Легкие шаги в Океане - Солнцева Наталья. Страница 20

«Какую тайну? – мелькнуло в сознании Нии. – О моей любви к Энару? Вероятно, Зеркало сказало ему…»

– Ошибаешься, – возразил Магистр, как будто она не подумала, а высказала мысли вслух. – Дело не в любви. Слышишь? Это звенят Колокольчики Судьбы.

Ния напрягла слух, но ничего не уловила.

– На тебе – знак провидения, – прошелестел Ольвиус. – Ты не затеряешься во временах и пространствах…

Свет померк в глазах Нии. Она мягко опустилась на пол, выложенный атласными подушками, и погрузилась в глубокий сон.

Открыв глаза, она увидела неподвижное пламя в масляных светильниках. Белые стены комнаты были из камня, единственное узкое окошко закрыто ставнями.

Ния с трудом поднялась с ложа. Все тело болело, как будто она провела ночь за рубкой тростника в имении Бамбуковая Роща. Там производили небольшое количество тончайших свитков для императорского двора. Свитки только-только входили в моду, вытесняя металлические пластинки. Они были легче и удобнее, свободно сворачивались в трубочку, и на них можно было изображать знаки и символы при помощи изящных золотых перьев и краски.

Воспоминания о времени, проведенном в Бамбуковой Роще, неизменно возвращало Нию к встрече с Энаром, породившей горькие и несбыточные желания. Это причиняло ей боль.

– Излечить твои страдания? – спросил возникший в ее сознании Ольвиус. Лицо в золотой маске было страшно.

Ния растерялась. Томительные мечты об Энаре были частью ее мира, от которого она не собиралась отказываться. Ния сбежала в Храм Света от невозможности соединиться с Энаром, – но не от своей любви. Это чувство она сохранит, как сорванный и засушенный цветок. Иногда – очень редко – она будет доставать его, чтобы вдохнуть слабый аромат весны…

Отныне она – вечная пленница Храма.

Ния обошла комнату с белыми каменными стенами. Двери не было. Единственное высокое и узкое окно, закрытое ставнями, почти доставало до потолка. Ния тронула створки, они легко подались. Из оконного проема на нее глянуло бледное испуганное лицо.

– Да это же я! – отшатнулась девушка.

Лицо в окне сменилось отражением комнаты, точно такой же, в которой ее заперли. Вместо стекла за ставнями оказалось зеркало.

– Пространство – всего лишь плод иллюзий, – прозвучало в ее уме. – Не существует ни окон, ни дверей, – только твои собственные заблуждения, маленькая фея.

Ния захлопнула ставни и вернулась к своему ложу. Что ей делать?

– Постигать скрытое… – ответил невидимка. – Суть вещей надежно упрятана от любопытных глаз, а жизнь – только отражение кривых зеркал.

– Где ты?! – крикнула Ния, вскакивая и оглядываясь. – Почему ты прячешься?

– Я нигде, – усмехнулся невидимка. – И ты нигде. Существуют лишь наши отражения в зеркалах сознания. Разве ты меня не видишь?

Ния вынуждена была признать, что, хотя в комнате как будто никого не было, она кого-то видела и слышала. Золотую Маску!

Маска тихо засмеялась.

– А ты способная ученица, – прошептала она. – Это славно… Славно. Я не ошибся в тебе. Агарисий сделал правильный выбор. Как я мог усомниться? Мне не удалось еще полностью избавиться от самонадеянности. Мы с тобой будем совершенствоваться, маленькая фея. Оба…

Глава 20

Москва. Наше время

Какие-то хулиганы разбили фонарь на улице, и теперь Казакову приходилось возвращаться домой в кромешном мраке.

В школе шел ремонт. Вадим Сергеевич наведывался туда раз или два в неделю, а остальное время посвящал репетиторству. Ученики проживали в разных концах города, и порой Казаков освобождался поздно, когда было уже темно.

«Бери по вечерам такси, Вадик», – советовала Ольга Антоновна.

«Дорого, мама. Я не могу себе позволить».

«Здоровье дороже. Нынче хулиганья развелось, не приведи господи! – прижимала она руки к груди. – Могут за пятьсот рублей убить».

Казаков и сам боялся, правда, не столько хулиганов, сколько Лены Слуцкой. Она стала его проклятием, призраком возмездия за неуместное любопытство. Черт его дернул следить за ней!

«А как же ваши встречи? – нашептывал ему внутренний голос. – Ты, братец, собирался жениться на Лене. Не пойди ты в тот дождливый день за нею, так бы и не узнал, кто она на самом деле. Она убийца! У нее серьезные нарушения психики, возможно, необратимые».

Казаков согласился с тем, что хотя Лена и охотится за ним, как за лишним свидетелем, но он избежал худшей участи – сделаться ее мужем.

В пятницу после обеда он позвонил Калитину.

– Делайте же что-нибудь! – срывающимся от волнения голосом умолял Вадим Сергеевич. – Вы принимаете меры?

– Конечно, – успокаивал его Марат. – Возьмите себя в руки, Профессор, вы же мужчина.

Такое обращение взбесило завуча. Оно напомнило ему о прошлых «заслугах» перед известными службами.

– Не называйте меня так! – взвился Казаков, дрожа от возмущения. – Какой я вам Профессор? Вы же сами говорили, что…

– Напрасно сердитесь, – усмехался Марат. – Вдруг мои слова сбудутся? Хотите иметь кафедру в университете?

– Вы издеваетесь…

– Вовсе нет. Я предсказываю вам блестящую педагогическую карьеру, любезный.

– Какая карьера? Моей жизни угрожает опасность, понимаете вы это? – горячился Казаков. – Я… по улицам боюсь ходить!

– И напрасно. Вашей невесты нет в Москве. Она сейчас живет в Подлипках, на даче своих родителей. Так что вам нечего опасаться в ближайшие две недели.

– Вам легко говорить… – не сдавался Казаков. – От Подлипок до Москвы легко добраться на электричке. Никто не помешает этой… страшной женщине п-приехать и… сотворить что угодно.

– Вы преувеличиваете. Госпожа Слуцкая вовсе не такая кровожадная.

– Все ясно! – сопел в трубку Казаков. – Она и вас обвела вокруг пальца. Прикинулась невинной овечкой.

– Я предпринимаю все возможное, – солгал Марат, которому изрядно наскучили истерики завуча. – Старайтесь не выходить из дому в темное время суток.

– Вы полагаете, этого достаточно?

– Вполне.

Казаков бросил трубку и застонал от собственного бессилия. Он беззащитен! Никто не хочет заниматься его спасением. Никому нет до него дела.

Вадим Сергеевич понуро поплелся в кухню. Глоток валерьянки не помешает. Только сейчас он услышал, как разрывается дверной звонок. Ольга Антоновна вернулась из гастронома с полными сумками и уже минут пять трезвонила.

– Ключи забыла, – оправдывалась она, втаскивая сумки в прихожую. – Ты почему не открывал? Я уже бог знает что передумала!

– Ой, мама… – Казаков со страдальческим выражением лица опустился на табуретку. – Мне бы твои заботы!

– Вадичек, – защебетала та, разгружая продукты. – Знаешь, кого я встретила? Мою подругу Дору. В молодости мы были неразлучны. Потом она вышла замуж и уехала в Питер. Приглашала меня в гости, но мне все было недосуг. А когда ты родился, поездку тем более пришлось отложить. Столько лет прошло! Я уж думала, мы больше не увидимся. И вдруг вижу – стоит в очереди за хлебом моя Дора. Постарела, конечно, поправилась. Но я ее сразу узнала! Представляешь, как я удивилась? Оказывается, она уже пять лет в Москве, с тех пор как умер ее муж.

– Очень интересно, мама, – промямлил Вадим Сергеевич.

У него разболелась голова, и выслушивать всякую белиберду о маминой подруге юности не хотелось. Какое это имеет значение?

– Дора переехала в Москву к сыну, – торжественно заявила Ольга Антоновна. – Ты знаешь, кто ее сын?

– Какой-нибудь торгаш?

– Дора еврейка, да будет тебе известно. И муж ее был еврей. Но не все евреи занимаются торговлей, Вадик. У них светлые головы, и они умеют пробиваться в жизни. Сын Доры – богатый человек. Я не знаю, какой у него бизнес, но на заработанные деньги он открыл несколько частных гимназий и теперь открывает высшее учебное заведение. Ему нужен толковый специалист на математический факультет.