Пока живешь, душа, - люби!.. - Сопин Михаил. Страница 37

Т.

Так куролесит,

Так вьюжит -

Столбушки снежные,

Колодцы!

Теперь бы только жить да жить,

Да времени не остается.

Моей усталой жизни челн

Уносит к краю водопада.

Не говори мне ни о чем,

Не утешай, прошу, не надо.

Почти что сверстаны дела.

Лета разлуку прокричали.

Я не хочу, чтоб ты была

Последней пристанью печали.

Живи.

Тепло души храни,

И знай, что, уходя в дорогу,

Я пережил

Святые дни

Благодаря

Тебе

И Богу.

* * *

Однажды

Не взойдет звезда

Вечерового небосклона.

Не вместе

Крикнут поезда

И замолчат разъединенно.

И незаметно ты пройдешь-

Печалью глаз по заоконью.

И твой уход

В осенний дождь

153

Благословлю.

И не запомню.

* * *

Позывные мои -

Бесконечно благодарю!

Ты молитвы мои

Допусти к твоему алтарю.

Обними -

Можно мысленно...

Не отторгай, что я делаю.

Подложи мне ладони

Под усталую голову белую.

ЧЕРЕЗ СТОЛЕТИЕ

Я не знаю,

Поют ли теперь

Перепелки во ржи –

Когда можно, как в воду,

Войти в знойный запах над рожью!

Пусть никто обо мне

Никогда не услышит:

«Он жил...»

Я хожу и сейчас

Под дождями,

Тайгой, бездорожьем.

Пропадаю в туманах

И лугом дышу голубым,

И полынью,

И запахом

Яблонь и вишен!..

В это трудно поверить –

Как был я богат,

Как любим!

Все вошло в мое сердце,

Все помню,

Все вижу, все слышу.

Я приветствую жизнь:

Лошадей

И луга,

И луну.

Голоса поездов,

Пассажиров,

Названия станций.

И в рассветы столетий

Входя,

С головой утону,

Чтоб душою и сердцем

Остаться,

Остаться,

Остаться.

154

Вы летите, летите

К желанной

Далекой звезде!

Я останусь навек –

Там, где детство,

Как привкус от вишен!

Где любая изба

Проскрипит вам:

«Он только что вышел».

Журавлей над Россией

Спросите –

Ответят:

«Он здесь».

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Это эссе-размышление создавалось летом 2003 года, последнюю главу я дописала в

мае 2004 года. Сейчас, когда Михаила нет в живых и я изучаю его архивы все глубже,

думаю, что кое-что осветила бы по-другому. Но…. это наш совместный труд, все главы

были прочитаны и поправлены с учетом пожеланий поэта.. Миша искренне радовался

тому, что благодаря этим записям его творчество будет понято глубже. А если у меня или

кого-то другого появятся новые размышления, толкования и наблюдения - это будет уже

другой труд.

155

И З С Б О Р Н И К О В Р А З Н Ы Х Л Е Т

МАЛЬЧИШКА-ВОИН

Когда началась война, Михаилу Сопину

было десять лет.

Вот как он это вспоминает:

«Мы не успели эвакуироваться, помню,

собирались ехать в каком-то эшелоне, а в

тылу нашем уже были немцы. Бежали из-под

Харькова, в одной массе – солдаты, дети,

старики, женщины… Это был какой-то бег

исхода. Если бы нас остановили, мы,

наверное, умерли бы на месте. До сих пор не

верю, что выжил… Немцы нас нагнали.

Разорванные, раздавленные дети, их

утюжили танками. Меня ранило осколком в

голову, спас какой-то военный – замотал

голову тряпкой и пихнул в районе

Богодухова в товарный вагон, я там валялся

на опилках весь в крови.

Растолкала старушка, снова мы куда-то шли.

Снова я в скоплении народа. Помню,

уперлись в реку: горел мост и солдаты наспех

сколачивали плоты. На них люди прыгали

вместе с детьми, плоты переворачивались. И

все это под бомбежкой…»

Детей (Мишку, маленького братишку Толика и старшую сестру Катю) переправляют

к бабушке в деревню, на Курщину, но война настигает и тут:

« У нас во дворе частями Красной Армии были прорыты профильные окопы, потом

брошены. Окопы ошибочно выкопали за избой, а дом таким образом оказался на линии

огня. Начались тяжелейшие бои. Однажды во двор заскочили двое молоденьких солда-

тиков и прямо перед окнами стали устанавливать пулемет, но никак не могли его запра-

вить. Бабушка выскочила с поленом: «Куда ставите, сейчас начнут бить по хате, а здесь

дети малые!» Велела тащить пулемет на угол двора и там сама заправила пулеметную

ленту.

Когда начинались налеты, мы с Катериной бежали прятаться в погреб. Бомбежки

продолжались по трое-четверо суток… Я был в зачумленном состоянии. Когда сутками

напролет бомбят, перестаешь испытывать страх за жизнь – безразличие полное. В таком

состоянии солдаты, измотанные, спят прямо в окопах. Сейчас это совершенно не может

быть понято… Скорее бы бомба попала, кончились муки.

Как сейчас вижу солдатика с оторванной рукой: он сидел, привалившись к нашей

избе, обнял уцелевшей рукой остатки пустого рукава и раскачивался из стороны в сторо-

ну…»

В марте сорок третьего в результате неудачной операции советского командования

по освобождению Харькова сразу три армии попали в «котел»: не считая погибших,

триста тысяч солдат и офицеров оказались в окружении (выживших потом назовут

предателями Родины). Немцы были не готовы к приему пленных в таком количестве. Их

сгоняли в поле на участки, огороженные колючей проволокой, не кормили и не поили, а

пытавшихся при-близиться местных жителей расстреливали. Стопроцентная смертность,

156

тысячи больных тифом… В конце войны даже немецкий генерал Розенберг ужасался этой

советской катастрофе.

Но некоторым из окруженцев удавалось избежать плена, и они небольшими группа-

ми, в одиночку, с помощью местных жителей пробивались к своим.

Однажды в хату Сопиных постучались двое летчиков, вероятно, за самым простым:

поесть, напиться. Бабушка Наталья Степановна подозвала одиннадцатилетнего Мишку и

велела ему вывести этих людей из окружения. Сызмальства облазившие все окрестности и

прекрасно в них ориентирующиеся мальчишки действительно были лучшими проводни-

ками.

…Он их выводит, наступает расставание. Со словами благодарности летчик снимает

со своей груди «Орден Красной Звезды»: «Носи, сынок, ты заслужил». Можно предста-

вить, что значила для пацана такая оценка!

Таких орденов у него было два. В начале совместной жизни я сказала: «У тебя доку-

менты есть? Нет. Ну и не говори никому». Он и сам это понимал. Чем становился старше, тем возвращался к теме неохотнее…

Наверное, я не стала бы об этом вспоминать вообще, если бы муж перед смертью не

захотел сказать сам для радиозаписи. К нам домой пришла девушка из областного радио-

комитета. Михаил догадывался, что запись последняя, и не ошибся. Сказал: «Пусть мик-

рофон слушает». Разумеется, в эфир не прошло, но запись сохранилась.

Пятого июля сорок третьего в тех местах началось величайшее в истории Второй ми-

ровой войны сражение – Курская битва. Вместе с бабушкой и другими сельчанами Мишка

вытаскивал раненых с поля боя. Погиб братишка Толик. Михаил переболел тифом. Ушел

из дому, скитался по военным дорогам, и, как записано в предисловии к сборнику стихов

«Свобода – тягостная ноша» (Вологда, 2002 год), «периодически находился в действую-