Великий Рузвельт - Мальков Виктор Леонидович. Страница 76

Итак, «увещевания» Гитлера бесполезны, война, в сущности, в скрытой форме уже идет, и поэтому эффективные попытки удержать Гитлера от перехода к открытым действиям требуют максимальной концентрации воли и мужества. По мнению С. Хорнбека, США в сложившейся обстановке должны были применить имеющийся арсенал «сдерживания», впрочем не выходя за рамки, определенные законодательством о нейтралитете, то есть оставаясь вне вооруженного конфликта и не давая втянуть себя в него. Понимал ли Хорнбек, что и в том «крайнем» варианте, который предлагал он, странам, противостоящим агрессии, отводилась, в сущности, пассивная роль? Вся инициатива отдавалась Гитлеру, каждый должен был позаботиться о себе самом. Не потому ли советско-германский пакт от 23 августа в сознании дипломата не запечатлелся в качестве такого события, которое решительно все переворачивало с ног на голову и создавало принципиально новую ситуацию в Европе?

Но информация шла сплошным потоком и из других регионов мира, и С. Хорнбек вновь берется за перо, с тем чтобы оценить положение на Дальнем Востоке, которое внезапно стало выглядеть иным. Его новая записка руководству госдепартамента в отличие от предыдущей безымянной докладной получает четкий заголовок «Положение, сложившееся на Дальнем Востоке под влиянием текущих событий в Европе». Текст гласил:

«Сообщения из Японии, поступившие сегодня, показывают, что в ходе обсуждения ситуации, возникшей сразу же после подписания советско-германского пакта «о ненападении» представитель военно-морских сил заявил о единстве мнений японской армии и военно-морских сил страны относительно необходимости проведения Японией независимого внешнеполитического курса. Стало известно, что император намеревается собрать Имперский совет для обсуждения внешней политики. Сообщают также, что преобладающим официальным мнением является следующее: Япония должна стремиться улучшить свои отношения с Соединенными Штатами и Великобританией («по той причине, что Германия в их глазах утратила доверие»). И еще стало известно, что Япония решила поставить под «контроль» антибританскую кампанию в Китае.

Автор этой записки (С. Хорнбек. – В.М.) полагает, что японское правительство в течение ближайших нескольких дней (возможно, недель) не примет никаких новых решений в сфере большой политики или стратегии; скорее всего, оно будет наблюдать за развитием событий и будет занято обдумыванием и согласованием точек зрения. Следует считать, что в интересах нашей страны это также совпадает с нашими принципами и политикой, сейчас не вмешиваться прямо в процесс идущего обдумывания с целью повлиять на него. Все факты и суть сложившейся сейчас ситуации на Дальнем Востоке, а также главные события в Европе в целом ясны и представлены перед взором японского правительства достаточно доказательно.

Любой жест, который исходит от нас, будет ли он носить дружеский характер или наоборот, скорее всего будет неверно истолкован. Если и после того, как японцы придут к убеждению, что они нуждаются в друге или друзьях, они сами найдут пути и средства для того, чтобы официально добиться этого – так же, как это делают многие из них неофициально, – постепенно изменяя наше отношение к ним в дружественном плане. В последние два года они приобрели огромную самоуверенность. В своей практической политике они стали воинственными и жестокими. Сейчас они начинают бояться. Чем скорее они поймут, что для того, чтобы иметь друзей, они должны заслужить дружбу, тем скорее они будут склоняться к модификации своих методов, которые должны продемонстрировать их стремление продолжать и укреплять дружеские отношения (с США. – В.М.). На какое-то время мы можем позволить себе стоять в стороне – не расслабляясь и даже, может быть, увеличивая наше дипломатическое давление с целью защиты наших интересов, давая возможность неблагоприятному развитию событий в полной мере оказывать свое влияние на разработку Японией ее внешнеполитического курса» {37}.

Как видим, вторая записка С. Хорнбека была выдержана в более мажорных тонах. По его мнению, советско-германский пакт, вызвав охлаждение в японо-германских отношениях, настраивал японскую военщину на поиски дружественного расположения Соединенных Штатов. Токио впал в тяжелую «задумчивость», из которой в госдепартаменте стремились извлечь максимум пользы. Чтобы не спугнуть удачу, С. Хорнбек советовал Белому дому не предпринимать никаких действий, выжидать, давая созреть проамериканским настроениям в Токио. Судя по всему, и президент, и госсекретарь вняли этому совету. Однако рекомендации в связи с развитием европейской ситуации были оставлены без внимания.

25 августа Ф. Рузвельт направил Гитлеру очередное послание. Информировав его о том, что Польша готова рассмотреть все предъявленные ей претензии и урегулировать конфликт путем прямых переговоров, он писал: «Бесчисленное число жизней еще можно спасти… если Вы и правительство Третьего рейха согласятся прибегнуть к мирным средствам урегулирования, одобренным Польшей». Ни слова о санкциях, ни слова о помощи жертвам агрессии. США оставались в стороне {38}. Никакого воздействия, как это хорошо понимали в госдепартаменте, очередное обращение не могло оказать. У Гитлера был свой план, он следовал ему неуклонно. Видный американский дипломат, коллега С. Хорнбека – П. Моффат, вспоминая последние дни мира, писал, что всеми овладело тогда чувство обреченности и бессилия {39}. Состояние было таким, говорил он, как будто этажом выше находился умирающий человек, и никто не мог и не хотел прийти ему на помощь.

В условиях растерянности дипломатической службы Рузвельт решил перейти на «ручное управление» внешней политикой страны, используя ближайших сотрудников как своих доверенных представителей. Первые дни войны вновь настигли Рузвельта в раздумьях об общем векторе событий. Заместитель государственного секретаря Брекенридж Лонг зафиксировал в своем дневнике попытку президента логически просчитать ходы игроков на поле европейского кризиса после нападения Германии на Польшу. Но, сказал он Лонгу, посетившему Овальный кабинет Белого дома 2 сентября 1939 г. по просьбе президента, события предстают в известном смысле мистифицированными. Немцы атакуют «не в полную силу». Французы и англичане ведут себя так, как будто бы ждут обещанной Гитлером приостановки наступления после захвата Данцига и части коридора. Оба они, Рузвельт и Лонг, согласились, что скорее всего Польша согласится на любые условия Гитлера. Что касается Муссолини, то он предложит «мирную» конференцию пяти держав – Англия, Франция, Германия, Польша и Италия. «Он, – замечает Лонг, – «со значением» не упомянул Россию». Собеседники расстались, констатировав, что события развиваются по сценарию «Второго Мюнхена» {40}. Никаких мер решено было не принимать.

17 октября 1941 г., незадолго до того, как Соединенные Штаты вступили во Вторую мировую войну, в письме бывшему кандидату от Республиканской партии на выборах 1936 года Альфреду Лэндону Реймонд Клэппер попытался кратко, буквально в двух словах, обрисовать ту цепь событий, которая привела к войне. Вопрос: «А была ли реальная возможность избежать ее?» – вставал как бы сам собой. Клэппер тоже не уклонился от него, избрав тот угол зрения, который был ближе всего ему, американцу. Вот фрагмент из этого любопытного документа: «Несколько дней назад моя жена и я сели и попытались шаг за шагом восстановить картину последних нескольких лет с целью выяснить, что мы (Соединенные Штаты. – В.М.) или другие страны могли сделать тогда с тем, чтобы изменить ход событий. И каждый раз, анализируя факты, мы приходили к выводу, что Гитлер был много лучше подготовлен к осуществлению своих провокаций, чем другая сторона. Только превосходящая мощь Англии и Франции, а также, возможно, США могла бы предотвратить Мюнхен. Но если мы оглянемся назад, то увидим, что народы демократических стран не были настроены кого-либо слушать. Черчилль тогда взывал к созданию сильного военно-воздушного флота в Англии, чем и заслужил репутацию не вполне нормального человека. Если же коснуться практически осуществимых возможностей, то, кажется, был некоторый шанс призвать Гитлера к порядку в момент, когда он решил ввести войска в Рейнскую область, но не после того, как он сделал это. Фактически наиболее разумный вывод, к которому приходишь, состоит в том, что, если бы США занимали активную позицию после Первой мировой войны, мы смогли бы, имея в виду наши доминирующие позиции, внести определенный порядок в сложившуюся ситуацию, с тем чтобы добиться справедливого урегулирования и таким путем предотвратить развитие событий в неблагоприятную сторону» {41}.