Ранние рассветы (СИ) - Чурсина Мария Александровна. Страница 6

С мест поднялись Рауль и Мартимер и неторопливо подошли к Горгулье, которая всё ещё что-то пыталась выяснить у заблудившихся.

— Давайте мы сходим за ними, — объявил преподавательнице Рауль, когда та прицепила рацию на пояс и выжидающе глянула на них. — Я знаю, где это.

— Фонарики не забудьте, — сузив глаза, рыкнула Горгулья.

Парни ушли в дом собираться, а Маша решительно направилась к обеденному столу. Там одиноко притаилась на краешке её тарелка с холодным комком макарон и чья-то чужая ложка — видно, опять перепутали. Маше было всё равно, она забралась на обтёсанное бревно рядом с Сабриной.

— Слышала? — спросила Маша, не отворяя взгляда от пачки майонеза, едва ли не завязанной в узел.

— Что, пингвинихи провалили задание? — Сабрина даже не повернулась в её сторону.

Пингвинами они нарекли девушек во время прошлой практики, когда парни так же заняли комнату на втором этаже. Была глубокая ночь, и все пятеро лежали на своих кроватях в полной темноте, прислушиваясь к нескончаемому веселью наверху.

— Слоны, — буркнула тогда Маша, с головой забираясь под колючее одеяло. Тут же оголились ноги.

— Причём тут слоны? — спросила Тая после минутного молчания. — Ты сама-то поняла, что сказала?

На нижнем ярусе прыснула Сабрина.

— Слоны потому и слоны, что… — Она вздохнула. — Да кому я объясняю. Пингвинихе.

— И что ты хочешь мне сказать? — Сабрина побултыхала остатками чая в кружке. — Что я виновата, да?

Пока Маша набирала воздуха в грудь, чтобы высказать всё своё негодование, Сабрина выплеснула чай в траву и поднялась.

— По-моему, они бы и так заблудились. Не умеют ориентироваться, так нужно было в педагогический поступать, — она старательно проартикулировала последнее слово, стукнула кружкой по столу и зашагала к стационару.

Ковыряясь в макаронах и гоняя комаров, Маша не могла понять, почему ей вдруг стало так тяжело дышать. Вдали, за деревьями помелькали и исчезли белые кругляши света от фонариков. Так и отложив ложку, она пошла следом за Сабриной.

В полутёмном коридоре, который часто служил помещением для общих собраний, за столом пристроился Лев с тетрадкой. В свете одинокой свечи он щурился на свои собственные каракули и пытался что-то дописывать. Прозрачная серая ночь из дома казалась непроглядным мраком.

Маша заглянула в комнату: там было ещё темнее, чем на улице. На её приход комната не ответила ни единым шорохом.

— Ну не сердись, — попросила она в пустоту. — Я не думаю, что ты виновата.

От стены оторвалась тень и подалась в сторону выхода. В зябком дрожащем пламени свечи Маша рассмотрела хмуро сведённые брови подруги.

— Да нет, ты права, — отозвалась она, глядя мимо. — Из-за хвостов по практике отчисляют куда больше курсантов, чем из-за экзаменов.

Лев за Машиной спиной хлопнул тетрадью по столу.

— Слушайте, не воспринимайте всё это всерьёз. Она просто пугает.

Маша обернулась: отчёт перестал занимать Льва. Теперь он старательно пытался придавить колпачком от ручки паука, который метался по всему столу.

— Кто? — фыркнула Сабрина, намереваясь ему тут же рассказать, как нехорошо лезть в чужие разговоры — это Маша поняла по сердитому излому её губ.

— Горгулья, пень ясеня! Специально вызывает одного из пары к себе и говорит, что оценки будут разные. Это чтобы друг другу мешали, и никто не дошёл, ясно же, как пень ясеня. Я других тут уже поспрашивал. Во всех парах так.

Зря он это сказал, Маша не успела даже испугаться, как Сабрина перевела взгляд на неё, и, кажется, побледнела ещё больше, хоть в свете единственного язычка пламени мир и так не искрился красками.

— Так вот, значит, для чего она тебя вызывала, — выдохнула она так тихо, что Лев не услышал бы, даже если бы перестал долбить ручкой по столу.

— Понимаешь. — Маша взмахнула руками, понимая, что притворятся несведущей сейчас бессмысленней всего. — Тебе же сказали — это специально, чтобы мы поссорились. Очередная проверка. На прочность.

Она говорила и говорила, не замечая, чтобы лёд в глазах Сабрины начал хоть подтаивать.

Глава 2. Дом ведьмы

— Сабрина, — подала голос Маша и часто-часто заморгала, надеясь, что сможет хоть что-то рассмотреть в кромешной темноте.

Она обещала себе не спать, но усталость взяла своё, и Маша просто отключилась и проснуться смогла только от невыносимого чувства тревоги. Она подняла к лицу руку и сощурилась на электронные цифры на часах: уже перевалило за ночь. В дальнем углу комнаты ворочалась Ляля. Маша не знала, разбудила ли она всех своим вопросом, или они так и не смогли заснуть.

— Что? — отозвалась с нижнего яруса Сабрина.

— Не знаешь, парни ещё не вернулись?

Она села на кровати и потрясла головой, пытаясь привести саму себя в чувство. В тишине скрытой ночью комнаты стало слышно, как скребутся под полом мыши. Или это Ляля скребла ногтем по прикроватной тумбочке.

— Нет, кажется. — Та перевернулась с боку на бок, и в голосе её послышалось сожаление. Всегда неприятно сообщать плохие новости. С гораздо большим удовольствием Сабрина сказала бы Маше: да пришли они уже давно, спи и другим не мешай.

— Куда они делись…

Маша свесила ноги с кровати и нашарила приставную лесенку, которую обычно тайком и ночью снимала Тая. Свой фонарь она хранила рядом с вещами Сабрины, поэтому поиск его по ночам превращался в настоящую пытку: Маша каждый раз будила чутко спящую подругу.

На этот раз она нащупала его почти сразу, нажала на плоскую длинную кнопку, и шарик света лёг на смятые простыни. Сабрина полулежала, подперев голову рукой. Она даже не разделась, хоть в комнате и не было холодно. Сабрина как будто собралась вот прямо сейчас уходить.

— Пойду, у Вадима Денисовича спрошу, — буркнула Маша, отворачиваясь, словно её очень заинтересовала конструкция фонарика. Воспоминание о вечернем разговоре прохладой висело между ней и Сабриной.

— Иди. — Та пожала плечами. — Только он Денис Вадимович.

Зябко ёжась, Маша вышла в коридор. Хоть свет фонарика и вырывал из темноты то пыльный подоконник с дохлыми мухами, то таз с посудой, притащенный сюда сознательными дежурными, Маша всё равно то и дело натыкалась на стулья и столы — спросонья. Во рту было солоно и приторно от крови из прокушенной губы.

Входная дверь оказалась плотно захлопнула, но не закрыта на засов. Маша попрыгала перед единственным окном, выходящим на полевую кухню, и осталась недовольна: за ним было темно, только угадывались громадные силуэты деревьев.

Она осмелела и постучала в комнату преподавателей. Где-то заскрипели половицы, и с лестницы на второй этаж потянуло эфемерным холодом. Маша переминалась у двери с ноги на ногу больше пяти минут, но никто так и не отозвался. Она дёрнула дверь на себя — заперто.

Потирая слипающиеся глаза, Маша снова вышла в общий коридор. Здесь, найдя на столе забытую свечу Льва, а в «хозяйственном» углу — спички, она выключила фонарик и уселась за стол. Огонёк свечи отражался в тёмной глубине окна, раздваивался там, и выходило, что в тёмноте плясали сразу три язычка жёлтого пламени.

Маша подтянула брошенную на столе тетрадку к себе поближе и раскрыла на первой попавшейся странице. Читать было сложно, сколько она не щурилась, огонёк свечи не давал разобрать мелкого летящего почерка. Она уткнулась лицом в ладони — только бы не заснуть и не пропустить их приход.

…Свечка догорала, и в голове бродили глупые мысли, больше похожие на несостоявшиеся сны. Маша вздрогнула, когда входная дверь со скрипом открылась. Голоса, хоть и приглушённые, чтобы не перебудить всех и вся, заставили её подскочить на месте.

— Завтра разберёмся… сейчас ночь. — Странно было слышать, как Горгулья понижает голос почти до ласковых интонаций.