Куда пропали снегири? - Сухинина Наталия Евгеньевна. Страница 4
Она оставила намсвою непостижимую жизнь, перед которой содрогается сердце и затихает, едвапочувствовав, едва осознав в себе её приоткрывшийся особый смысл. Она оставиласвою могилку, к которой можно припасть, и просить, и молиться, и плакать, нетаясь и не стыдясь слёз. Она оставила источник, на который зовёт и обещаетисцеления. Богатая княжна Вяземская не смогла бы оставить нам такого богатогонаследства.
ДЕТСКАЯ ДУША ДЕТСКОГО ДОКТОРА
Они стояли удверей ещё закрытой амбулатории, тесно прижавшись друг к другу. Женщина сопухшим от слёз лицом и мужчина с напряжённым, остановившимся взглядом. Наруках у мужчины завёрнутый в байковое одеяло ребёнок, притихший,перепуганный.
- Доктор, - женщинабросилась к Сергею Владимировичу, - доктор, помогите, беда у нас... - изаплакала.
- Оля, помолчи, ярасскажу, - мужчина взял инициативу в свои руки. - Вчера вечером всё было нормально.Дениска играл, поужинал, заснул быстро. А утром стали будить его в сад, а он наножки не встаёт, падает...
Полиомиелит?Похоже. Доктор ещё звенел амбулаторскими ключами, а уже взвешивал все «за» и«против». По вымытому с вечера коридору - в маленький кабинетик с однимокошком.
- Развернитеребёнка... Так, Денис, говоришь? - сейчас главное расположить его и незаметноощупать ножки. - Ты, Денис, когда вырастешь, кем решил стать? Так... Чтомолчишь? Думаешь, я кому-нибудь расскажу? Нет, брат, обещаю, никому ни слова.Та-ак. Хорошо...
- Военным буду, -сказал Дениска, да так бодро, будто и не его принесли сейчас в одеяле.
- Военным- это, конечно, хорошо. Но ведь военные видел, как маршируют - раз-два,раз-два. Так маршировать надо уметь, а ты в одеяле, на папиных руках...
- Ая умею маршировать! - почти выкрикнул Дениска и вдруг спросил: - Показать?
Мальчик спустилна пол ножки в голубых колготках, легонько спрыгнул с кушетки и... пошёлбравым шагом к стеклянному шкафу с инструментами. Потом резко развернулся,отчеканил несколько шагов обратно и, довольный произведённым эффектом, сел накраешек кушетки, где сиротливо распласталось клетчатое байковое одеяло.
Доктор отвернулсяк окну, едва сдерживая смех. Родители ошарашенно смотрели друг на друга и молчали.Денис победно восседал на кушетке.
Первымпришёл в себя папа:
- Разты будешь военным, пойдём сейчас в магазин, купим тебе подарок.
Денискавстрепенулся:
- Какой?
- Думаю,как будущему военному, хороший армейский ремень тебе не помешает.
Все ушли на своихногах. Первый сегодняшний пациент оказался совершенно здоровым человеком. Ато, что он хитренький? Ну, с кем не бывает! Так не хочется иногда вставать наножки, когда предстоит детский сад, школа, командировка, смена у станка... Онпотом целый день вспоминал хитренького мальчика и улыбался. Ведь Дениска-то -его родственная душа. Он тоже хотел быть военным. Вернее, военным врачом, но ввоенно-медицинскую академию поступить не получилось, поступил в медицинскийинститут с единственной целью - отучиться первый курс и перевестись. А тутпрактика в детском отделении. Четырёхлетняя девочка с гнойным аппендицитом.Белокурые локоны, бескровные губки, испарина на маленьком бледном лбу. Послеоперации он сидел на краешке её кровати, молодой, красивый юноша, ещё и недумающий о собственных детях. Сидел и держал в руках её слабую ладошку: следилза пульсом. Девочка дышала неспокойно, локоны разметались по подушке, она струдом открыла глаза, увидела дядю и вдруг потянулась к нему тоненькимиручками, обхватила за шею, прижалась. Наверное, тогда и родился в нём детскийврач. Я спросила: «Когда? » Он рассказал эту историю. - Наверное, тогда...
Студента СергеяВеликородова не оказалось в списках военно-медицинской академии. И в спискахвыпускников - соответственно. Но наша отечественная медицина ничего от этогоне потеряла. Напротив, выиграла. Потому что педиатр, за двенадцать лет врачебнойпрактики не привыкший к детскому страданию, а принимающий каждого ребёнка, каксвоего собственного - приобретение несомненное.
Когда он сказал«надо больных детей любить, как собственных», я усомнилась, а возможно ли этовообще. Он, конечно, сказал не о себе, а просто как об эталоне врача - такнадо. Надо, кто же спорит? Но разве возможно? Собственный ребёнок для каждогоиз нас особая боль, его беды - рубцы на нашем сердце, к старости-то сердце всёв рубцах. Маленькие детки - маленькие бедки... А насчёт чужих, как своих - этоуже некое декларирование, не больше. Но я поторопилась с выводами. Бывает,оказывается, бывает.
Тридцать восемьлет - возраст ли для мужчины? Сергей Владимирович Великородов красив - мужественноелицо, подтянутая спортивная фигура. И глаза... В глазах такая боль, что невыдерживаешь взгляда, отводишь в сторону. Глаза напитаны чужой детской болью,как своей. В посёлке Семхоз каждый ребёнок от колясочного грудничка донескладного подростка, строящего из себя крутого мужчину, прошёл черезвеликородовские руки. На автомате тренированный мозг выдаёт сразу же данныеистории болезни.
- Андрей,здравствуй, - и тут же: «1980 год рождения, родовая травма. В 10 летдвусторонняя пневмония». - Да ты никак куришь? Бледный очень... Для тебя этосмерть... Тут недавно хоронили одного, курил, а тоже, как ты в детстве,пневмонию перенёс. В одночасье сгорели лёгкие...
Пугает. У страхаглаза велики. Этих крутых дуралеев и напугать не грех. Мать всё большеуговорами: «Андрюшенька, не кури, ради меня...» А он мужчина, он по-другому.Иногда специально жёстче, чем полагается.
Ходили в прошлоевоскресенье с сыном Никитой на баскетбольную встречу. Играл бывший пациент ДимаСтепанов. Слабенький всегда был, но занялся спортом, окреп, развился, теперьпод два метра, красавец. Сергей Владимирович специально взял сына посмотретьна красавца Диму. Тоже педагогика - пусть знает, человек много может, еслимногого захочет. Никита уже давно привык, что отца в посёлке знают все от маладо велика. Он привык, что отец часто говорит ему: «Прости, не получается», -когда уже совсем собрались на лыжах или на аттракционы в Сергиев Посад. Когдаотца назначили ещё и главврачом амбулатории, Никита вовсе не обрадовался. Онсразу просчитал: приём больных до ночи плюс ещё всякие заморочки главврача. Итак живёт в своей амбулатории, а теперь пропишется там, что ли?
Дочка, тапостарше, та понимает. Впрочем, как и жена Людмила. Что делать, раз участок уСергея - даль неоглядная, частные небольшие домики по посёлку, как цыплята полугу. В каждом доме или дочка, или сын, или внук, или внучка, или те и другиевместе. А болеют все. Есть, конечно, особые дома. Дома, к которым он прикипел.В его семейном альбоме небольшая фотокарточка очаровательного ребёнка.Девочка капризно надула губы, а сама вот-вот расхохочется. Леночка...Долгожданное, выстраданное дитя. Роды были трудные, девочка родилась слабенькая,а тут ещё инфекция, срочно надо переливать кровь. Группа редкая, сбились с ног,и оказалось, что только великородовская кровь может спасти ребёнка. И потеклапо жилам девочки кровь доктора, стала девочка расти и крепнуть, хорошенькая,благоразумненькая хохотушка.
...Утром он ужедопивал чай, прикидывал, с чего начнёт свой амбулаторский марафон, как влетел вего квартиру бледный Леночкин отец.
- Скорее!Задыхается...
В чём был - наулицу. Бежал по посёлку, никого не видел, хотя его видели многие, почтительноуступали дорогу, смотрели вслед. Он знал, что может не успеть, он сразу понял,что это такое.
Каждая минутадорога. Дома билась в истерике Леночкина мама, Леночку сводили судороги. Двамокрых полотенца, массаж...
- Помогите мне!
Но мама непомощница, отец тоже. Зажав волю в кулак, к доктору подошла бабушка. Как долготянется время. Как быстро оно летит. Пульс не прослушивается. Почти...
- Бегом в ванную,несите мокрое полотенце.
Слабый, совсемслабый пульс. Массаж сердца. Рука совсем занемела, он не ощущает её. Крошечныйкомочек в его больших ладонях. Надо сделать искусственное дыхание. Докторсклоняется над девочкой, пытаясь приоткрыть её маленький ротик. Когда она открылаглаза и виновато как-то улыбнулась, он готов был засмеяться от счастья, но онот «счастья» -заплакал. Он и сейчас слегка отворачивается и протягивает мнеЛеночкину фотокарточку: