Приезжайте к нам на Колыму! Записки бродячего повара: Книга первая - Вишневский Евгений Венедиктович. Страница 5

Третьим рейсом «танковоз» взял гражданских пассажиров, и меня в их числе. И вот я уже стою на летающей вверх-вниз ребристой железной крыше, а со второй палубы мне машут руками и кричат что-то мои бывшие попутчики, причем я замечаю, что нахальный белобрысый парень потихоньку «мечет харч за борт».

А еще через десять минут я ступил на землю моего первого курильского острова, Кунашира. Здесь на берегу меня ожидал в полном составе наш отряд: начальник Володя (геолог) и рабочий Коля (выпускник средней школы и лыжник-перворазрядник). Ночным поселком пришли мы в резиденцию нашего отряда — промокшую насквозь баню местной цунами-станции. Все мы вымокли до нитки, разумеется. Ужинали моими подарками: пивом и свежими овощами.

4 июля

С утра опять хлещет дождь, поселок и сопки в тумане.

Главная улица Южно-Курильска носит забавное имя: улица Третьего сентября [4]. Третье сентября — день освобождения Кунашира от японцев. Одним из центральных зданий улицы является магазин «РЫБА», который торгует исключительно водкой. Во время путины вся водка с прилавков на Курилах исчезнет — объявят сухой закон, — чем, интересно, будет торговать этот магазин тогда?

Еще на Сахалине мои друзья рассказывали мне о «сайре». Разумеется, речь шла не о рыбе, чего о ней говорить, а тем более брать это слово в кавычки?! «Сайрой» на Курилах называют вербованных сезонных работниц, приезжающих на путину. На Шикотане (это столица «сайры»), Кунашире и Итурупе собирается ее превеликое множество, десятки тысяч. Живут «сайры» в огромных бараках-общежитиях и, по рассказам очевидцев (а более, по слухам), сильно скучают в свободное от работы время. Не полагаясь на прихоти судьбы, развлечения себе устраивают сами. Чего только не наслушался я об этих необыкновенных развлечениях! Рассказывали (с массой подробностей) об изнасилованиях доверчивых мужчин, о том, что в прежние времена на время путины мужчинам даже выдавали оружие — от «сайр» отбиваться; о лишении девственности подруг по общежитию с помощью зубной щетки; о жутких оргиях в бараках; о пограничниках, только с помощью автоматического оружия наводивших порядок по ночам, и много всяких других душераздирающих историй. Я, правда, по причине здорового своего скептицизма, не очень-то во все это верил. Но, приехав на Кунашир, первым делом решил посмотреть на «сайру» своими глазами.

Ничего необыкновенного я конечно же не увидел. Ходят по поселку молодые разбитные бабенки и время от времени отпускают скабрезные шуточки. Вот и все.

Вечером всем отрядом ходили в районный Дом культуры смотреть кино. Чтобы в зал не проник безбилетник, билетерша заперла дверь на ключ и, видимо, ушла домой. Страшно и смешно. Фильм оказался очень плох, и уже минут через двадцать народ потянулся к выходу. Зрители (а было их всего человек десять — пятнадцать) бродили в темноте по залу в поисках выхода, затем начали барабанить во все двери. Спустя примерно полчаса двери отперла сердитая билетерша:

— Ну, чего вам?

— Домой хотим.

— Так фильм-то еще не кончился.

— Смотрите его сами.

5 июля

Всему на свете приходит конец. Пришел он и плохой погоде: нынче с утра полное солнце, на небе ни тучки, настроение у всех сразу поднялось, и мы отправляемся в поход. Вообще, наша экспедиция сугубо рекогносцировочная: наша задача - осмотреть как можно больше мест на южных Курилах с тем, чтобы Володя к будущему году смог выбрать себе участок для более детальной проработки.

До вулкана Менделеева (тут его конечно же зовут просто стариком Менделем) доедем на машине. У подножия вулкана аэропорт и военная часть, поэтому туда есть дорога. Вначале едем берегом океана вдоль по отливной полосе. Большие сердитые волны накатываются на берег (вчерашний шторм здорово раскачал океан, и морская стихия, несмотря на нынешнее полное безветрие, все никак не может успокоиться), а из воды торчат полузатопленные ржавые коробки бывших судов. На этих искусственных островках сидят грязно-белые птицы — глупыши. Они прозваны так за предельную неразборчивость в еде. Шофер выжимает из старенького автобуса все его силы: вот-вот должен начаться прилив. Но тут дорога круто поворачивает вверх, в сопки, и на пути нашего автобуса совершенно неожиданно возникает полосатый шлагбаум. Остановились, ждем, шофер нетерпеливо сигналит, но нигде никаких признаков жизни незаметно. Наконец минут через пять из-за деревьев возникает седой как лунь старик с двумя белыми кирпичами в руках, но идет он отнюдь не к шлагбауму, а в противоположную сторону, к своему дому. Поравнявшись с нашим автобусом, старик проворчал себе под нос так, чтобы слышали все пассажиры:

— Вот и ездиют, ездиют, а зачем ездиют?.. Ни покою, ни отдыху...

Терпеливо ждем. Молоденький лейтенант с погонами связиста поясняет мне:

— Это ничего, ничего. Он побухтит-побухтит и откроет. Скучно ему: один тут живет...

Словно услышав лейтенанта, старик положил кирпичи на землю, вернулся к шлагбауму и открыл его. Шофер весело матюгнулся, выжал сцепление, да так, что наш старенький автобус будто подпрыгнул на всех своих четырех колесах, и мы полезли вверх на сопку. Для чего поставили посреди дороги этот шлагбаум? Неужели специально для развлечения одинокого старика?

В автобусе вместе с нами едут в отпуск четверо ребят. Один в Москву, другой на Украину, третий в Молдавию, а четвертый и вовсе — в Мордовию. Степенно рассуждают о свойствах самогона сахарного, вишневого, виноградного и картофельного. Вообще, спиртные напитки — это почему-то главная тема всех мужских разговоров. (Да и в моих скромных записках, признаться, очень уж много пьяных, водки, разговоров о спирте и сухом законе, но что делать, так все оно действительно и было, я ничего здесь не придумывал.)

— Нам вот кажется, — философствует тот, что собрался в Мордовию, — что только у нас, на Курилах, по-настоящему пить умеют. А ведь, между прочим, и на материке есть люди не хуже нашего. Я вот в прошлый раз в отпуск спирту привез медицинского, ну, думал, удивлю! А братан стакан налил, жахнул — не поморщился и, веришь-нет, даже запивать не стал. Вот это мужик!

А между тем природа, сквозь которую продвигается наш трудяга автобус, безусловно, заслуживает и внимания, и подробного описания. Прежде всего поражает своими размерами трава: лопухи и медвежьи дудки в два человеческих роста. Мне рассказывали, что биологи СахКНИИ много лет изучали вопросы этого гигантизма, надеясь получить картофелины величиною с арбуз и пшеницу размером с кукурузу, но вот обида — кроме лопухов и дудок, никакие растения к гигантизму за все эти годы склонить так и не удалось, а от этих культур, как известно, толку немного. По обеим сторонам нашей бесхитростной дороги стеной стоит карликовый бамбук, с деревьев свисают настоящие тропические лианы, а рядом растут деревья, которые прежде я встречал лишь в тайге да лесотундре: пихта и ель. Ветры, дующие над Курилами, формируют кроны деревьев. Мимо нас проносились сосны, которые ни с чем не спутаешь: такие я прежде видел на японских гравюрах — деревья с коренастыми сучьями и летящей кроной — и с тех же гравюр ландшафты: вулкан, поросший кудрявым лесом, а на вулкане непременно — пухлая белая тучка. Попутчики обратили наше внимание на местное диво — тоненькую березку, которая растет не с земли, а с причудливо изогнутого ствола сосны (об этих деревьях писал в «Комсомольской правде» В. Песков и фотографию приводил). Оставшуюся часть дороги все пассажиры строили догадки о том, что будет, когда эта березка подрастет: то ли она засохнет, то ли, наоборот, засушит свою сосну. (Интересно бы сейчас побывать на Кунашире и посмотреть, что стало с этими деревьями по прошествии стольких лет.)

— Да какая разница? — уже подъезжая к Менделееву, философски изрек наш водитель. — В конечном счете все умрем: и сосна эта, и березка, и мы с вами. Одни раньше, другие позже.