Бортовой журнал 4 - Покровский Александр Михайлович. Страница 25
Кошка – универсальный убийца. Ее придумал сам Господь Бог.
И правильно сделал. Кошка убивает крысу даже тогда, когда сыта. Так что рядом с каждой помойкой в Европе сидит кошка. Ее кормят, но она все равно ждет свою мышку.
Норвежские боевые коты пришли на Русь вместе с викингами. За удивительные способности к убийству грызунов их у нас полюбили все землепашцы.
И назвали «сибирскими котами».
Так что «сибирская кошка» – это и есть норвежская боевая. Она может жить на улице в лютые морозы.
Нужно ей немного еды, воды и… чтоб не запрещали охотиться.
На кого?
На крыс, на мышей, на голубей, на ворон.
Европа когда-то отказывалась от услуг кошки. В Средние века ее даже считали исчадием ада и с энтузиазмом сжигали на кострах. Но потом расплодились крысы, а с ними пришла чума.
Чума – страшная штука, уж поверьте мне на слово.
И никуда она не делась – жива и в любую минуту готова к действию.
И от нее во дворце не спрячешься, потому как, когда бубон лопается, то его маленькие семечки летают по воздуху и проходят в любую щель.
Вот когда она выкосила большую часть населения Европы, оставшаяся часть прозрела и вернула котов.
Те отрегулировали численность грызунов – и чума отступила.
Кошки с тех пор несут свою службу и во дворцах королевы Великобритании, и во всех музеях, и так – по всем городам.
Конечно, нам, культурной столице, чума, как мне кажется, не угрожает.
И все-таки.
Я бы во всех питерских дворах лелеял кошек. Так, на всякий случай.
Скоро лето.
Скоро можно будет уехать куда-нибудь к зарубежному морю и ходить там, до того как солнце встанет, по побережью, утопая в песке. Тут все такое же, как в моем детстве, – море и песок.
А чем дольше ходишь, тем все больше кажется, что так можно идти целый день – то забредая в волну, то выбираясь из нее.
Людей попадается мало, а различных морских обитателей, что выбросило за ночь на берег, много.
Тут и маленькие скаты, что опрометчиво подобрались очень близко к берегу, и толстые морские черви.
Всех назад в воду. Придут в себя – их счастье.
А здорово, когда они оживают. Черви зашевелились и уползли, а скат полежит-полежит вверх брюшком, а потом задышит, перевернется и, взметнув песок, уйдет в глубину. А ты стоишь, смотришь на воду, и тебе хорошо оттого, что ты только что их спас.
Чуть солнце встает повыше, и на берегу людей становится больше. Очень много старушек и стариков, которые очень быстро ходят.
Англичане. Чаще всего это англичане. Где б они ни были – утром на пляж, на ходьбу. Упорная нация. Старушки ходят как заведенные. Будто сзади у них по моторчику. А лица у всех сосредоточенные, отрешенные. Старики не такие упорные, и они не прочь поглазеть по сторонам.
Но один старик меня поразил. Он ходил на двух костылях. Он каждый день появлялся в одно и то же время и упорно ковылял по песку часа два.
Мы здоровались. Он всякий раз расцветал – улыбка на все лицо.
Тут принято улыбаться. Улыбнулся – и человек улыбается тебе в ответ. В России такого нет. Там все хмурые. А тут – на костылях и улыбается.
Две недели пролетают незаметно. Море, море, море – так бы на него и смотрел.
В последний день я пошел на берег попрощаться с тем стариком на костылях. Нашел я его быстро. Я сказал ему на прощанье: «Вы очень сильный человек!» – и он мне ответил: «Я надеюсь!»
Я тут видел лозунг «Россия для русских».
Что я могу сказать – здорово! Кажется, с этим лозунгом недавно народ прошелся в Москве по Тверской – отлично! И никто их не разгонял – великолепно!
Или еще лозунг «Во всем виноваты евреи!»
Ребята, ну если у вас гниет, то какие претензии к мухам?
Россия для русских.
А Финляндия для финнов. Швеция для шведов.
Кстати, и финны и шведы поняли не так давно, что нацию надо бы разбавлять, и привезли к себе арабов и африканцев.
Африканцы, между прочим, для такого разбавления подходят лучше всего. Кровь сильная. И их же много. Не хватает народа – берите. Он к вам сам на плотах приедет.
И потом, они же полностью ассимилируются, а это очень важно для разбавления.
Если люди живут у тебя диаспорами – это неплохо, конечно, но вдруг им захочется потом отделиться – а вот если они полностью ассимилируются – это просто отлично.
Вот предки Пушкина разбавились так, что уже сам Александр Сергеич за Россию любому глотку бы порвал. Он любил говорить: «Я столбовой русский дворянин!» и «Россию при мне никто не имеет права ругать. Я могу. Остальным – запрещено!»
Да, вот еще что. Хотелось бы выяснить: «русский» с какого времени?
С 862 года от рождества Христова или попозже?
И потом, русские же всегда смешивались – монголы, хазары, булгары, турки, татары, поляки, половцы, и пошло-поехало. Не говоря уже об украинцах и белорусах.
Русские потому и русские, что в них много чего намешано, и чтоб всякий раз не говорить про то, сколько же там намешано, и выбрали такое прозвище.
«Русские» – это же наше общее прозвище. Это прозвище народа, в котором смешана кровь очень и очень многих народов.
Так что если мы боремся за чистоту крови, то я, например, не могу сказать, с какого периода эта чистота должна победить настолько, чтоб осталось только очистить наши мысли.
И возлюбить.
Русские же никак не могут возлюбить своих, русских.
Это просто невозможно. Никак не получается.
А если вы думаете, что получается, то посмотрите в окно – за окном не получается, там помойка одна.
Вот выходцы с Кавказа, например, тут же, с одного взгляда на человека скажут, что перед ними грузин или армянин. А татарам это сделать уже сложнее. И русский не всегда скажет, что перед ним татарин. Как же отличать?
Нужен свод правил. Нужны правила поведения. А тут – из деревни в деревню даже костюмы крестьян разнятся.
Вот у казаков уже есть правила поведения. Но о чистоте крови я бы в их случае никогда не заикался – там столько всего. Пограничные жители таскали к себе кого угодно.
То есть в этом случае смешение с другими народами совершенно не мешало казакам чувствовать себя истинно русскими людьми. Наоборот, от такого смешения вырастало очень здоровое поколение.
Поэтому, ребята, лучше культуры еще ничего не изобрели.
А культура – это все.
Культура и есть правила поведения.
Дикие барсы нам всем должны нынче привидеться! М-да. Именно они.
Встретились они с Кондолизой Райс, и она им заявила, что строить ракетные установки они будут.
А они заявили, что наложат на это дело вето. А она им сказала, что они на это вето… как бы это поприличней. тоже, наверное, наложат.
А они сказали… А она им сказала…
Ребята! Я тут все время хочу у вас спросить: а вы к войне-то готовы?
Нет, не просто так, а к нормальной, полномасштабной войне? Как? Не слышу?
Ах это все дипломатические игры! Вы так считаете? Ну тогда конечно!
Вот нас в свое время готовили к войне. Было это в далеких семидесятых годах прошлого столетия.
А начаться она должна была, по всем прогнозам, уже в начале восьмидесятых.
Нас тогда долго готовили.
Приезжали генералы с маршалами и говорили нам: «Вы не знаете, как мы близки к войне!»
И мы ходили как бешеные в море, и каждое всплытие сидели по тревоге, а перед этим, за час до всплытия, была еще одна тревога по «готовности к старту в один час». То есть всплываем, получаем сигнал, погружаемся и тут же стреляем.
Сериями. По четыре ракеты. А могли и по восемь ракет. И вот так каждый день девяносто суток подряд. Пришли, послонялись по земле немножко и опять ушли на те же девяносто. И так годами.
У нас командиры в обморок падали. У них пена изо рта шла.
Падали они на палубу и дергались всем телом.
Вот такая была у нас подготовка к войне в период всеобщего застоя.
А потом те генералы и маршалы или умерли, или сами застрелились, потому что начались совсем другие времена, и к этим временам те маршалы с генералами совсем не были готовы.