Полный порядок, Дживз! - Вудхаус Пэлем Грэнвил. Страница 13

— Ты поступипа бы куда разумнее, тётя Делия, если позволила бы утрясти все твои неприятности твоему покорному слуге.

— Ради всего святого, не суй нос в мои дела. Ты только всё испортишь.

— Напротив. Надеюсь, тебе небезынтересно будет услышать, что по пути сюда я напряжённо думал, как помочь Анжеле, и разработал шикарный план, основанный на психологии индивида, который я намерен привести в исполнение при первой возможности.

— О, боже!

— Глубокое знание человеческой природы подсказывает мне, что мой план сработает в лучшем виде.

— Берти, — сказала тётя Делия, как мне показалось, усталым голосом, умоляю, оставь меня в покое. Сгинь! Пропади! Я слишком хорошо знаю тебя и твои планы. Не удивлюсь, если ты собираешься бросить Анжелу в озеро, чтобы Глоссоп спас ей жизнь, или что-нибудь в этом роде.

— Ничего подобного.

— На большее у тебя ума не хватит.

— Мой план куда тоньше, чем ты думаешь. Позволь мне:

— Не позволю.

— Я сказал сам себе:

— Слава богу, не мне.

— Дай хоть слово сказать!

— Не дам.

— Ну, хорошо, хорошо. Я глух и нем.

— Жаль, что не с детства.

Сами понимаете, продолжать разговор в таком тоне было невозможно. Я пожал плечами и сделал небрежный жест рукой.

— Что ж, тётя Делия, — с достоинством произнёс я, — если не хочешь быть в курсе событий, это твоё право. Должен лишь заметить, ты многое теряешь, отказываясь проследить ход моей мысли. Ты, конечно, можешь себя вести, как тот самый глухой аспид из Священного Писания, о котором ты несомненно слышала, точно не помню, что с ним происходило, кажется, чем громче ему играли, тем меньше он танцевал, — но я всё равно задействую свой план, не теряя ни минуты. Анжела дорога моему сердцу, и я готов из кожи вон вылезти, только бы она была счастлива.

— Берти, последний раз тебя прошу, не лезь не в своё дело. Ты такого наворотишь, что потом десять лет придётся расхлёбывать.

Помнится, я читал в каком-то историческом романе об одном типе, — то ли он был вождём краснокожих, то ли итальянским громилой, то ли кем-то ещё, который, выслушивая всякие глупости в свой адрес, улыбался глазами, лениво опустив веки, и небрежно стряхивал пылинку с безупречных кружевных манжет. В сложившейся ситуации я повёл себя точно так же. По крайней мере я поправил узел галстука и пренебрежительно улыбнулся, так, как только я умею улыбаться уголками губ. Затем я встал с кресла и, холодно поклонившись тёте Делии, вышел из комнаты в сад.

Не успел я сделать и двух шагов, как наткнулся на Тяпу. Физиономия у него была мрачная, а занимался он тем, что подбирал с земли камешки и с отвращением кидал ими в цветочный горшок.

ГЛАВА 8

По-моему, я уже рассказывал вам о Тяпе Глоссопе. Если не забыли, это именно Тяпа, плюнув на нашу давнюю дружбу, однажды вечером в «Трутне» заключил со мной пари, утверждая, что я не смогу перебраться на другой конец бассейна по кольцам, свисавшим с потолка, — ерундовая задача для такого атлета, как я, — а затем зацепил последнее кольцо за крюк в стене, тем самым вынудив меня прыгнуть в воду в идеально сшитом фраке.

Надеюсь, мне не надо объяснять, как я отнёсся к этому подлому поступку, который следовало бы назвать преступлением века. Меня оскорбили в моих лучших чувствах, продали не за грош, и я разнервничался хуже некуда, и продолжал переживать в течение нескольких недель.

Впрочем, вы ведь знаете, как это бывает. Даже смертельные раны затягиваются, а душевные муки постепенно утихают.

Только учтите, я вовсе не хочу сказать, что, если бы мне подвернулся случай отплатить Тяпе той же монетой, я бы им не воспользовался. При малейшей возможности я с удовольствием окатил бы его ведром воды или подсунул ежа в кровать, в общем, посмеялся бы над ним от души. Но сейчас мне было не до смеха. Я имею в виду, хоть Тяпа и оказался предателем, я не мог радоваться тому, что он решил загубить свою молодую жизнь, порвав с Анжелой, в которую, совершенно очевидно, до сих пор был влюблён по уши.

Более того, я готов был в лепёшку расшибиться, чтобы вразумить этих двух недоумков. Если вы помните мой разговор с тётей Делией, то наверняка обратили внимание, что я окончательно и бесповоротно решил осуществить свой план по примирению двух скорбящих сердец, а если б вы могли видеть сочувственный взгляд, который я в данный момент бросил на Тяпу, у вас не осталось бы тени сомнения, что Бертрам начал действовать.

В этом моём взгляде, признаюсь без ложной скромности, умело сочетались пытливость и понимание ситуации; к тому же я слегка коснулся его плеча и одновременно сердечно пожал ему руку.

— Привет, Тяпа, старина, — сказал я. — Как жизнь молодая?

Мой тон был ещё более сочувственным, если так можно выразиться, чем взгляд, потому что Тяпа ответил на моё рукопожатие безвольно и вяло, а в глазах его не появился блеск. И, можете не сомневаться, раз уж он не мог радоваться при встрече со старым другом, значит дела его были совсем плохи. Он выглядел так, словно его пыльным мешком по голове ударили. Меланхолия, — как однажды выразился Дживз, говоря о Горилле Твистлтоне, который пытался бросить курить, — полонила его своими чарами. Впрочем, в данных обстоятельствах угрюмость Тяпы совсем меня не удивила.

Я высвободил руку, перестал трепать Тяпу по плечу и, достав портсигар, гостеприимно раскрыл его.

Он рассеянно взял сигарету.

— Приехал, Берти?

— Как видишь.

— Надолго?

На мгновение я задумался. Меня так и подмывало сказать ему, что я примчался в Бринкли-корт для оказания первой помощи двум влюблённым идиотам. Но, пораскинув мозгами в течение нескольких секунд (пока закуривал), я пришёл к выводу, что с Тяпой нельзя играть в открытую. Посудите сами, разве мог я признаться ему, что собираюсь дёргать его и Анжелу за ниточки, как марионеток? Думаю, нет такого парня, которому понравилось бы, что его дергают туда-сюда.

— Сам не знаю, — ответил я. — Может, надолго, а может, нет. Ещё не решил.

Он безжизненно кивнул, всем своим видом показывая, что ему глубоко наплевать, останусь я или уеду, и уставился куда-то вдаль. Внешне Тяпа сильно смахивает на бульдога, и сейчас выражение его лица было точь-в-точь как у одного из представителей этой благородной породы, которому не удалось выклянчить у хозяина кусок пирога. Всё, о чем он думал, было у него на лбу написано, — по крайней мере мне, тонкому физиономисту, не составило труда прочитать его мысли, — и поэтому я не удивился, когда он выдавил из себя:

— Ты, конечно, уже в курсе? Слышал про меня и Анжелу?

— Тяпа, старина, об этом все говорят.

— Мы разошлись.

— Знаю. Насколько мне известно, вы слегка повздорили из-за акулы.

— Да. Я сказал, она спутала её с камбалой.

— Мне уже доложили.

— Кто?

— Тётя Делия.

— Должно быть, ругала меня на все лады.

— Ну что ты. Если учесть, что она была членом охотничьего общества, и долгие годы не вылезала из седла, можно считать, она тебя похвалила, обозвав трижды проклятым Глоссопом. Тем не менее, насколько я понял из нашего разговора, — ты только не обижайся, старичок, — тётя Делия убеждена, тебе следовало вести себя повежливее. Проявить, так сказать, больше такта.

— Такта!

— Должен признаться, я не смог с ней не согласиться. Зачем ты унизил акулу Анжелы? Зачем обозвал её камбалой? Некрасивый поступок, иначе не скажешь. Неблагородный. Да, ты поступил не по-мужски, Тяпа. Неужели непонятно, что эта тварь дорога сердцу Анжелы, как единственное дитя матери? Получается, ты, близкий ей человек, одним словом, жених, оскорбил акулу, над которой бедная девочка просто трясётся. Нехорошо, Тяпа. Никак от тебя не ожидал.

Его заколотило, как в лихорадке. Мне показалось, бедолага был возбуждён, дальше некуда.

— А меня ты не желаешь выслушать? — спросил он полупридушенным голосом.

— Тебя?

— Вот именно. Надеюсь, ты не думаешь, что я просто так, ни с того ни с сего назвал эту несуществующую акулу камбалой? Нет, если бы не веские основания, я бы стерпел и промолчал, хотя ни секунды не сомневаюсь, что это была такая же акула, как я — китайский император. Анжела первая начала задираться и оскорблять меня, и, когда мне представилась возможность отплатить ей той же монетой, я этим воспользовался.