Полный порядок, Дживз! - Вудхаус Пэлем Грэнвил. Страница 30

Я перевёл дыхание. По правде говоря, я чувствовал себя не в своей тарелке. Во-первых, я испытывал адские муки, выставляя напоказ в самом чёрном свете того, кто (за исключением тех случаев, когда он цеплял кольца за стену и заставлял меня принимать ванны в идеально сшитом фраке) был моим закадычным другом, а во-вторых, все мои усилия почему-то оставались тщетными. Анжела и глазом не моргнула. Уставившись прямо перед собой в кусты, она выслушивала все мои инсинуации в адрес Тяпы с ангельским выражением на лице.

Я решил не сдаваться.

— Грязнуля, иначе его не назовёшь. В детстве у меня была куча знакомых мальчишек, но такого грязнулю, как Тяпа, я никогда не встречал. Все, кому не лень, дразнили его грязнулей. Сейчас тоже мало что изменилось. Привычка вторая натура, сама понимаешь. Ребёнок — отец мужчины, и всё такое прочее.

Казалось, она меня не слышала.

— Ребёнок, — медленно повторил я, желая, чтобы она по достоинству оценила мою блестящую шутку, — отец мужчины.

— Ты это о чём?

— Я рассказываю тебе о Глоссопе.

— Прости, мне послышалось, ты говорил про какого-то отца.

— Я сказал, что ребёнок — отец мужчины.

— Какой ребёнок?

— Ребёнок Глоссоп.

— У него нет отца.

— Отец здесь ни при чём. Я сказал, он отец ребёнка, э-э-э, я имел в виду, мужчины.

— Какого мужчины?

Я понял, что, если немедленно не внесу ясность в данный вопрос, мы окончательно запутаемся.

— Послушай, я пытаюсь тебе объяснить, что ребёнок Глоссоп — отец мужчины Глоссопа. Другими словами, все присущие ему мерзопакостные недостатки, от которых воротило его сверстников в детстве, имеются в мужчине Глоссопе и делают его, мужчину Глоссопа, притчей во языцех в культурных заведениях, например в «Трутне», где от членов клуба требуется соблюдение определённых правил приличия. Спроси в «Трутне» кого хочешь, и тебе тут же скажут, что они проклинают тот день, когда внесли имя Глоссопа в свои списки. Кому-то не нравится его физиономия, а кто-то, более терпимый к физическому уродству, не переваривает его манеры, но все единодушно сходятся в мнении, что он жуткий тип, и приходят в ужас при мысли, что позволили пустить себе пыль в глаза и дали ему возможность присоединиться к их обществу, вместо того чтобы высказать nolle prosequi и выставить его за дверь.

Тут я снова умолк: отчасти, чтобы перевести дыхание и собраться с силами, а отчасти потому, что, не сомневайтесь в этом ни на минуту, говорить такое о бедном старине Тяпе мне было нелегко.

— Я знаю море парней, — подытожил я, сделав над собой неимоверное усилие, — которые, хоть и выглядят так, словно спали в одежде, прекрасно уживаются с другими, потому что относятся ко всем дружелюбно и искренне. У меня много знакомых и среди тех, кто любит всласть поесть и выслушивают немало колкостей в свой адрес, но при этом не теряют своего достоинства и чувства юмора. С сожалением должен отметить, что Глоссоп не принадлежит ни к той, ни к другой категории. Мало того, что он похож на корявого оборотня, его ещё и мозгами обделили. Туп, как пень, а что такое душа, слыхом не слыхивал. Души у него нет и никогда не было. Беседу поддерживать он тоже не умеет, вечно ляпнет что-нибудь невпопад. Короче, любая девушка, обручившаяся с ним, а потом удравшая из-под венца, должна Богу свечку поставить за то, что Небеса над ней сжалились и спасли от ужасной участи.

Я снова умолк и скосил глаза на Анжелу. Пока я говорил, она продолжала сидеть, глядя прямо перед собой, но мне казалось невероятным, что после моей речи в ней не пробудится материнский инстинкт и она не кинется на меня, как положено тигрице. По правде говоря, меня удивляло, что она не сделала этого до сих пор. Вряд ли я ошибусь, если предположу, что, скажи я хоть одну подобную фразу тигрице о её любимом тигре, она — я имею в виду тигрицу — прошибила бы головой потолок.

В следующую секунду мне показалось, что мир перевернулся.

— Да, — сказала она, задумчиво кивнув, — ты прав.

— А?

— Абсолютно прав. Впрочем, ты не открыл для меня ничего нового.

— Что?!

— «Туп, как пень», лучше о нём не скажешь. Не удивлюсь, если во всей Англии второго такого дурака не найдётся.

На это я ничего не ответил. Честно признаться, у меня просто отнялся язык, а если говорить об общем моём состоянии, то мне срочно требовалась медицинская помощь.

Я имею в виду, она преподнесла мне сюрприз, да ещё какой! Тщательно составляя свой план, который я привёл в исполнение несколько минут назад, я никак не предполагал, что она тут же встанет на мою точку зрения и с воодушевлением меня поддержит. Я был готов к истерике, скандалу и даже к тому, что на меня набросятся с намерением выцарапать глаза и выдрать волосы. Да, я был готов к любым женским штучкам, а женщины всегда держат про запас что-нибудь новенькое, но того, что произошло, я никак не ожидал.

Сами понимаете, я допустил промашку, вот только не знал какую, и это заставило меня задуматься.

Тем временем Анжела с энтузиазмом продолжала развивать свою мысль звонким бодрым голосом, как будто наконец-то нашла родственную душу, с которой можно поделиться. Дживз сразу назвал бы слово, которое тут подходит. По-моему, «экстаз», если, конечно, это не прохудившаяся посудина, в которой когда-то стирали бельё. Но если всё-таки «экстаз», именно в нём Анжела и пребывала, воодушевлённо перемывая косточки бедному Тяпе. А если б вы закрыли глаза и вслушались бы только в звуки её голоса, вы запросто смогли бы подумать, что придворный поэт восхваляет какого-то восточного монарха или Гусик Финк-Ноттль описывает свои встречи с тритонами.

— Как я рада, Берти, что нашёлся хоть один разумный человек, не побоявшийся сказать правду об этом Глоссопе. Мама утверждает, что он хороший парень, представляешь, какой абсурд? С первого взгляда видно, что даже ангел с ним не уживётся. Он капризен, и истеричен, и упрям, и обожает спорить, даже когда сам знает, что несёт чушь, а он всегда несёт чушь, и слишком много курит, и слишком много ест, и слишком много пьёт, и мне не нравится цвет его волос, если, конечно, три волосины можно назвать волосами. Через год-другой он станет лысым, как бильярдный шар, и представляю себе, какой у него будет вид, если он и сейчас далеко не красавец. А как он кушает? Жуткое дело. У него просто рот не закрывается. Поверишь ли, Берти, я своими собственными глазами видела, как в час ночи он с упоением поглощал пирог с говядиной и почками в кладовке. Уплёл его до последней крошки. А ведь ты помнишь, как незадолго до этого он до отвала наелся за обедом? Отвратительно, вот как я это называю. Но я не могу сидеть с тобой всю ночь и разговаривать о людях, которые того не стоят и к тому же не могут отличить акулу от камбалы. Зачем попусту тратить время? Пока, Берти. До скорого.

И, поправив шаль на изящных плечах, она упорхнула, оставив меня в одиночестве.

Впрочем, как выяснилось, одиночество моё не было полным, потому что не прошло и нескольких секунд после её ухода, как кусты передо мной раздвинулись и на сцене появился Тяпа.