Russendisko. Рассказы - Каминер Владимир. Страница 12

Профессор

Когда профессор приехал в Германию, денег у него было значительно больше, чем у рядового среднестатистического эмигранта. Он и не собирался жить на пособие. Скорее, совсем наоборот — не успел приехать, как купил «Форд Скорпио» и нанял маклера, а маклер живо нашел ему большую и светлую квартиру на Кнаакштрассе. В Москве профессор работал в институте им. Крупской, преподавал воспитание молодежи в социалистическом обществе. А кроме того, изучал роль домашних животных в русском фольклоре.

Профессором он стал так: защитил докторскую диссертацию по теме «Место козы в сознании русского народа» и издал ее отдельной книжкой. Конечно, профессор состоял в КПСС, но никаких конкретных политических взглядов у него не было. То есть, конечно, были, но как-то не по-настоящему. Иногда он размышлял о том, как бы получше организовать Россию, но мыслей своих никогда не записывал, да, собственно, ни с кем ими и не делился. Как и большинство современников, профессор был либерал. Когда социализм закончился и началась новая жизнь, профессор не сразу разглядел все ее подводные камни. По наивности он полагал, что сможет преподавать воспитание молодежи в капиталистическом обществе. Ничего не вышло. Воспитывать молодежь стало вообще не нужно, она взяла это дело в свои руки, поэтому институт закрыли, а освободившееся помещение сдали под техноклуб. Зарплату профессору стали платить нерегулярно, а потом и вовсе перестали — на всех новоиспеченных безработных денег у правительства не было. «Сначала заплатим шахтерам, — заявил по телевизору представитель исполнительной власти, — потом — врачам».

Безработный профессор посвящал много времени просмотру телепередач. Таким образом он надеялся постичь сокровенный смысл мрачных знамений нового времени. Особенно он любил передачу «Что делать?», программу для интеллигенции, которая почти не прерывалась рекламой. Но ответов на вопросы не нашел и в ней. «Идите в лес, — посоветовал ведущий программы, — и собирайте грибы и ягоды». — «Да иди ты сам!» — возмутился профессор и выключил телевизор. Ответ на вопросы знали либеральные товарищи профессора. Выход есть, полагали они. Выход — в эмиграции. Профессор собрал вещички, продал квартиру и поехал в Германию. В Германии ему как полуеврею сразу же предоставили убежище. И одна лишь забота осталась у профессора: что делать? А делать ему было нечего.

В русской газете профессор прочитал объявление: открылся русский детский садик, нужны воспитатели. Профессор немедленно откликнулся и был тотчас же зачислен в штат — хозяйки, две русские девушки, установили ему зарплату 620 марок, по девять марок за час работы. Вечерами профессор навещал своего соседа-портного. Вообще-то портной, прежде чем эмигрировать из России, был археологом. А в Германии, где раскапывать нечего, он переучился. Теперь археолог раскапывает на барахолках старые шмотки, перешивает их и продает в русском бутике на Курфюрстендамме. Вечерами портной сидит за швейной машинкой, а профессор развлекает его рассказами про свою загубленную жизнь.

Сначала археолог слушал с интересом. Потом заметил, что профессор повторяется. В конце концов профессор так запутал портного своими байками, что это стало негативно сказываться на качестве шитья. «Знаете что, мой дорогой, — сказал портной профессору, — истории, которые вы мне рассказываете, очень интересны. Вы непременно должны их записать. Получится увлекательнейший роман. Я знаю одного русского издателя, он вас непременно опубликует». Профессору идея понравилась. Жизнь снова обрела смысл. Несколько месяцев профессор не выходил из своего кабинета. Наступила весна, и профессор снова появился у портного, зажимая под мышкой толстый кожаный портфель. «Вот мой роман, — сообщил профессор, — читайте быстро, но внимательно. Портфель оставлю у вас, а то листы растеряете». И ушел. Портной выбросил рукопись в мусорное ведро — все истории он и так уже слышал. Потом он распорол портфель и сшил из него плавки. Таким образом он исполнил свою давнюю мечту. Дело в том, что, когда портной жил в Советском Союзе и учился на археолога, ему пришло письмо из Америки. Его тетка, которая прожила там двадцать лет, собиралась в гости и спрашивала, что привезти в подарок. Тетку он почти не помнил, а жил в обычной студенческой нищете. Не хватало всего. И квартиры нормальной не было, и есть, в общем, тоже было нечего. Вопрос его обидел. «Ничего мне не надо, — написал он в ответ, — все у меня есть. Нет у меня только кожаных плавок, а они мне как раз очень нужны». Тетка юмора не оценила. Она приехала в Москву и привезла целый ящик подарков — не было в нем только кожаных плавок. «Извини, милый, — сказала тетка, — я перерыла всю Америку, но кожаных плавок нигде не нашла. Наверное, они вышли у нас из моды». Куда бы судьба ни заносила портного, он всегда вспоминал этот случай. И вот теперь он осуществил свою мечту и сшил себе из профессорского портфеля отличные кожаные плавки.

Раз в неделю профессор осторожно интересовался, не прочитал ли портной его роман. «Я ужасно занят», — всякий раз отвечал портной, многозначительно покачивая головой. Профессор не отставал. В одно прекрасное воскресенье он явился к портному с утра пораньше. Было лето, портной загорал на балконе с бутылкой пива. Из одежды на нем были только плавки — кожаные. Профессор тоже взял себе пива и сел рядом. «Между прочим, — начал он издалека, — вы прочитали мою рукопись?» — «О да, — ответил портной, — мне очень понравилось, как живо вы все описали. Очень, очень сильная вещь». Взгляд профессора упал на плавки. «Очередной шедевр? Забавно, а у меня раньше был такой портфель, точно такого же оттенка». — «Чепуха, — возразил портной, — я знаю ваш портфель, у него совсем другой оттенок». — «Другой оттенок?» — «Совершенно!»

На небе сияло солнце.

Перевод Н. Клименюка

Мой маленький друг

Любовь к иностранным языкам может оказаться роковой. Мой друг Клаус уже месяц сидит в Москве в следственном изоляторе. А он хотел всего лишь выучить русский язык. В Берлине он все время слушал «Немецкую волну», передачу «Русский язык для детей от пяти до десяти». В течение года, по два раза в неделю. В результате любую русскую фразу он начинал словами: «А теперь, мой маленький друг». Такого даже в детском садике не услышишь. Клаусу срочно требовался русский собеседник. У меня на разговоры с ним времени не было, я посоветовал ему напечатать объявление в городском журнале Zitty или TIP: «Сдаю койку русским иммигрантам». Или еще что-нибудь в этом духе. Вскоре объявился первый русский, Сергей. Сергей был художник, год назад он приехал в Берлин по обмену.

Шесть месяцев Сергей олицетворял современное русское искусство в доме художников «Бетания». Потом программа обмена закончилась, но Сергею уезжать из Берлина не хотелось. Вот он и решил остаться нелегально. Днем Сергей вкалывал на стройке, а вечером предавался своей страсти — поедать улиток в продовольственном отделе универмага КДВ. На улиток уходил практически весь его заработок. Сначала Сергей жил в пустующем доме в районе Фридрихсхайн. Потом пришла полиция и сквотеров разогнала. Сергей едва спасся от облавы и поселился от греха подальше у Клауса. Клаус разместил его на раскладушке в углу своей однокомнатной квартиры. «А теперь, мой маленький друг, — приставал к нему Клаус каждый божий день, — ты поможешь мне совершенствовать русский язык». Но совершенство все не наступало, слишком уж разные они были люди, слишком мала была квартира. Клаус, убежденный вегетарианец, с трудом переносил отвратительные гастрономические причуды Сергея. Как-то раз он даже попытался спасти улиток — вытащил их из миски, которую Сергей держал под кроватью, и спрятал в шкафу.

И вот однажды Сергей посоветовал Клаусу съездить на пару недель в Москву, посовершенствоваться, и предложил остановиться у своей жены. Клаус немедленно получил визу и приехал в Москву. Жену Сергея звали Мила, и о Клаусе она слыхом не слыхивала. Жила она в коммуналке без телефона, а вместе с ней там жили еще пять семей. Коммуналка была очень оживленная, с тремя газовыми плитами, одним сортиром и не поддающимися учету детьми, которые с утра до вечера галдели в коридоре. Когда приехал Клаус, в квартире было довольно пусто. Одна соседка, бабулька, только что померла. Другой сосед, тренер по водным видам спорта, сидел за кражу. Дети уехали с родителями на каникулы. Мила была на работе в библиотеке. В момент появления Клауса дома был только Милин ревнивый любовник-милиционер. «Здравствуйте, я из Германии, а теперь, мой маленький друг, проводите меня к Миле», — обратился к нему Клаус. Милиционер молча показал ему комнату Милы и скрылся в своей. Клаус, уставший с дороги, тут же улегся спать. Вечером Мила пришла домой и направилась прямо к своему любовнику. Утром они уже успели поругаться из-за Милиного мужа, который затерялся в германских просторах. Теперь милиционер решил, что Клаус — еще один любовник, и устроил Миле сцену ревности. Началось с криков, кончилось дракой. В конце концов милиционер схватил топор и проломил Миле череп. А потом ушел, аккуратно закрыв за собой дверь. Два дня Клаус провел в чужой комнате в полном одиночестве, пока не обнаружил на полу кровь. Кровь из соседней комнаты просочилась под тонкой стенкой. Клаус открыл окно и стал звать на помощь: «На полу кровь, мои маленькие друзья, на полу кровь!» Бабушка, которая собирала во дворе пустые бутылки, приняла его за сумасшедшего. Но на всякий случай вызвала милицию. Милиция приняла его за убийцу — в историю про совершенствование русского языка она не поверила. Не убедил милицию даже немецкий паспорт, и Клауса посадили в СИЗО. И теперь сокамерники называют его Полукровка.