говорит Пол. — Чтобы закончить.

Кэрри словно не слышит. Он смотрит на книгу, и улыбка на его лице постепенно гаснет.

— Откуда она у тебя?

— Мне дал ее Билл.

— Это я уже слышал. Где он ее взял?

В голосе Кэрри слышны резкие нотки, и Пол не знает, что ответить.

— В каком-то книжном магазине в Нью-Йорке, — говорю я. — В букинистическом.

— Невозможно, — бормочет Кэрри. — Я искал эту книгу повсюду. Во всех библиотеках, во всех магазинах, во всех лавчонках. Я посылал запросы во все крупные аукционные дома. Она исчезла. На целых тридцать лет.

Он осторожно переворачивает страницы, вглядываясь в них, проверяя на ощупь.

— Да, вот оно, посмотри. Тот отрывок, о котором я тебе рассказывал. Колонна упоминается здесь… — он находит нужное место, — и здесь.

Кэрри вдруг поднимает голову.