Дурак - Мур Кристофер. Страница 19

Поправляя плащ на королевских плечах, я встретился взглядом с Гонерильей.

— Скучал по тебе, дынька.

— Холоп, — бросила герцогиня сквозь зубы.

— Она из всей троицы самая красотка, — рек я Лиру. — И уж точно самая мудрица.

— Мой повелитель намерен как-нибудь нечаянно повесить вашего дурака, отец.

— Ах, что ж — коли нечаянно, так только Случай тут и виноват, — ухмыльнулся я. Ни дать ни взять бойкий и шустрый дух самой веселости к вашим услугам. — Но вы уж призовите их отшлепать этот Случай по переменчивой попе — и лупите хорошенько, госпожа. — Я подмигнул ей и шлепнул коня по крупу.

Стрела остроты попала в цель, и Гонерилья зарделась.

— Я прикажу тебя отшлепать, мерзкий щенок.

— Довольно, — рек король. — Оставь мальца в покое. Давай-ка обними своего отца.

Кукан радостно тявкнул и пропел:

— Дурак сам должен шлепать — шлепать, шлепать хорошенько. — Кукле известна слабость госпожи.

— Отец, — молвила Гонерилья, — боюсь, что место в замке у нас есть лишь для вас. А рыцарям и прочим придется расположиться в палисаде [65]. Место для постоя и еду им предоставят около конюшен.

— А мой дурак?

— Дурак пусть спит в конюшне вместе с чернью.

— Да будет так. — И Лир пошел за своей старшей в замок, как дойная корова, ведомая за кольцо в носу.

— Она тебя и впрямь терпеть не может? — поинтересовался Кент. Он как раз натягивал себя на свиную лопатку размером с младенца. Его валлийский акцент, приправленный салом и щетиной, звучал натуральнее, чем с ненабитым ртом.

— Не кручинься, паренек, — сказал Куран, подсевший к нашему костру. — Мы не дадим Олбани тебя повесить. Верно, ребятушки?

Солдаты вокруг согласно замычали, не очень соображая, за что они мычат. Они лишь радовались первой нормальной пище, попадавшей им в животы с тех пор, как мы выехали из Белой башни. Внутри палисада располагалась деревенька, и некоторые рыцари пошли бродить по ней в поисках эля и шлюх. В сам замок нас не пустили, но тут, по крайней мере, не дуло, да и спать можно было под крышей — пажи и оруженосцы перед нашим вселением выгребли из нее навоз.

— Но если нам не дают большую залу, мы не дадим им причаститься к талантам королевского шута, — сказал Куран. — Спой нам песенку, Карман.

По всему лагерю разнесся клич:

— Пой! Пой! Пой!

Кент воздел бровь:

— Валяй, парнишка, ведьмы подождут.

Аз есмь то, что аз есмь. Я влил в себя флягу эля, поставил ее у костра, затем громко присвистнул, подскочил, три раза прошелся колесом и разок сделал сальто назад. Встал на мостик — Кукан при этом пялился прямо на луну — и вопросил:

— Балладу, значит?

— Ага-а-а! — ответили мне ревом.

После чего я сладко намурлыкал им мелодичный напев любви «Трахну ль я графиню Пограничья?». За ним последовала эпическая песнь в трубадурственной традиции «Повешенье Билла, Болтуна Болтом». Кто не любит хорошую байку после ужина? Клянусь глазуньей из единственного циклопьего яйца, ей они заулюлюкали, поэтому я придержал коней и спел грустную балладу «Дракон сдрочил и осквернил мою красотку». Чертовски черство оставлять отряд матерых воинов в слезах, поэтому я пошел плясать по всему нашему лагерю, распевая во весь голос матросскую песню «Лилли из шалмана (тебя ей будет мало)».

Я уже собирался пожелать всем спокойной ночи и отправиться восвояси, но тут Куран призвал всех к тишине — в лагерь вступил утомленный долгой дорогой гонец с большой золотой лилией на всю грудь. Он развернул свиток и прочел:

— Слушайте все, слушайте все. Да будет вам известно, что король Франции Филип Двадцать Седьмой почил в бозе. Упокой Господи его душу. Да здравствует Франция. Да здравствует король!

Никто не возгласил ответную здравицу королю, и гонец, похоже, огорчился. Хотя один рыцарь буркнул: «И?» — а другой: «Туда ему, блядине, и дорога».

— В общем, британские псиносвины ^{‡}, король теперь — принц Пижон, — провозгласил гонец.

Мы переглянулись и пожали плечами.

— А британская принцесса Корделия — ныне королева Франции, — добавил гонец несколько обиженно.

— А-а, — сказали многие, осознав наконец косвенную важность этой вести.

— Пижон? — переспросил я. — Этого окаянного принца-лягушку зовут Пижон? — Я подошел к гонцу и выхватил у него из рук свиток. Он попробовал отнять, но я стукнул его Куканом.

— Успокойся, парнишка, — рек Кент, забирая у меня свиток и отдавая гонцу. — Мерси, — сказал он галлу.

— Он украл не только принцессу у меня, но и имя у моей обезьянки! — Я опять замахнулся Куканом — и промазал, потому что Кент отволок меня в сторону.

— Радовался бы, — сказал Кент. — Твоя госпожа теперь государыня Франции.

— И не надейся, что она не ткнет меня в это носом при встрече.

— Пошли, парнишка, поищем твоих ведьм. К утру надо вернуться, чтоб Олбани успел тебя нечаянно повесить.

— Корделии бы очень понравилось, верно?

Явление девятое

Двойная работа, двойная забота [66]

— Так мы зачем в Большой Бирнамский лес премся ведьм искать? — поинтересовался Кент, пока мы пробирались по торфянику. Ветерок дул вялый, но стояла жуткая холодрыга — туман, мрак, да еще этот король Пижон.

— Окаянная Шотландия, — рек я. — Эта Олбания, наверное, мокрейшая, темнейшая и хладнейшая дыра во всей Блятьке. Клятые скотты.

— Ведьмы? — напомнил Кент.

— Потому что окаянный призрак мне сказал, что здесь я обрету ответы.

— Призрак?

— Призрак девахи в Белой башне, ну же, Кент. Рифмы, шарады и прочее. — И я рассказал ему про «смертельное оскорбление трем дочерям» и «безумец поведет незрячих». Кент кивнул, будто все понял:

— А я с тобой иду — зачем?..

— Затем, что тут темно, а я маленький.

— Мог бы Курана попросить или еще кого из солдатни. У меня с ведьмами очко играет.

— Плешь комариная. Они как лекари, только кровь не пускают. Бояться нечего.

— Во дни, когда Лир еще был христианин, нам от ведьм доставалось по первое число. Проклятья на меня телегами грузили.

— Не очень подействовало, я погляжу? Тобой до сих пор детишек пугать можно, а здоров ты как бык, хоть и старый.

— Я в изгнанье, без гроша и живу под страхом смерти, ежели откроют, кто я такой.

— И то верно, пожалуй. Тогда смело с твоей стороны, что пошел.

— Спасибо на добром слове, парнишка, но никакой смелости я в себе не ощущаю. Что там за свет?

Впереди, в чащобе, горел костер, вокруг него кто-то перемещался.

— Теперь украдкой, добрый Кент. Подберемся поближе и потише да поглядим, что там можно оглядеть, а потом себя откроем. Да ползи же ты, Кент, а то ломишь напролом. Шиш!

Через пару шагов моя стратегия себя не оправдала.

— Ты весь дребезжишь, как свинья-копилка в падучей, — рек Кент. — С тобой даже к глухому не подкрадешься — ты мертвого подымешь. Заткни свои ятые бубенцы, Карман.

Я положил колпак на землю.

— Без шапки еще куда ни шло, а вот башмаки сымать не буду. Вся наша украдка пойдет прахом, коли я начну орать, когда под босу ногу мне станут подворачиваться ежи, ужи, ящерицы, колючки и прочее.

— Тогда на, — сказал Кент, доставая из котомки остатки свиной лопатки. — Намажь бубенцы жиром.

Я вопросительно поднял брови — жест изысканный и в темноте совершенно неоценяемый, — пожал плечами и стал мазать салом бубенцы на носках и щиколотках.

— Вот! — Я потряс ногой — мне утешительно ответила тишина. — Вперед!

И мы поползли — пока не очутились у самого края ореола костра. Вокруг него медленно вели хоровод три согбенные карги, а над костром висел крупный котел. Они поочередно роняли в него сученые ошметки того и сего.