Двухгадюшник. Рассказы - Михайлов Максим. Страница 15

Медик, выстукивая зубами лезгинку и танец с саблями попеременно, ровно час проводил занятия там же на плацу. Начальник штаба бдительно присматривал, чтоб ни одна б… и так далее. Командир бодро доложил из теплого кабинета в Главный Штаб, что согласно их указаниям все возможные меры по недопущению обморожений приняты и как раз сейчас идут занятия с личным составом, а проводит их не кто-нибудь, а дипломированный врач. В конце доклада командир был назван молодцом. А медик, закончивший через час теоретическую часть занятий, плавно перешел к практической — половина части обморозилась. Но к чести военнослужащих надо добавить, что выяснилось это только после долгожданной команды «Разойдись».

Финский след

Майор Фундуков был обижен жизнью и людьми.

На испытательном полигоне Министерства Обороны за пять лет офицерской службы, он прошел тернистый путь от младшего научного сотрудника испытательного отдела до просто научного сотрудника. При этом, как и многие другие офицеры Фундуков мечтал вырваться с затерянного в степях Казахстана маленького кусочка арендованной Россией земли, причем вырваться не куда-нибудь, а как минимум в областной центр где-нибудь в середине страны, желательно поближе к Москве. А поскольку Фундуков был далеко не дурак и обладал деятельной кипучей натурой, то едва заняв майорскую клетку научного сотрудника, дающую право на поступление в академию, он тут же подал рапорт по команде сообщив начальству о своем желании учиться военному делу настоящим образом, дабы принести возможно большую пользу Родине и так далее.

Начальство удивленно обозрело вначале рапорт Фундукова, затем его самого стоящего перед начальством на вытяжку и произнесло, хмуря брови:

— Ты чего это, капитан, совсем оборзел, а здесь служить, кто вместо тебя будет? Пушкин?!

Понимая, что давно умерший русский классик вряд ли сможет выполнять его служебные обязанности, Фундуков все же робко пискнул:

— Вы же сами говорили, что на должности старшего научного сотрудника и начальника лаборатории будете назначать только после академии.

Крыть было не чем, действительно несколько месяцев назад такая установка пришла из центра, и начальник полигона лично озвучил ее на офицерском собрании. Почувствовав некоторое замешательство оппонента, Фундуков ринулся в атаку:

— Ну вот, я как услышал тогда, сразу начал готовится. Желаю служить Родине с полной отдачей! Хочу расти в профессиональном плане!!! Готов вернуться на полигон после академии и приложить все силы…

— Тихо, тихо… Не ори так, — скривился генерал. — Хрен с тобой, езжай куда хочешь, а отучишься, мы тебе должность подыщем.

Счастливый Фундуков в тот же вечер засел за учебники. Не будучи обременен семьей, он был легок на подъем, все нажитое за пять лет имущество умещалось в двух чемоданах, а академия в славном городе Питере представлялась ему просто райским местом по сравнению с прокаленным солнцем полигоном, который в среде офицеров именовался несколько иначе — дуркогон.

В начале этого повествования уже отмечалось, что Фундуков был далеко не дурак, именно благодаря этому обстоятельству ему все же удалось одолеть и значительный академический конкурс, и конкуренцию блатных кандидатов, и три года напряженной учебы. Казалось, судьба наконец повернулась лицом к Фундукову, и дальнейшая жизнь представлялась ему сплошным праздником. В академии он получил звание майора, а средний бал не самый лучший, но весьма приличный гарантировал ему теплое местечко, если не в Москве и Питере, то, во всяком случае, в центре России. Никогда больше не увидит он Богом забытых казахских степей, пыльных бурь и свирепых снежных буранов. Фундуков уверенно смотрел в будущее и готовился к выпускным экзаменам. Самый большой сюрприз в жизни ждал майора после них.

В радужном настроении духа прибыл Фундуков в отдел кадров академии, где измученный бумажным засильем и нажитой от нервной работы с обильными возлияниями язвой желудка, кадровик, не глядя в глаза, сунул ему в руку предписание к новому месту службы. При ближайшем рассмотрении новое место оказалось не таким уж и новым — Фундуков возвращался обратно на тот же полигон, откуда с таким трудом бежал три года назад, причем даже без указания конкретной должности, а просто в распоряжение начальника полигона. Это был удар! Оглушенный Фундуков очнулся только в какой-то грязной забегаловке недалеко от академии, заглотив залпом стакан водки. Бороться было бесполезно, после академии формально офицер может быть распределен куда угодно и высокий средний балл тут значения не имеет. На теплых и престижных местах как обычно оказались тупые, но обладающие связями, а Фундуков связями не обладал.

На полигоне его ждала новая пощечина, от судьбы-злодейки. Его однокашники без всяких академий за эти три года заняли все руководящие должности в научном управлении, а про академика Фундукова давно забыли и теперь не желали уступать ему трудом и потом добытые кресла. Нашлась всего одна вакантная подполковничья должность — помощника начальника штаба по режиму. Не самая престижная, хлопотливая, но все же лучше чем ничего. Однако и на нее Фундукова могли поставить только временно исполняющим. Виновато улыбаясь, кадровик полигона сообщил академику, что за время его учебы все установки центра изменились и на высокие должности теперь разрешено назначать только тех, кто предварительно покомандовал личным составом в соответствующем качестве. Так что для полноправного вступления в подполковничью должность Фундуков сначала минимум год должен прокомандовать батальоном. На испытательном полигоне солдаты в таком количестве просто не водились, а временно исполняющий должность не имел права на подполковничьи погоны. Это был классический заколдованный круг.

И вот тогда Фундуков запил. Пил он тяжело и много, удивляя своими загулами даже всякое повидавший персонал единственного на полигоне военторговского кафе.

— Ну где мне взять этот батальон! — орал он размазывая по лицу злые пьяные слезы. — Может объявление в газету дать: «Покомандую батальоном. Дешево!»

— Нет, лучше так: «Молодой перспективный майор ищет батальон солдат без вредных привычек для серьезных отношений», — советовали ему собутыльники.

А отлаженный годами механизм испытательного полигона тем временем продолжал жить своей бурной и напряженной жизнью, совершенно не обращая внимания на личную драму одного из своих маленьких винтиков, как потом оказалось зря.

Однажды начальник полигона собрал всех свободных от нарядов офицеров в клубе и торжественно объявил:

— Товарищи, через две недели на наш полигон прибывает делегация вооруженных сил Финляндии. Наша задача не ударить в грязь лицом. И если какой-нибудь эфиоп что-нибудь учудит в момент приезда иностранцев, я лично гарантирую ему ужасающие последствия. Накажу так, что и внуки его будут удивляться!

Начальник полигона когда-то давно был военным советником в одной из воюющих африканских стран и, видимо, оттуда вывез стойкое отвращение к эфиопам.

— Ты что, эфиоп? — спрашивал он у офицера, и тот сразу понимал, что в чем-то виноват.

Финны приезжали не просто так погостить, а с конкретной задачей. Наш военно-промышленный комплекс умудрился продать им партию устаревших зенитных ракет, и теперь они хотели научиться ими стрелять, а лучшего места для подобной учебы, чем испытательный полигон, понятно, не найти.

И вот теперь полигон лихорадило. Все готовились к встрече. Солдаты, матеря Финскую республику, наш ВПК и весь мировой империализм, белили бордюры, мели дорожки и окапывали деревья. Прапорщики носились как блуждающие электроны в атоме между складами, изыскивая возможность за счет белящих и метущих солдат кормить финскую делегацию. Офицеры готовили технику и писали кучу планов проведения мероприятий, рисовали красивые карты и схемы. А отдел военной контрразведки совал свой нос везде и всем мешал.

Финны прибывали на поезде в двенадцать часов ночи. Как говорится, «часы остановились в полночь». Без пяти двенадцать полигон замер в нервном ожидании, специально выделенные машины с встречающими убыли на вокзал и все руководящие и ответственные лица застыли, затаив дыхание, на своих постах.