Интимный дневник гейши - Роулэнд Лора Джо. Страница 33

От стыда, что он поставил свои интересы выше благополучия семьи, щеки Хираты вспыхнули и сжалась душа.

— У Ниу гораздо больше денег, чем у Сагары. Если я женюсь на Мидори, вы ни в чем не будете нуждаться.

Лицо отца помрачнело.

— Невозможно ни тебе на ней жениться, ни нам разделить богатство их клана, и не только потому, что я против этого брака. — Он повернулся к жене. — Мать, принеси письмо, которое пришло сегодня от правителя Ниу.

Она поспешила из комнаты и вернулась со свитком, который передала Хирате. Тот прочел:

Хирата ошеломленно смотрел на листок, а его отец воскликнул:

— Правитель Ниу не только публично оскорбил меня, он еще и тебе угрожает! Ты должен выполнить его требования и держаться подальше от его дочери.

Никогда больше не встречаться с Мидори! Эта мысль ужаснула Хирату.

— Возможно, здесь какое-то недоразумение, которое можно исправить, сев вместе и поговорив.

— Я больше не буду встречаться с правителем Ниу, и нарываться на его оскорбления, — отрезал отец Хираты. — И не приму другого решения по этому браку.

На лице старика застыло каменное выражение, исключающее дальнейшие споры. Но Хирата обещал Мидори, что они поженятся.

— Если правитель Ниу извинится за то, что оскорбил вас, — заговорил он в отчаянии, — возьмет назад свои угрозы и примет меня как зятя, вы передумаете насчет нашей свадьбы?

Отец задумчиво посмотрел на него. Он молчал, но Хирата понял, что тот любит его и желает счастья. Надежда вспыхнула, но тут, же угасла, когда тот покачал головой.

— Если правитель Ниу сделает это, возможно, меня удастся уговорить… Но ты можешь с таким же успехом молиться о чуде, как и ждать, что он изменит свое отношение к вашему браку. Он, похоже, помешался от ненависти к нам. Ты должен научиться жить без этой девицы и свыкнуться с мыслью о женитьбе на другой.

Отец Хираты вытащил ногу из ванны. Когда жена стала вытирать ее куском материи, он снова заговорил:

— Все эти глупости отвлекают тебя от обязанностей. Расследование сёсакана-самы не должно пострадать из-за твоих личных переживаний. Возвращайся-ка к работе.

— Да, отец, — уныло проговорил Хирата и покинул родительский дом; свадьба с Мидори казалась столь же безнадежным делом, как и поимка любовника госпожи Глицинии.

17

— Тихо, не шуми, Кикуко-тян, — прошептала госпожа Янагисава.

Пригибаясь под низкими скошенными балками, мать и дочь пробирались по темному пустому чердаку двухэтажного особняка канцлера. Стропила были затянуты паутиной; пыль, мышиный помет и мертвые насекомые устилали пол. Свет пробивался лишь через вделанные в шпили решетки.

Кикуко шла на цыпочках, прижав к губам палец, ее глаза радостно блестели — она все принимала за игру. Они устроились на матрасе, брошенном на татами, и укрылись одеялом, чтобы защититься от сырости и холода чердака, куда никто, кроме них, не заходил. Она легла на живот, уткнувшись подбородком в сложенные руки, и заглянула в проделанную в полу дырку размером с ладонь.

Это отверстие, спрятанное среди затейливой резьбы деревянного потолка, позволяло госпоже Янагисава обозревать кабинет канцлера. Несколько лет назад она обнаружила тайный ход из своих покоев в крыло мужа. Ночью, когда все спали, она проделала отверстие в полу — секретное окно в его жизнь.

Он никогда не рассказывал о своих делах, да и вообще редко заговаривал с ней, и госпоже Янагисава приходилось постараться, чтобы услышать его голос или узнать, что он делает. А поскольку муж сторонился ее, ей ничего не оставалось, кроме как подсматривать. Возможно, он ни о чем не догадывался, скорее всего просто не обращал внимания.

Сейчас она видела, как он сидит за столом, курит трубку и пишет. Его напомаженные волосы и шелковый халат блестели. Он был один, хотя телохранители скрывались в смежных комнатах за передвижными стенными панелями. Госпожа Янагисава смотрела на него, и ее сердце сжималось.

Он был так же красив, как и в первый день, их знакомства. Она тогда не могла надивиться, чем смогла заслужить такого мужа. Ей следовало знать, что их брак станет именно таким, какого должна была ожидать подобная ей женщина.

Она всегда понимала, что уродлива. Будучи средней из трех детей, она выросла в провинции Кай, в особняке, принадлежащем ее родителям, дальним родственникам Токугавы. Все в их доме были бойкими и общительными, а она стеснялась и сторонилась людей. Ее дразнили хорошенькие сестры, мать и служанки осуждали, отец не замечал, поэтому она почти всегда была одна. Единственной ее подругой стала кукла с обколотой фаянсовой головой, которую она еще больше за это любила.

Когда она повзрослела, родители водили ее на многие миаи. Она не решалась смотреть на возможных женихов, боясь увидеть в их глазах отвращение. Из тех встреч ничего не получилось. Она уже смирилась с участью старой девы… когда случился тот судьбоносный миаи с молодым канцлером сёгуна.

Это произошло десять весен назад. Во время прогулки по территории храма Каннэй она шла, опустив голову, и прислушивалась к разговору. Ровный голос канцлера Янагисавы тронул ее душу. Любопытство пересилило стыдливость. Она осмелилась взглянуть на него, их взгляды встретились, и он просто ее ослепил — словно она взглянула на солнце, выйдя из тьмы. Тело охватило огнем. Потом он улыбнулся, и в ее трепещущем сердце вспыхнула первая любовь.

Согласие взять ее в жены казалось сказочным чудом. Обмениваясь с ним на свадьбе ритуальными чашками саке, она осмелилась мечтать о счастье. Однако первая же брачная ночь в его имении открыла жестокую реальность ее замужества.

— Вот твоя спальня, — холодно и безразлично сказал Янагисава. — Я выйду, пока ты будешь раздеваться и укладываться.

Дрожа от робкого предчувствия, она повиновалась. Вскоре Янагисава вернулся. Не взглянув на нее, задул огонь; его одежда зашуршала в темноте, когда он ее снимал. Он скользнул к ней под одеяло. Она почувствовала истому желания, однако после нескольких небрежных ласк все было кончено. Он встал и ушел. Она лежала в одиночестве и плакала от боли, между ног сочилась кровь. Во время соития они с мужем не обменялись ни словом, она даже не видела его тела и понимала — он погасил свет, чтобы не смотреть на нее.

Последующие месяцы канцлер почти не замечал ее. Она, словно привидение, бродила по его дому, никого не видела, кроме слуг, и не обзавелась подругами в замке Эдо; она почти не разговаривала. Постоянное отсутствие мужа усиливало ее любовь и тоску. Раз в несколько ночей он ложился к ней в постель, и она каждый раз надеялась, что муж будет с ней нежен и подарит блаженство. Но он вел себя так же, как и в первый раз.

Жажда понять своего мужа выработала привычку наблюдать за ним и прислушиваться к пересудам слуг. Она узнала, что он получил должность, соблазнив сёгуна, с которым имел долгую связь. Узнала, что он женился на ней, стремясь обзавестись женой, связанной семейными узами с Токугавой. У него было много любовников и любовниц, которых он менял так часто, что она сочла их ничего не значащим, безобидным развлечением, не стоящим ее ревности. Она мечтала, что в один прекрасный день канцлер полюбит ее.

Рождение Кикуко сначала подогрело ее надежды.

После появления на свет дочери канцлер Янагисава часто стоял в дверях детской и смотрел, как она ухаживает за малышкой. Она стеснялась заговорить с ним, но верила, что он оценит ее как мать своего ребенка. Но вскоре у Кикуко проявились некоторые отклонения.